Пока церковники с дрожью в коленках ждали момента истины, а учёные всего цивилизованного мира пытались опровергнуть мрачные библейские пророчества об Апокалипсисе и приходе Антихриста, оказалось, что предсказанное уже давным-давно сбылось, просто никто этого не заметил, потому как дьявол вселился во всех нас. Эдвард Эдингер помогает разобраться в том, что же собственно произошло; называет дату, когда Антихрист узурпировал власть; показывает, почему Фауст — модель современного человека; и разъясняет, какое спасение предлагает его учитель и по совместительству пророк Эры Водолея, Карл Юнг.
Из трудов по истории и антропологии нам известно, что для поддержания своего функционирования обществу необходим действующий миф, который бы указывал отдельным его членам путь к религиозной жизни. И думающие люди в большинстве своём сходятся на том, что западное общество такой миф утратило — что представляет собой очень опасное положение вещей. В то же время каждый раз, когда разговор заходит об опасности, я вспоминаю строки из Гёльдерлина, которые любил цитировать Юнг:
Где опасность, однако,
Там и спасенье.
Думаю, что появление Юнга именно на этом конкретном этапе развития западного общества служит как нельзя лучшей иллюстрацией этих строк, ведь ход истории, который привёл нас к отсутствию мифологии, одновременно подарил нам и труды Юнга, открывшие возможность для совершенно нового мировоззрения, позволяющего воскресить утраченный миф. Юнг достиг более глубокого уровня психе, чем Фрейд, и обнаружил там то, что он назвал коллективным бессознательным.
В ходе своей клинической практики он осознал, что для подавляющего большинства пациентов старше тридцати пяти лет полное излечение не могло быть достигнуто без выработки религиозного отношения к жизни. Религиозность, о которой идёт речь, само собой, не имеет ничего общего с принадлежностью к тому или иному вероисповеданию. Юнг очень метко определил понятие религии как «понятие, обозначающее особую установку сознания, изменённого опытом нуминозного». Другими словами, религия — это следствие определённого опыта. Нуминозность, таким образом, можно определить как архетип, ответственный за возникновение религии; это богообраз, который — при условии переживания его на собственном опыте — генерирует религиозное восприятие. При этом совершенно не обязательно иметь веру, практиковать воздержание или приносить в жертву интеллект. Современный человек всё больше чувствует необходимость в этом опыте, потому как он утратил ту ориентацию, которую давала ему традиционная религия. И поскольку человек утратил веру в старый миф, он испытывает острую нужду в поиске нового.
Прежде чем рассуждать о подходящем мифе для современного человека, стоит задать вопрос: что такое «современный человек»? Юнг даёт ему очень детальное определение:
«Человек, которого мы называем современным, человек, сознающий непосредственное настоящее, — это отнюдь не средний человек. Скорее, это тот человек, который стоит на вершине или на краю мира: перед ним — бездна будущего, над ним — небеса, а под ним — всё человечество со своей исчезающей во мгле веков историей. Человек, достигший сознания настоящего, одинок. «Современный» человек во все времена был одинок, потому что каждый шаг к более полному сознанию отдаляет его от первоначальной мистической сопричастности стаду, от погружённости в общинное бессознательное. Каждый шаг вперёд означает попытку вырваться на свободу из материнского чрева бессознательности, в котором пребывает большинство людей. Даже в цивилизованном обществе люди, образующие — с психологической точки зрения — самый нижний слой, живут в состоянии бессознательности, мало чем отличающемся от такового у первобытных народов. Люди следующего за ним слоя живут на ступени сознания, соответствующего истокам человеческой культуры, в то время как представители высшего слоя обладают сознанием, отражающим жизнь нескольких последних столетий. И только современный в нашем понимании человек действительно живёт в настоящем; один он и обладает современным сознанием, и только он один обнаруживает у себя пресыщение образом жизни тех, более ранних ступеней. Ценности и устремления прошлых миров теперь интересуют его не иначе как с исторической точки зрения. Таким образом, он стал «неисторическим» в самом глубоком смысле, то есть утратил связь с историей и отдалился от большинства людей, всецело живущих в рамках традиций. В самом деле, он лишь тогда становится полностью современным, когда подходит к самому краю мира, оставляя за собой всё ненужное и преодолённое, и сознавая, что стоит перед Ничто, из которого может прорасти Всё.
Искренне принять современность — означает не меньше, чем объявить себя банкротом, дать обет бедности и воздержания, в ином смысле, и, что ещё более мучительно, отказаться от ореола святости, даруемого историей. Быть «неисторическим» — прометеев грех, и в этом смысле современный человек грешен. Более высокий уровень сознания подобен бремени греха. Однако, как я уже говорил, только тот способен достичь полного сознания настоящего, кто перерос стадии сознания, принадлежащие прошлому, и в достаточной мере исполнил обязанности, предписанные ему обществом. Чтобы совершить всё это, человек должен быть здравомыслящим и умелым в лучшем смысле слова, достигшим того же, что и другие, и даже немного больше. Именно эти качества дают ему возможность достигнуть следующего, высшего уровня сознания».
Юнг называет современного человека «неисторическим», имея в виду, что он более не следует традиции; его личность больше не поддерживается бессознательной идентификацией с религиозной, культурной или этнической группой; он одинок и лишён мифа. Когда подобная ситуация становится актуальной для большого количества людей, это создаёт проблему для всего общества. Любопытно, что христианский миф предвосхитил такое положение дел. Юнг говорит об этом в «Эоне» и отмечает, что христианский миф содержит в себе идею энантиодромии — превращения в собственную противоположность: высокого в низкое, холодного в горячее, и так далее. Это подтверждается тем фактом, что вслед за Христом должен прийти Антихрист. Юнг пишет:
«Дехристианизация нашего мира, сатанинское развитие науки и технологии, устрашающие материальные и моральные разрушения, оставленные Второй мировой войной, — всё это не однажды сравнивалось с эсхатологическими событиями, предсказанными в Новом Завете. Как известно, они сопряжены с приходом Антихриста. Апокалипсис переполнен ожиданием устрашающих событий, которые произойдут в конце времён, перед венчанием Агнца. Это ясно показывает, что христианская душа располагает твёрдым знанием не только о существовании врага, но и о том, что враг этот в будущем узурпирует власть».
Юнг подробно рассуждает о психологическом феномене Антихриста, следующего за Христом в христианском эоне, к концу которого мы подходим. Согласно астрологическому символизму, христианский эон соответствует Эре Рыб, так как точка весеннего равноденствия находится в этом созвездии. Первая рыба в созвездии ассоциируется с Христом, а вторая — с Антихристом. Юнг говорит:
«Точка пересечения эклиптики с меридианом, расположенная на хвосте второй рыбы, приходится примерно на XVI век — время Реформации, известное своим значением для западного символизма. Если обозначение Христа одной из рыб проинтерпретировать астрологически, его придётся отождествить с первой, вертикально расположенной рыбой. В конце времён за Христом следует Антихрист. Логично предположить, что начало энантиодромии приходится на середину пути между двумя рыбами. При непосредственном приближении ко второй рыбе начинается эпоха Ренессанса, а вместе с ней приходит и тот дух, кульминация которого наблюдается в нынешнее время».
Примечательно, что именно в это время — около 1500 года — возникает легенда о Фаусте, также относящаяся к символизму Антихриста. Согласно легенде, доктору Фаусту наскучила его бессмысленная жизнь, поэтому он решает вызвать дьявола и продать свою душу, выменяв её на магическое знание, удовольствия и власть. Помимо прочего, он получает силу вызывать персонажей греческой мифологии, включая Елену Троянскую. Но в итоге Фауст вынужден заплатить цену и отправиться в ад.
В течение последних пятисот лет эта история пересказывалась снова и снова в поэзии, прозе и музыке.
Один учёный даже написал книгу, в которой детально описал пятьдесят разных версий истории о Фаусте. В действительности же их намного больше. Пожалуй, самые известные — «Трагическая история доктора Фауста» Кристофера Марло (1592), «Фауст» Гёте (1832) и роман Томаса Манна «Доктор Фаустус» (1947), основанный на жизни Ницше.
Точно так же, как за фигурой Христа стоит исторический Иисус из Назарета, так и за мифологическим Фаустом стоит исторический доктор Иоганн Фауст (1480 — 1540). О нём мало что известно, но есть неоспоримые доказательства того, что он существовал. В частности, он был другом евангелического реформатора Филиппа Меланхтона, который верил в его способности. Считается, что он умер, пытаясь продемонстрировать перед придворной публикой свою способность летать. Как и в случае Христа, вскоре после смерти Фауста легенды о нём очень быстро затмили подлинную биографию, поэтому сейчас нам почти ничего неизвестно об историческом Фаусте. Однако для понимания данного мифа очень важно отметить, что Фауст был современником следующих людей: Мартина Лютера, Леонардо да Винчи, Парацельса, Христофора Колумба, Эразма Роттердамского, Николая Коперника, Андреаса Везалия и Никколо Макиавелли. Следовательно, все они, так или иначе, были участниками легенды о Фаусте. В XVI веке богообраз «упал с небес» в психе человека. В ходе этого падения богообраз подвергся энантиодромии, превратившись из Христа в Антихриста — развитие событий, задолго до этого предсказанное в Откровении Иоанна Богослова: «Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошёл диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остаётся времени». (12:12) С точки зрения юнгианской психологии, именно это и произошло в XVI веке. Разумеется, представители Ренессанса, Реформации и Научной революции вовсе не считали свои поиски дьявольскими; они все считали себя добропорядочными христианами. Они были всего лишь воодушевлены расширением человеческих знаний и возможностей и считали это полностью совместимым с христианской религией. Однако история показала, что они ошибались. С точки зрения бессознательного, всё выглядит совсем иначе: именно в этот момент в качестве компенсаторной фантазии оно создаёт легенду о Фаусте, которая сообщает нам, что в действительности имеет место сделка с дьяволом. Никто не замечал этого примерно до XIX века, когда некоторые чувствительные люди наконец начали осознавать, что с психе западного человека что-то не так.
Вордсворт (1770 — 1850) в одном из своих стихотворений, написанных в начале века, признаётся в ощущении покинутости и тоскует по язычеству:
Чрезмерен мир для нас: приход-расход
Впустую наши расточает силы.
Природе мы и чужды, и немилы:
Сердец опустошили мы оплот.
Грудь океана лунный свет зальёт;
Взовьются ветры с рёвом, легкокрылы
(Сейчас бутоны никнут их, унылы) —
Что толку? В нас — сплошной разлад, разброд.
Ничем нас не пронять. О Боже, мне —
Языческой религии забытой
С младенчества служить бы! По весне
Простор зелёный был бы мне защитой;
Мне б чудился Протей в морской волне
И дул при мне Тритон в свой рог извитый.
(1807)
В своей жизни Вордсворт действительно пытался справиться с утратой христианского мифа путём регрессии к языческому поклонению природе. Ещё одной чувствительной поэтической душой XIX века был Мэтью Арнольд (1822 — 1888). В свои юные годы он написал классическую элегию по утраченному религиозному мифу «Дуврский берег»:
Ночное море спит.
Прилив высок, луной во всей красе
Рябит пролив. С французской стороны
Свет вспыхнул и пропал. Английских скал
В спокойной бухте необъятен блеск.
Встань у окна: как нежен воздух ночи!
Но с отдалённой полосы, где море
Бьёт в берег, выбеленный под луной —
Ты слышишь? — мерный рокот волн и дробь
Тяжёлой гальки, поднятой прибоем
И выброшенной на уступы скал,
Её откат, чуть пауза, и вновь
Дрожащими аккордами, вплетая
мотив извечной грусти.
Софокл в былые дни
Внимал ему с эгейских круч, гадая
О горестных приливах и отливах
Людской судьбы, и мы
Как прежде в шуме различаем мысль
На северном далёком берегу.
Встарь Море Веры
В приливе омывало берега
Земные, словно яркий пояс в блёстках.
А нынче слышен мне
Один тоскливый и протяжный рёв
Отлива, средь дыханья
Ночного ветра, в мрачном горизонте
И голых отмелях земли.
Любовь моя, останемся верны
Друг другу! Ибо мир, который нам
Мерещится, подобно сладким снам,
Таким прекрасным, праздничным и новым,
Лишён любви и света, и стыда,
Надежды, мира, помощи извне,
И мы с тобой как в смеркшейся стране,
Огнём и лязгом сметены туда,
Где бьётся насмерть тёмная орда.
(1851)
Этот отлив на Море Веры, о котором говорит Арнольд, — и есть иудео-христианский миф, который больше не в состоянии был удовлетворить развитые умы XIX века. Любопытно, что единственное решение, которое Арнольд может предложить — это романтические отношения, которые должны заменить собой утраченную связь с богом. К слову, он написал это стихотворение во время своего медового месяца. Однако каждому психологу известно, что романтические отношения не в состоянии заменить бога — они сломаются под тяжестью такого бремени. Примечательно также окончание:
И мы с тобой как в смеркшейся стране,
Огнём и лязгом сметены туда,
Где бьётся насмерть тёмная орда.
Здесь Арнольд рисует образ активированных противоположностей — проблемы, с которой неизбежно сталкивается человек, утративший свой миф. Активированный богообраз впервые появляется в области человеческого опыта в виде пары противоположностей: когда Мефистофель предстал перед Фаустом, он поставил проблему противоположностей точно так же, как это сделал змей, появившись в Эдемском саду и сказав Адаму и Еве вкусить плод с древа познания добра и зла.
Чуть позже в XIX веке Ницше в своём труде «Так говорил Заратустра» очень точно выразил существующий психологический факт, безапелляционно объявив, что бог умер. Юнг говорит по этому поводу:
«Сказав, что Бог умер, Ницше выразил истину, актуальную для большей части Европы. Она оказала влияние на людей не потому, что он так сказал, а потому, что он выразил распространённый психологический факт».
Как мы все знаем, последствия не заставили себя долго ждать. Сегодня ни для кого уже не секрет, что бог действительно умер. И это не поверхностный интеллектуализм, а пугающий психический факт для огромного количества людей.
Итак, около 1500 года богообраз «упал с небес» в психе человека. Другими словами, он перестал быть метафизической проекцией и стал доступен для непосредственного сознательного восприятия. Это событие дало двойной эффект: с одной стороны, оно существенно увеличило запас доступной индивидуальному эго энергии, стимулировав исследование прежде запрещённых сфер; с другой стороны, в долгосрочной перспективе оно способствовало отчуждению эго от божественного источника, что затем привело к возрастающему осознанию того, что человек — сирота в лишённой смысла вселенной. Этот двойной эффект характеризуется психологическим состоянием инфляции и / или отчаяния.
Общепринято считать, что последние пятьсот лет были периодом значительного прогресса — и это действительно так. Но мифы и легенды показывают, что с точки зрения бессознательного этот период характеризовался не иначе как приходом Антихриста и рождением фаустовского человека. Осознание потерянности и отчаянного положения человека начало просыпаться в XIX веке и достигло пика в веке XX. В таких исторических условиях появился Юнг с его открытием процесса индивидуации.
Случилось это открытие во время его погружения в бессознательное, которое началось 12 декабря 1913 и продолжалось до 1918 года. Этот опыт, помогший Юнгу эмпирическим путём открыть коллективное бессознательное, последовал за осознанием того, что в его жизни не было мифа, и стал для него первым шагом к открытию нового мифа. Сегодня нам известно, что происшедшее с Юнгом не уникально: открытие нового мифа или воскрешение старого требует от человека непосредственного переживания коллективного бессознательного. Однако есть и одно затруднение:
такой опыт опасен и может как излечить, так и уничтожить, поскольку он активирует противоположности, которые могут разорвать человека на части, если только не возникнет образ, способный примирить их.
Таким образом может быть архетип Самости. Именно обнаружение таких объединяющих образов составляет процесс индивидуации. Другими словами, индивидуация — это процесс, посредством которого эго сталкивается с Самостью (живым богообразом) и устанавливает с ней связь. Когда это происходит, человек заново обретает утраченный богообраз внутри себя.
Слово «Самость», которое Юнг использует для обозначения внутреннего богообраза, отражает всю неоднозначность процесса индивидуации. Ведь слово «Самость» ассоциируется с эгоизмом, эгоцентризмом, нарциссизмом, солипсизмом и манией величия. Наша недоверчивость только усиливается, когда мы узнаём, что Юнг определяет индивидуацию как «продолжительную инкарнацию бога» и цитирует в этом контексте слова Христа: «Я сказал: вы — боги». (Иоан. 10, 34). Такая доктрина звучит крайне опасно. Более того, это очень напоминает эксперимент Фауста с дьяволом. Фауст, изначально добропорядочный человек, столкнувшийся со злом и подвергший себя переживанию противоположностей, становится прототипом современного человека, который встал на опасный путь индивидуации. История Фауста — это иллюстрация того, что происходит, когда мы начинаем воспринимать бессознательное всерьёз. Юнг в «Психологии и алхимии» говорит об этом очень категорично:«Всегда были люди, неудовлетворённые доминантами сознательной жизни. Они отправлялись скрытыми и явными путями к уничтожению или спасению — чтобы отыскать прямое соприкосновение с вечными корнями и, следуя соблазнам беспокойной бессознательной психе, очутиться в пустыне, где, подобно Иисусу, они выступают против сына тьмы».
Первостепенная опасность индивидуации — это склонность эго идентифицировать себя с Самостью, что приводит к атеистической инфляции. Это та опасность, перед которой стоит современный человек. Обратная сторона медали — это отчуждённость, состояние отделённости от Самости, ведущее к отчаянию. Между этими Сциллой и Харибдой лежит дорога индивидуации, в процессе которой эго сознательно объединяется с Самостью, но не идентифицирует себя с ней. Однако, легче сказать, чем сделать.
Процесс индивидуации мгновенно ставит человека перед проблемой противоположностей, которая, в свою очередь, ведёт к глубокому внутреннему конфликту. Если человек способен вынести конфликт активированных противоположностей, бессознательное, как правило, генерирует символы conjunctio, примирения противоположностей. Именно это происходит в легенде о Фаусте, ведь центральная тема истории в её развернутой форме (а «Фауст» Гёте — наиболее развернутая версия) — это тема conjunctio: в первой части — это союз Фауста и Гретхен, а во второй — союз Фауста и архетипической фигуры Елены Троянской.
В одном из писем Юнг пишет по этому поводу:
«„Фауст“ Гёте — это opus alchemicum в лучшем смысле. Как и в алхимии, таинство conjunctio, или «химической свадьбы», лежит в основе произведения. Я посвятил этому вопросу отдельную работу, «Mysterium Coniunctionis». В ней содержится всё, что образует исторический фон алхимического в «Фаусте». Эти корни уходят очень глубоко и, как мне представляется, объясняют тот нуминозный эффект, который имеет книга».
Из этих слов мы можем заключить, что «Mysterium Coniunctionis» можно назвать кульминацией легенды о Фаусте, а самого Юнга можно по праву считать фаустовским человеком. В свои поздние годы Юнг стал рассматривать символ conjunctio как ключевой символ, способный обеспечить исцеление современного человека. Таинство conjunctio — это таинство самой индивидуации. Оно ставит вопрос: как может человек сознательно переживать противоположности, не будучи разорванным ими? Ответом на этот вопрос служит сам символический образ conjunctio, выражающий Самость в её примиряющем аспекте.
Разумеется, самая ужасающая пара противоположностей — это добро и зло. Выживание эго зависит от его отношения к этой проблеме. Для того чтобы выжить, эго должно воспринимать себя более близким добру, чем злу. Этим обуславливается возникновение архетипа Тени на раннем этапе психического развития. Незрелое эго способно вынести минимум переживания своей порочности, не впадая в отчаяние. Этим объясняется феномен, который мы видим повсюду, — необходимость локализовать зло. Каждый раз, когда имеет место зло, должна быть определена его причина или назначен ответственный. По мере созревания эго в процессе индивидуации ситуация несколько меняется:
человек становится в определённой степени способен принимать на себя ответственность за зло вместо того, чтобы искать его вне себя.
Вместе с этим он вырабатывает способность вместить в себе противоположности. По мере развития этой способности он всё больше способствует conjunctio в коллективной психе.
На раннем этапе развития способности к распознанию противоположностей присутствует то, что можно назвать стадией маятника, во время которой человек бросается от одной крайности в другую — от чувства вины и неполноценности к оптимизму и самоуверенности. Юнг отмечает по этому поводу:
«Последовательность событий — это прелюдия, которую надо вытерпеть для того, чтобы обрести более глубокое знание их одновременности, ибо это несравненно более сложная проблема. Опять же, мысль, что добро и зло — это находящиеся вне нас духовные силы, и что человек оказался в гуще борьбы между ними, вынести гораздо легче, чем осознание того, что противоположности являются настолько неистрибимыми и обязательными условиями всей психической жизни, что жизнь уже сама по себе является виной».
Нетрудно понять, почему «Mysterium Coniunctionis» — не самая популярная книга. Не будет преувеличением сказать, что осознание противоположностей — это ключ к психе. Противоположности, действующие в коллективной психе, очевидны повсюду: каждая война, каждый конфликт, каждый спор и даже игра — это выражение стремления противоположностей к conjunctio. Каждый раз, когда человек идентифицирует себя с одной из противоборствующих сторон, он теряет возможность быть носителем противоположностей и помещает врага вовне. В результате этой экстериоризации части себя, он становится массовым человеком.
Вот что об этом говорит Юнг:
«Если субъективное сознание предпочитает идеи и мнения коллективного сознания и идентифицирует себя с ним, то содержания коллективного бессознательного подавляются. И чем сильнее заряжается коллективное сознание, тем больше эго теряет свою обычную важность. Оно, так сказать, поглощается мнениями и тенденциями коллективного сознания, в результате чего появляется человек массы, всегда готовый стать жертвой очередного жалкого «-изма». Эго сохраняет свою целостность, только если оно не идентифицирует себя с какой-либо из противоположностей, а умеет поддерживать баланс между ними. Последнее же возможно только в случае осознания обеих противоположностей одновременно».
Как же развить в себе осознание противоположностей? И как их найти? Очень просто: противоположности можно обнаружить, тщательно изучив всё, что вы любите или ненавидите. Это крайне трудная задача, ведь склонность к анализу, как правило, не сопровождает любовь и ненависть. Однако именно в предметах нашей любви или ненависти содержатся противоположности. Первое предложение «Mysterium Coniunctionis», служащее квинтэссенцией всей книги, звучит следующим образом:
«Образующие conjunctio факторы представляются противоположностями, либо противостоящими друг другу в силу своей взаимной враждебности, либо притягивающими друг друга в силу своей взаимной влюблённости».
Следовательно, архетип conjunctio пребывает в действии как в конфликте, так и в любви — двух способах проявления своей энергии. Каждый раз, когда мы поддаёмся порыву любви или ненависти, архетип conjunctio экстериоризируется, и тем самым возможность осознанного переживания conjunctio теряется. Юнг говорит:
«Если мы не хотим оказаться одураченными нашими иллюзиями, мы должны, тщательно проанализировав каждое своё увлечение, извлечь из него, как квинтэссенцию, фрагмент своей собственной личности, и постепенно прийти к осознанию, что мы раз за разом сталкиваемся с самими собой под тысячей масок на дороге жизни».
То же самое относится и к нашим антипатиям — они также должны быть подвергнуты тщательному аналитическому исследованию. Мы должны спросить себя: кого я ненавижу? Против каких группировок я выступаю? Ведь кем бы они ни были, они являются частью меня самого. Я связан с тем, что я ненавижу, точно так же, как с тем, что я люблю. С психологической точки зрения важно, куда направлено либидо, а не то, какой позиции придерживается человек: за или против. Неуклонно следуя этому методу, вы постепенно соберёте воедино фрагменты своей психе, разбросанные в окружающем мире, как расчленённое тело Осириса. Именно такая работа, составляющая основу процесса индивидуации, приближает conjunctio и одновременно способствует повышению уровня сознания во всём мире.
Эмерсон говорил: «Все занимаются улучшением общества, и никто не улучшает себя». Юнг выразил ту же мысль иначе:
«Если отдельный человек не переродился в духе, общество также не может достичь духовного возрождения, ведь общество — это сумма личностей, нуждающихся в спасении».
В другом месте он высказывает следующее предположение: «Если бы возникло всемирное осознание того, что всё разделение и расщепление — это следствие раскола на противоположности внутри психе, тогда бы мы знали, с чего начать. Что находится в пределах нашего контроля, так это перемена в отдельных людях, которые имеют или создают для себя возможность влиять на других людей, близких им по духу. Говоря о влиянии, я не имею в виду убеждения или проповеди — я подразумеваю скорее общеизвестный факт, что каждый, кто осознаёт собственные поступки и таким образом обнаруживает доступ к бессознательному, невольно оказывает влияние на своё окружение».
Эти личности, осознающие собственные поступки, — это люди, которые в той или иной мере имеют опыт переживания conjunctio; они осознают, что противоположности составляют психе, и поэтому становятся носителями противоположностей вместо того, чтобы экстериоризировать их. И если обществу суждено быть спасённым, то — по крайней мере, с точки зрения юнгианской психологии — это должно произойти благодаря кумулятивному влиянию вышеупомянутых личностей. Ведь когда достаточное количество отдельных людей способно нести в себе осознание целостности, весь мир также становится целостным.
Оригинальную лекцию можно послушать здесь.
