Суицид или стоицизм. Почему цензуре не нужно бороться с самоубийствами

Иллюстрация: Антон Ярош
25 февраля 2016

Мир в огне. По данным Всемирной организации здравоохранения, каждый год в мире восемьсот тысяч человек (800 000) совершают суицид. В эту статистику не включены случаи неудавшегося самоубийства; согласно ВОЗ, суицид занимает второе место среди причин смерти людей в возрасте от пятнадцати до двадцати девяти лет. Среди самых распространённых на Земле орудий, с помощью которых можно убить себя, — инъекции пестицидов, удавка и огнестрельное оружие. Тем временем в России цензурные ведомства вроде Роскомнадзора запрещают всё, что хоть как-то похоже на слово «суицид», хотя в этом совершенно нет смысла, и это только усугубляет ситуацию. На днях из книжных магазинов стали изымать популярную книгу «50 дней до моего самоубийства», помогающую подросткам отказаться от суицида. Мы разобрались в происходящем.

В сентябре 2015 года одна саратовская школьница поссорилась с родителями и сделала кое-что по некоторым причинам, сообщил саратовский портал «Родной город», подчеркнув, что журналисты «разобрались во всех подробностях произошедшего». Благодаря злобным близнецам Роскомнадзору и Роспотребнадзору мы так никогда и не узнаем, что случилось с той саратовской школьницей. Зато мы точно знаем, что случилось со студенткой Виолеттой из Татарстана — она отравилась.

По словам матери, шестнадцатилетняя Виолетта из села Большое Афанасово всегда была «всем довольна и счастлива». Она училась в Нижнекамском техникуме нефтехимии и нефтепереработки, у неё были друзья — в целом, всё шло неплохо. Но однажды вечером Виолетта пожелала родителям приятных снов, легла в свою кровать, а утром не проснулась. Медики до сих пор не могут понять, чем именно она отравилась, но это определённо было самоубийство. Местные следователи и журналисты никак не могли разобраться, что могло случиться с шестнадцатилетней девочкой из Татарстана, им удалось найти только одну зацепку — в социальных сетях девочка указала, что её любимая книга называется «50 дней до моего самоубийства».

Ещё недавно «Комсомольская правда» называла молодую астраханскую писательницу под псевдонимом Стейс Крамер «Стейсом Кремером» и даже не замечала своей ошибки. Сегодня допустить такую оплошность было бы уже просто неприлично: книга Крамер «50 дней до моего самоубийства» — одна из самых популярных книг для подростков в России. Издательство АСТ продало около восьмидесяти тысяч экземпляров, а в интернете её прочитали два миллиона подростков. На днях в АСТ поступил звонок из башкирского книжного магазина: выяснилось, что бестселлер изымают из продажи, — Роспотребнадзор посчитал, что эта книга пропагандирует суицид, употребление наркотиков и алкоголя, поэтому на ней должна быть маркировка «18+», а не «16+», как сейчас. Это значит, что роман должен быть запечатан в плёнку, а у покупателей на кассе должны спрашивать паспорт, как при покупке сигарет.

«50 дней до моего самоубийства» часто фигурирует в новостях о подростковых самоубийствах как «странная книга», которую счастливый и весёлый ребенок читал, а потом решил пойти и убить себя. Хотя дело, конечно, совсем не в этом — сама книга суицид не пропагандирует.

I.

Сначала этот текст появился на сайте «Проза.ру» — это была обычная проба пера астраханской девочки-подростка. Но роман стал настолько популярен, что издательство решило напечатать его на бумаге. В итоге он попал в десятку самых покупаемых книг 2015 года. На обложке романа — девушка с синими волосами. Она сидит на корточках и смотрит куда-то вдаль. Именно так представляют себе главную героиню большинство читателей. На самом деле, девушка с обложки — редактор «АСТ», которая была среди тех, кто работал над выпуском этой книги. Сегодня к ней во ВКонтакте каждый день стучатся тринадцатилетние девочки и рассказывают, как им помогла эта книга. Дело в том, что ни Роспотребнадзор, ни журналисты, кажется, не осилили роман до конца и не узнали, в чём же его суть.

Если в двух словах, то дело обстоит так: шестнадцатилетняя Глория — обычный американский подросток, у неё есть подружка, первая красавица школы, и мальчик, которого она любит, но который не отвечает ей взаимностью. И вот, на Глорию вдруг обрушивается целая гора проблем: родители собираются разводиться, бабушка завела себе молодого любовника, а сама девочка страдает от неразделённой любви и подростковых комплексов. В итоге она решается на суицид, но даёт себе пятьдесят дней на раздумья, убегает из дома и ввязывается в дурную компанию. Там она пробует алкоголь и наркотики, но от них ей становится плохо. Постепенно она учится отвечать за свои поступки, взрослеет и начинает жизнь с чистого листа. Зло наказано, а неуклюжий подросток наконец находит своё место в мире. И не прибегает к суициду.

— Мне каждый день пишут девочки, которые прочитали эту книгу и остались от неё в полном восторге, — говорит мне девушка с обложки, Ксения Секачёва. — Я заглядываю на их странички — это очень милые и симпатичные подростки. Но, как любым подросткам, им кажется, что их не понимают родители или одноклассники. Так вот, они постоянно благодарят нас за эту книгу, говорят, что она подтолкнула их на какие-то активные действия, научила больше ценить свою семью. Я ездила в Астрахань встречаться с автором этой книги — когда она написала «50 дней до моего самоубийства», ей было шестнадцать, а теперь уже девятнадцать, она учится на врача. И, да, естественно, она жива и здорова. Иногда кажется немного закрытой, но у неё есть отличные друзья, да и в семье всё в порядке. В романе она просто описала проблемы любого подростка, может быть, немного утрированно. Но там нет откровенных сцен, и не встречается даже ни одного матерного слова. И, между прочим, все герои получают наказание за своё плохое поведение, а по закону, если за аморальные поступки герой оказывается наказан, это не считается пропагандой. Кстати, многие фанатки книги признаются мне, что раньше не любили читать, а после этого романа наконец начали. Девочкам в тринадцать лет часто не интересен Грибоедов, которого проходят в школе. Подросткам хочется читать не про кого-то, кто жил давным-давно и говорил на каком-то средневековом языке, а про самих себя. Тем более что учителя в школе часто учат не любить литературу, а ненавидеть её. В общем, претензии Роспотребнадзора не очень понятны. Самые откровенные сцены в этой книге выглядят в духе «они поцеловались, а потом переспали». Что, в шестнадцать лет кто-то не знает, что значит «переспали»? А если да, то это вообще нормально? Перед тем как мы выпустили эту книгу, её прочитали многие сотрудники редакции, которые вообще-то профессионалы в издательском деле. Они не нашли в ней ничего криминального, и многие дали её своим детям-подросткам. Роспотребнадзор утверждает, что была проведена некая экспертиза, но кто её проводил — совершенно непонятно. А у нас есть положительные рецензии от психологов, заслуженных педагогов. Даже Владимир Познер написал, что книга произвела на него впечатление своей искренностью и что она тонко отражает внутренний мир подростка. На самом деле, главная беда книги — это то, что на обложке есть слово «суицид». С Роспотребнадзором в этом плане очень сложно бороться. Недавно у соседней редакции в нашем же издательстве были проблемы из-за книги про нацистскую военную форму. Почему-то в ведомстве решили, что исследование военного обмундирования пропагандирует нацизм. Когда я выпускала книгу «Жена нацистского офицера» про жизнь еврейской женщины во время Холокоста, мы даже из осторожности заменили название на «Жена немецкого офицера», иначе, скорее всего, и тут бы прицепились.

С одной стороны, сотрудникам редакции выгодно защищать книгу, которую они сами выпустили. С другой, если зайти в любое интернет-сообщество, посвящённое роману «50 дней до моего самоубийства», там можно найти отзывы подростков, и по ним не скажешь, чтобы эта книга натолкнула их на какие-то опасные мысли. «Я хочу сказать этой книге спасибо, она помогла мне понять, что самоубийство — это не выход из проблем», — пишет пользователь под ником Дарт Вейдер. «Эта книга очень хорошая. Её прочитали все мои одноклассницы. Когда у меня были дни, полные неудач, я задумывалась о самоубийстве. Но после того как я прочитала книгу «50 дней до моего самоубийства», я поняла, что мои проблемы — это ничто по сравнению с проблемами, которые пережила героиня рассказа. После этого меня больше не посещала затея о самоубийстве», — пишет Галина Нестеренко.

Вообще в книгах о подростках суицид — очень популярная тема. В 2007 году у норвежского писателя Эрленда Лу вышла книга «Мулей»: в начале романа у героини гибнут родители, и она, впав в депрессию, отчаянно пытается покончить с собой. Причём Лу подробно описывает все способы: вот она идёт в магазин и выбирает верёвку, вот начинает скупать билеты на самолёты и производит статистические расчёты — сколько рейсов ей нужно, чтобы разбиться. Эта книга продаётся без всяких возрастных маркировок — видно, непонятное слово «Мулей» на обложке не вызвало у Роспотребнадзора никаких опасений, а дальше обложки никто не заглянул, как и в истории с романом Стейс Крамер. И это — те самые взрослые люди, которые с детства учили нас не судить книгу по обложке.

II.

В 2013 году Роскомнадзор запретил книгу психотерапевта Юрия Вагина «Эстетика самоубийства». При этом научную работу до сих пор можно скачать в интернете — такую возможность предоставляют около двух тысяч ресурсов. «Батенька, да вы трансформер» связался с Вагиным. Он сказал, что он этому запрету очень рад: «Когда подонки, подлецы, жулики и воры начинают запрещать твои книги, можно сказать, что жизнь удалась».

— Чтение о суициде никак не влияет на человека, — говорит психотерапевт. — В 90-х годах я проводил специальное исследование и выяснил, что в пять-шесть лет большинство детей уже знают как минимум пару способов самоубийства. Я даже собрал коллекцию советских мультиков, где всё это дело наглядно иллюстрируется. Например, попугай Кеша, утопив трактор своего друга Василия, идёт вешаться, делает петлю. Помните? Дети и так знают, что в теории каждый может самостоятельно прекратить свою жизнь, это знание — часть человеческой культуры, и без этого знания человек вряд ли может жить долго и счастливо. Ему важно осознавать, что в безвыходной ситуации есть способ уйти. Эта мысль заложена в культуре. Ребёнок приходит из школы и говорит: «Пап, нам столько задали, застрелиться можно!». И никто не обращает на это внимания.

По мнению Юрия Вагина, преувеличенное внимание российских ведомств к теме суицида — это своего рода возвращение во времена СССР. Дело в том, что у правительства есть убеждение, будто бы количество суицидов как-то зависит от социального благополучия, хотя, как говорит психотерапевт, это не так, самоубийство — феномен скорее микросоциальный. Так вот, в СССР, где, как известно, всё было во благо общества, человек, который хотел покончить с собой, как бы плевал в лицо государству — человек не может хотеть умереть в стране, где всё делается для него.

— Видимо, сейчас мы вернулись в те времена, — говорит Вагин,— и чиновники пытаются бороться с суицидом, как Министерство магии с Волан-де-Мортом — запретить произносить его имя, надеясь, что от этого он исчезнет.

Книгу Вагина запретили из-за содержащегося в ней раздела «Эстетика способа самоубийства» — по мнению Роскомнадзора, читатели могут воспринять подобную информацию как инструкцию к действиям.

— Я писал диссертацию по нюхальщикам — детям, которые нюхают клей, — вспоминает Вагинов. — Была такая теория, что они начинают использовать клей и ацетон как наркотики, когда узнают, что это в принципе реально. Я опросил пятьсот учеников разных школ и нашёл всего одну девочку, которая не знала, что в теории можно нюхать клей и получать от этого какие-то специфические ощущения. Остальные прекрасно всё знали, но не нюхали. То же самое и с суицидом. Если говорить о книге для подростков, то она может быть даже во благо — человек думает, что проблемы есть только у него, а оказывается, есть и другие такие люди, и они справляются. А чтобы предотвращать самоубийства, есть способы получше запрета названий — например, психологическая и психотерапевтическая помощь. Правда, в нашей стране с длинной историей карательной психиатрии люди неохотно к ней прибегают. Но и религия, кстати, хорошо помогает. Я вот спрашиваю у кого-нибудь: «Ты верующий?», он отвечает: «Нет». Я ему: «А самоубийство — это грех?», он говорит: «Да». Даже неверующие люди оперируют религиозными категориями, настолько это вжилось в сознание. А ведь сначала, когда первые апостолы пошли проповедовать христианство по Европе, люди целыми деревнями с обрыва кидались. Им говорили, что Иисус ждёт нас всех в Царствии небесном, они и мчались туда. И вот тогда-то проповедники и нашли лазейку, чтобы паства не разбегалась, — они сказали, что раз убийство — грех, то и самоубийство — тоже. А что, им же надо было на что-то жить, а какие могут быть подаяния от паствы, которая совершила массовый суицид?

III.

Пока Роскомнадзор и Роспотребнадзор наперегонки воюют с заголовками новостей и книжными обложками, в России в скорую помощь каждый день поступают по три-четыре вызова от родителей подростков, которые попытались покончить с собой или покончили. При этом, если верить исследованиям, 90% подростковых самоубийств происходят из-за неблагополучной ситуации в семье. О том, сколько самоубийств происходит из-за заголовков и обложек, никакая статистика ничего не говорит.

За январь 2016 года благотворительный фонд «Твоя территория», помогающий подросткам в трудных ситуациях, принял обращения от трёхсот двадцати трёх человек, и тридцать пять из них сказали, что у них есть мысли о смерти. Получается, примерно один человек в день. В декабре подростков, думающих о суициде, было ещё больше — пятьдесят восемь. Как объяснила самиздату руководитель проектов фонда Наталья Лебедева, главную причину тут выделить невозможно — это могут быть семья или учёба. В последнее время подростки часто стали знакомиться друг с другом в интернете, и это тоже влияет на их психологическое состояние. В таких отношениях они сами придумывают много такого, чего на самом деле нет, и из-за этого у них отчасти теряется чувство реальности. Вживую общаться иногда бывает тяжелее, чем написать, но, общаясь с реальным человеком, мы лучше понимаем, что он чувствует к нам, правильнее считываем его реакцию на наши слова.

— Вообще, подростки — это люди, у которых в организме происходит серьёзная перестройка, и на психическом уровне они, естественно, тоже меняются, — объясняет Наталья. — Они начинают задавать себе фундаментальные вопросы: «Кто я? Какое место я занимаю в этом мире?». В это время перед ними стоят задачи, с одной стороны, отделиться и стать независимыми от семьи, с другой — найти своё место в мире сверстников. Это не всегда происходит безболезненно: приходится и там защищать свои права, и здесь отвоёвывать себе место, то есть всегда находиться в состоянии войны. Бывает так, что от сверстников подросток не получает того признания, которого хочет. И все происходящие перемены могут пугать подростка — он не всегда понимает, всё ли с ним нормально, происходит ли с другими то же самое. И в такой ситуации им очень нужен ресурс, на который они смогут опираться. Не обязательно говорить ему, что всё будет хорошо, иногда надо просто выслушать и сказать, что вы его понимаете. А если у него нет этой поддержки, и так продолжается очень долго, то могут возникнуть мысли о суициде. Я с трудом могу представить себе ситуацию, чтобы ребёнок жил в нормальной обстановке, у него всё было безоблачно, а потом он услышал и прочитал где-то слово «суицид» и пошёл покончил с собой. Конечно, когда пытаются запретить какую-то информацию, за этим стоят забота и страх, что с подростками может что-то случиться. Но ведь сегодня, несмотря на запреты, самую разную информацию можно получить откуда угодно, и проконтролировать каждый канал невозможно. Могут ли тогда запреты на упоминание того или иного понятия решить проблему глобально? Нужно предпринимать меры скорее для того, чтобы в семье была доверительная атмосфера. Чтобы, если ребёнок столкнулся с пугающей информацией, он мог обсудить её с родителями. Тогда он сможет научиться фильтровать информацию и реагировать на неё адекватно, осознанно относиться к тому, что он видит и читает. Герой книги, который задумывается о суициде, может как навредить ребёнку, так и помочь ему. Один подросток в отчаянии, и он воспримет действия героя как инструкцию к действию, а другой увидит, как тот справляется со своими проблемами, и сам научится справляться со своими. И здесь тоже важно, чтобы с подростком был тот, кто объяснит ему, как правильно воспринимать эту информацию, скажет: «Смотри, как героиня справляется». Конечно, есть информация, с которой нужно обращаться осторожно. Но важно решать суть проблемы, а не подходить формально. Нужно признавать, что в подростковом возрасте у людей действительно есть проблемы, это не блажь, даже если взрослому человеку они кажутся несерьёзными.

По мнению Юрия Вагина, главная проблема подростков — это избыточная стимуляция их активности со стороны взрослых.

— Меня приглашают в школы и спрашивают, что не так с подростками, почему они жить не хотят, — говорит Вагин. — Я прошу их принести методичку и вижу на первой же странице рекомендацию всеми возможными способами увеличивать ученический потенциал, расходовать творческий. Вот если у вас дома есть стиральная машинка, которая потенциально может стирать двадцать четыре часа в сутки, вам придёт в голову её так мучить? А если бы у машины была кнопочка, которая позволяет ей вывести саму себя из строя, машина бы её нажала? Суицид — это поступок человека, который находится в башне Всемирного торгового центра 11 сентября, кругом огонь, и он выпрыгивает из окна, потому что выхода больше нет. Я всю жизнь занимаюсь суицидами, мои клиенты — это не те, кому хочется умирать, они просто не могут жить, как живут. А подростки ещё и намного более зависимы, чем взрослые люди, они не могут сами выбирать себе модель поведения. Но если молодой человек внезапно покончил с собой, а до этого казался всем радостным, это значит, что его семья просто не заметила, что на самом деле у него происходило. Или он покончил с собой в состоянии аффекта — утром, например, у девочки всё было нормально, а потом её парень погиб, и она резко приняла решение. Но не бывает аффекта от того, что человек увидел слово «самоубийство», это уж точно.

Текст
Москва
Иллюстрация
Москва