«50»: Звуки-муки блюз

«Звуки Му» начали играть музыку, когда им перевалило за тридцать — в возрасте, когда приличным американским рок-звёздам уже положено лежать в гробу. Жили они настолько быстро, насколько позволял Советский Союз — а это не очень-то живенько, но местами задорно. Вместо наркотиков по большей части была водка. Секс присутствовал, но не особо, а рок-н-ролл воспринимался чисто умозрительно, без посещения концертов и живого соучастия. Молодую и задорную часть формулы рок-звезды советские герои грубо нарушили.

Пётр Мамонов совершил музыкальный каминг-аут в тридцать лет. Он позвал в гости Артемия Троицкого и робко спел ему свои первые песни. И только после одобрения будущего музыкального критика номер один в России решил, что игра стоит свеч и нужно собирать группу. Мамоновский коллектив собирался не по принципу «лучшие из лучших», а по-кумовски: все свои. Менеджером и бас-гитаристом «Звуков Му» стал Александр Липницкий — он взялся за свой инструмент в тридцать один год. В составе «Звуков» присутствовал сводный брат Мамонова Алексей Бортничук, успевший два года отсидеть на зоне. В места лишения свободы он попал за то, что несколько раз не явился на работу в бойлерную. Первое публичное выступление «Звуков Му» состоялось в 1984 году в актовом зале школы, из которой Липницкого и Мамонова в своё время со скандалом выгнали. Сцену с ними разделили Жанна Агузарова, Виктор Цой, Василий Шумов и ещё несколько молодых музыкантов. В зале на триста мест сидел цвет советской рок-музыки: Борис Гребенщиков, Сергей Курёхин, Андрей Макаревич и другие. «Звуки Му» были на десятилетие старше других музыкантов и зрителей. Прихиппованные Цой, Агузарова и Гребенщиков не особо нравились Мамонову, который однажды побил группу менее известных советских «детей цветов» палкой, выломанной из скамейки. Молодые музыканты были переполнены романтикой, трагедией и надрывом,  в то время как зрелые «Звуки Му» источали цинизм, демонстрировали отчётливые лысины и смахивали на эксгибиционистов, распахивающих плащ перед школьницами в парке.

Большая часть советских рокеров происходила из обеспеченных интеллигентских семей и потому имела доступ к американской музыке, которую впитывала каждым сантиметром своего тела, часто через посредство записей ужасного качества. Мамонов был сыном инженера и переводчицы со скандинавских языков, а отчим Липницкого был личным переводчиком Хрущёва и Брежнева. С одной стороны, они были типичным гражданами Советского Союза, с другой — были достаточно обеспечены, чтобы нарушать социальные нормы и не опасаться серьёзных тюремных сроков. К тридцати годам у Мамонова и его компании был приличный опыт пьянства, драк и тунеядства. Возраст, когда секс, наркотики и рок-н-ролл приводят звёзд к фатальному исходу — двадцать семь лет — был незаметно пройден, так как никакого рок-н-ролла у них не было — были только женщины, драки и водка. А вот когда им стукнуло за тридцать — тогда и начался у них рок-н-ролл.

Пока молоденькие Цой и Гребенщиков своими песнями распространяли романтический флёр и скромно, завуалированно пытались бунтовать через поэзию, — Мамонов транслировал ощущения человека, глубоко разочаровавшегося в обществе и любви. Он не ждёт перемен и не мечтает о золотом городе под небом голубым. Вместо этого он поёт о белой горячке, антисоциальном образе жизни и прагматических отношениях с женщинами. Непосредственно сексу, всему, что ему предшествует, и ощущениям после посвящены одни из лучших песен группы. В песне «Бутылка водки» образ женщины и вовсе сливается с образом водки — и это хорошо отображает циничное и чисто гедонистическое отношение к радостям жизни.

Женщины вообще подаются в песнях «Звуков Му» в очень прозаичном буквальном разрезе: пока герой сгорает от страсти, они — самые нужные ему существа на земле, а после — источник заразы, разлагающий элемент и настоящая беда для правильного советского мужчины. Мамоновская лирика переполнена похмельной депрессией, бесконечным сарказмом в адрес Советского Союза и людей, этот Союз поддерживающих. Лирический герой Мамонова не хочет расшатывать систему, не нужна ему и большая чистая любовь — ему и так хорошо, лишь бы его оставили в покое и не мешали предаваться «забытым наслаждениям» в угарных параллельных мирах. Вместо романтики «Кино» и «Аквариума» «Звуки Му» источали остроумный цинизм.

«Звуки Му» в кратчайшие сроки обрели широкую известность в узких кругах советского андерграунда. Первое время основными их слушателями были другие музыканты и посетители квартирников, в лучшем случае собиравших несколько десятков человек. Концертные турне и выступления во дворцах культуры пришли чуть позже и принесли только умеренную популярность: ни публика, ни советский режим не были готовы к дикой откровенности этих рокеров. Ситуация слегка изменилась в конце восьмидесятых, когда у «Звуков Му» начались зарубежные гастроли для более благодарной и открытой западной публики, однако к тому времени группа уже дышала на ладан и развалилась практически одновременно с обретением ощутимой популярности. Так что никаких «из грязи в князи», как в американской мифологии, у советских рокеров не вышло. Вторую часть рок-н-ролльной формулы, гласящую, что рок-звезда всегда окружена толпами поклонников, они тоже грубо нарушили, оставшись практически на уровне самиздата, а никакого не гламурного глянца.

Популярность, пусть и скромная, которую обрела такая диковинная музыка — во многом заслуга Александра Липницкого. Липницкий был крайне бесхитростным басистом и, чтобы не сбиваться во время своих партий на репетициях, завёл толстую тетрадку. В ней было прописано, в какой последовательности и с какой силой нужно зажимать струны. Но в качестве менеджера он проявил себя крайне удачно. Он дружил со всей питерской рок-тусовкой и во многом поспособствовал тому, что музыканты из Питера и Москвы в итоге оказались одним музыкальным течением. До прихода в группу Липницкий был профессиональным фарцовщиком и специализировался на подпольной торговле антиквариатом, по большей части иконами. Необходимую группе аппаратуру он часто выменивал на эти самые иконы — и их же продавал, чтобы записывать первые альбомы «Звуков Му». С другой стороны, менеджерский талант Липницкого проявлялся в том, что ему удавалось организовывать Петра Мамонова, который, раскрыв свой музыкальный талант, начал вести себя в жизни ещё более дико, чем на сцене: уходил в запои, пропускал репетиции и раз за разом проваливал попытки записать альбом.

Лысый, потный, беззубый и с громадным шрамом от заточки на груди, — Мамонов никак не был похож на рок-звезду, скорее на спившегося слесаря или разнорабочего, приодевшегося по случаю какого-то официального события. Когда он был трезвым, то вёл себя достаточно скромно и даже застенчиво, заикался и не особо ладил с женщинами. Всё это, правда, менялось, когда он попадал в центр внимания и начинал лицедействовать и играть, — тогда он был самым харизматичным персонажем в любой тусовке и в любом помещении. 

А уж на сцене перед зрителями он творил настоящий ураган, сравнимый разве что с Джеймсом Брауном и Джими Хендриксом, — но гораздо более уморительный. Ну а в Советском Союзе его музыкальному перформансу не было даже приблизительных аналогов. С юности Пётр Мамонов был выдающимся танцором и зарабатывал себе стаканчик портвейна тем, что танцевал твист и рок-н-ролл для дворовых мужиков, играющих в домино. Возраст и изобилие вредных привычек никак не сказывались на его энергетике и бешеном сценическом драйве — в танце и кривляниях он будто бы сжигал всё дурное, что копилось в его организме, и горел северным сиянием с его космическими и непредсказуемыми преломлениями света и цвета. К сожалению, качественных записей его выступлений практически не осталось, но благодаря тем, что есть, мы можем приобщиться к этому языческому действу. Электрическими импульсами, исходившими из его тела, Мамонов спокойно мог бы обеспечить целый микрорайон.

Когда в 1989 году «Звуки Му» впервые появились на телевидении, аудитория программы «Музыкальный ринг» испытала серьёзный когнитивный диссонанс. Люди ждали рок-н-ролла, не зная, что настоящий рок-н-ролл может исполнять лысеющий мужчина с земляного цвета лицом, а само исполнение может каким-то бессознательным образом неумолимо наводить на мысли о сексе. В Советском Союзе, говорят, секса не было, — и Мамонов не спорил с этим в открытую, но буквально сочился этим самым сексом.

«Звуки Му» не очень-то владели своими музыкальными инструментами, а Мамонов, строго говоря, не умел петь и не отличался выдающимися вокальными данными. С технической точки зрения музыка «Звуков Му» очень простая и незатейливая. Если бы её исполняла какая-то западная группа, лишённая советской магической энергетики, она точно затерялась бы в сотнях аналогичных записей того времени. Кроме того, по ряду причин, основная из которых — крайне сложный и неуживчивый характер Мамонова, у группы так и не осталось ни одного по-настоящему шедеврального альбома. Так что и третья часть формулы настоящей рок-звезды «Звуками Му» была нарушена.

Безыскусность и простота не помешали «Звукам Му» записать основной рок-документ советской эпохи — альбом «Простые вещи».

Как поэт Пётр Мамонов максимально раскрыл себя через много лет после того как разогнал канонический состав «Звуков Му». Большая часть ранних песен группы были написаны разом за короткий промежуток времени, когда Мамонов расстался с очередной возлюбленной, требовавшей от профессионального тунеядца и хронического разнорабочего ощутимых материальных благ, и закрылся в небольшой квартире на окраине Москвы. К тридцати годам у Мамонова не было ни профессии, ни работы, ни признания, ни понимания, каким должно быть его будущее, ни осознания, зачем было его прошлое. Он оказался в удушающей обстановке «совка», в котором за прогулы работы могли посадить в тюрьму, где жить надо было у всех на виду и где чёрных овец беспощадно наказывали за их черноту. Хотелось быть каким-то особым человеком, но чтобы быть не как все, нужно быть хоть каким-то — а кем он был, Мамонов не понимал. Поэтому Пётр решил не лепить горбатого, а просто и прямо изложил в своей поэзии, кем же он был фактически: циником, обшарпанным гедонистом, не очень добрым человеком с дьявольским чувством юмора и многослойной постмодернистской самоиронией. 

Это состояние и породило канонические легендарные стихи с простыми понятными названиями: «Бутылка водки», «Бойлер», «Хорошая песня», «Шуба-дуба блюз», «Красный чёрт» и так далее. Эти песни легли в основу репертуара «Звуков Му», исполнялись на концертах, но долгое время никак не складывались в альбом. Мамонов уходил в запой и срывал попытки записать альбом, а когда таки начиналась запись, не мог остановиться, постоянно был недоволен собой и музыкантами, хотел всё переделать и в итоге на всём ставил крест. В 1988 году, через пять лет с момента основания группы, Александру Липницкому удалось затащить Мамонова в самиздатовскую студию, а продюсеру Василию Шумову — вовремя сказать: «Стоп! Готово!» — и не позволить Мамонову наломать всё на этапе постпродакшна. Описание несносности мамоновского характера, злоключений музыкантов и других занимательных обстоятельств, сопутствовавших записи альбома, можно найти в книге Александра Кушнира «100 магнитоальбомов советского рока».

Музыка «Простых вещей» похожа на песенки сошедшего с ума пионерского отряда. Солист, будто поражённый расщеплением личности, искренне верит в коммунистические идеалы — но всем телом и всеми доступными ему средствами поёт гимн антисоветскому образу жизни. Из-за того, что пионеры всё-таки сумасшедшие, коммунистические догматы у них перевёрнуты с ног на голову. Вместо стройного тонкого голосочка мы слышим загробный (но очень искренний) голос, а вместо гимнов коммунизму — гимн простого человека с пониженной социальной ответственностью. Вместо оркестра мы слышим возрастных пионеров, сбежавших из музыкальной школы и захвативших в заложники музыкальные инструменты. Александр Липницкий время от времени сбивается с ритма на своей бас-гитаре, зато выглядит как настоящий Карабас-Барабас и придаёт звучанию «Звуков» какую-то особую любовность (во время настоящего акта любви ровный ритм держат только маньяки или порноактёры). Клавишник Павел Хотин, единственный участник группы, закончивший музыкальную школу, играет простые незамысловатые мелодии на синтезаторе, будто украденном из магазина «Детский мир», — но эти пассажи наделяют композиции «Звуков Му» ребяческой непосредственностью и почему-то заставляют улыбаться и понимать, что музыканты на полном серьёзе играют несерьёзную музыку. Это обезоруживает и напрочь отбивает желание придираться к музыке «Звуков Му». Гитарист Алексей Бортничук, неоднократно отсутствовавший на сцене из-за того, что чрезмерно принимал на душу в гримёрке, привносит в группу меланхоличность и мечтательность, наполняет её грёзами о запредельном и далёком. Барабанщик Алексей Павлов стройно держит ритм, делает простые и понятные барабанные сбивки, а иногда, вспоминая, что он — сумасшедший пионер, выдаёт издевательскую и уморительно смешную та-ра-рам-дробь.

Пётр Мамонов с юности был выдающимся лицедеем и страстным меломаном, но за гитару взялся уже в зрелом возрасте, а петь начал и того позже. Честно говоря, на гитаре он не научился играть и к шестидесяти, но твёрдо убеждён, что все эти выкрутасы на семиструнной — не его: он нашёл свой аккорд, зачем ему ещё что-то? Петь он не учился, но к своему неумению относился крайне серьёзно: тренировался и репетировал. Его нельзя назвать просто плохим музыкантом — отсутствие профессиональных навыков позволило проявиться чему-то гораздо более ценному, чем какая-то там мелодика и гармоничность. В его запевах мы слышим внутренний голос человека, который очень остро и много чувствует и переживает. Сложно обманывать самого себя: внутри мы разговариваем честно и без прикрас, если плохо — шепчем и стонем, если хорошо — кричим и гогочем. С выражением этих внутренних состояний у большинства людей большие проблемы — отсюда и манерность в разговоре, и надуманные интонации или, не дай бог, актёрская речь. У Мамонова же получилось петь так, как он чувствует, минуя цензуру бессознательного и отбросив желание кем-то казаться: что на душе — то и в микрофоне. На аудиозаписи одного пьяного разговора с Виктором Цоем Пётр раскрывает секрет такого пения: «Понимаешь, когда чуть выпил, или даже пил день, или устал, это всё равно не важно. Надо внутри себя закрутить, закрутить, закрутить. Знаешь, вот как грузовичок детский: заводят его, поставили, хуяк — он поехал». Этот мамоновский грузовичок сбивает со слушателей все цензурные установки, пробуждает жажду жизни и позволяет выдохнуть и стать самими собой — со всеми своими гаденькими мыслями.

В 1988 году Артемий Троицкий познакомил «Звуки Му» с английским музыкантом и продюсером Брайаном Ино. Ино руководил небольшим музыкальным лейблом, специализирующимся на экспериментальной музыке, и захотел записать альбом с кем-то из русских музыкантов. Для этого он приехал в СССР и стал изучать местную музыкальную тусовку. Очень быстро его выбор пал на «Звуки Му», и он решил спродюсировать им альбом, а впоследствии помочь с продвижением и гастролями на западе.

Брайан Ино до этого был участником британского коллектива Roxy Music, записями которого Мамонов и его друзья заслушивались взапой. Казалось, одного этого было достаточно, чтобы Пётр Николаевич с уважением относился к патронажу утончённого британца. Более того, Ино был продюсером и вдохновителем Дэвида Боуи, что придавало ему уж совсем культовый статус. Но Мамонова это всё не прошибло: он с подозрением отнёсся к продюсеру и перечил ему на каждом шагу. Во время сведения альбома в Лондоне Мамонов буквально отталкивал Ино от микшерного пульта и только на паре песен последнее слово оставил за ним.

Интеллигентный Брайан Ино просил у русских музыкантов их аутентичной и неподдельной дикости, а Мамонов хотел быть кем-то другим и настаивал, что должен звучать как Брайан Ферри, с которым Ино играл в Roxy Music. Сказались долгие годы, прожитые в Советском Союзе, где на людей давили и навязывали им, как правильно: при каждом удобном случае люди норовили покинуть систему и держали дулю в карманах. Попав в свободную и миролюбивую западную среду, в нежные руки творчески раскрепощённого Брайана Ино, «Звуки Му» растерялись и решили вести себя по привычной схеме «будь плохим, сопротивляйся системе». Мамонов вёл себя так, будто это был не полюбовный творческий процесс, а торговля на подпольном рынке: «Чего ты, иностранец, нам тут паришь, а ну давай сюда как у вас, чтобы как у англичан было. Что, думаешь, мы, русские, совсем того, ничего не понимаем, дураками нас выставить хочешь?» Брайан Ино не рассказывал, что и как кому играть, он просто хотел довести до ума всё сыгранное, по сути выполняя лишь опекунскую функцию. Но втихаря хлебавший из сумки водку Мамонов не мог допустить такой ситуации, мол, я решаю, когда мне да, а когда нет, не надо ля-ля!

Результатом такого взаимодействия стал альбом с нехитрым названием «Звуки Му», ровный и неубедительный, состоявший из набора лучших песен с предыдущих альбомов. Однако и такого результата хватило, чтобы о «Звуках» узнали на западе: вместе с выходом альбома в 1989 году Пётр Мамонов и компания отправились на гастроли по Европе и Америке. Впервые они почувствовали себя настоящими звёздами: в аэропорты за ними присылали лимузины, к ним относились с уважением и любовью, а выпивку ящиками приносили в гримёрку. Брайан Ино даже был готов записывать следующий альбом, но в сердце у Мамонова что-то надломилось. Он наконец добился того, о чём так долго мечтал, и добившись, резко сдал назад и распустил группу.

«Все сволочи. Все завистники. Все нехорошие. Все-все-все. Все-все-все нехорошие, никто меня не любит. Все-все-все хотят, чтобы я погиб. Все нехорошие, все сволочи. Никто меня нежного-удивительного не любит... Все так много едят, никто не слушает моих указаний... Все сволочи, все нехорошие, только я один, я один — very good. Я знаю, как действовать, я знаю, как всё делать, я знаю, как держать нож и вилку, как пользоваться вообще всем, я знаю, как всё поставить на свои места. Я только один хороший, я умный, я знаю, а вы все сволочи, все нехорошие, завистники, подлые объедалы. Эх, на шею сели. Сели, сидят и едут. У меня только я знаю, я хороший, а все нехорошие, я я я я, яяя».

Больше подробностей о жизни и приключениях группы читайте в книге Сергея Гурьева «История группы "Звуки Му"».