Пытки, перекладывание бумаг и незабываемо въедливый трупный запах. Читатель самиздата Михаил Скамьин месяц практиковался в Следственном комитете и узнал, из чего состоят будни сотрудников ведомства. Пытки, перекладывание бумаг и незабываемо въедливый трупный запах.
«Та самая история» — это легендарная рубрика, которая и делает самиздат самиздатом, трансформируя наших читателей в наших авторов. Вы тоже можете отправить нам свою историю. Пишите нашим редакторам Косте Валякину и Семёну Шешенину.
После второго курса юрфака нас кинули в реальную жизнь познавать на практике всё написанное в учебниках. Реальность, естественно, отличалась от книжек в худшую сторону и заставляла задуматься: может, авторы этих учебников живут в параллельной России?
Пока мои более предприимчивые товарищи искали престижные фирмы, чтобы потом остаться там работать, я пошёл в Следственный комитет — хлебнуть ароматного говна и прикоснуться к криминалу. Это было романтично и обещало хоть какие-то приключения, в отличие от просиживания штанов в крутых фирмах за монитором. Мои сокурсники восхищались биографиями Цукерберга, Форда и Джобса, мне больше нравился лайфстайл Лимонова, Веллера и Невзорова.
Что в голове у следователя
Мне повезло попасть «на землю» — в межрайонный отдел на севере Москвы. Отдел — это семь-восемь кабинетов со следаками, которые занимаются расследованием преступлений на прилегающих районах.
Настоящие сыщики — как раз полицейские-оперативники, бок о бок с которыми работают следователи. Именно они действительно раскрывают преступления: бегают по улицам и подвалам и находят предполагаемого преступника. Следователь по большей части занимается бюрократией: рассылает бумажки, проводит допросы, даёт указания полиции.
Следователю, к которому меня прикрепили, было двадцать три, от следователя пахло сексом, следователь был сочной девушкой и любил делать глубокий присед. Я оценил общую двадцатилетнюю ботанистость своего вида, поправил очки и понял, что на этом поле сыграть не получится. Тем не менее, освоившись, не переставал пошло шутить и глупо флиртовать, ведь раз в год и палку кидают. Однажды она даже согласилась выпить со мной вина, если я соберу ей шкаф. У шкафа не оказалось половины деталей, и я понял, что не так уж и сильно её хочу.
Позднее я с ужасом открыл, что она не знала даже элементарных вещей в своей профессии, вроде отличия англосаксонского уголовного процесса от континентального и роли адвоката в процессе.
«У нас тут есть такой хороший адвокат, представляешь, поймаем мы жулика даже ночью, звоним ему, и он приезжает, — как-то начала она. — Объясняет ему все права и уговаривает всё подписать».
Я напрягся:
— Погоди, то есть он хороший не потому, что пытается отмазать своего клиента всеми правдами и неправдами, а потому, что в одиннадцать вечера приезжает сюда, когда вы поймаете очередного таджика-воришку, и помогает вам упаковать его в тюрьму? В этом роль адвоката? — Я ужасался глубине невежества, дальнейшие вопросы, почему у нас сажают всех подряд и надолго, отпали сами собой. Процент оправдательных приговоров в современной России даже ниже, чем при Сталине. В 2018 году он достиг своего минимума — 2,1 тысячи человек, или 0,235 %. Власти говорят, что это доблестные органы следствия так хорошо работают, — нет, просто начальники выбивают из подчинённых палками статистику раскрываемости.
«Клиент» и «Дружба»
Больше всего мы, студенты, просившиеся в СК, хотели ездить по трупам. Дежурные следователи обязаны выезжать на любой случай смерти, если у прибывшего ранее врача было подозрение, что пассажир умер не от старости. Следователи не любят эти рабочие моменты: труп приходится подробно описывать в протоколе, пока судмедэксперт проверяет ректальную температуру, раздевает и смотрит на цвет трупных пятен, выворачивает карманы.
Мой первый «клиент» был таджикским бомжом, умершим на железнодорожном тупике в какой-то промзоне. Меня и мою начальницу встретила тётенька-полицейский бальзаковского возраста с макияжем хозяйки борделя.
— Ааа, Маша, какое у тебя красивое платье! — с восторженными воплями накинулась она на мою следачку. — Шикарное, ты звезда, конечно.
— Сама понимаешь, целыми днями работа, даже выйти в нём никуда не могу, так решила хоть на работу надеть, а тут, блин, пропахнет теперь, — ответила она, поглядывая на отдыхающий в паре метров холодный труп «гостя столицы».
В этой «неженской» работе вообще довольно много женщин. Они прожигают всю свою жизнь, работая в день по двенадцать часов, и у них в жизни не так много достойных поводов надеть хорошее платье. Поэтому иногда надевать их приходится и на вызовы.
Он лежал в тулупе в тридцатиградусную жару и, судя по запаху, перед смертью успел хорошо отравиться боярышником — последствия отравления сохли на траве вокруг. Запах мертвечины, застарелого пота и мочи обжигал носоглотку, и я выкурил, наверно, сигарет восемь подряд, лишь бы перебить его дымом. Около трупа валялась открытая пачка сигарет «Друг» с нарисованной овчаркой. Я долго стоял и смотрел на неё, сигаретные гильзы запретно дразнили, во мне боролись брезгливость и желание стянуть сижку трупа, было в этом что-то манящее. Так дети отрывают бабочкам крылья и жгут лапки паукам: страшно, приторно, сладковатый ком в горле.
Брезгливость победила. Противные зелёные мухи уже успели облюбовать его лицо, заползали в открытый рот и через нос выползали наружу — такое нехитрое развлечение насекомых.
Судмедэксперт буднично потрошил карманы умершего, заглядывал в глотку, оттопыривал веки, вставлял здоровенный градусник ему в задницу и диктовал показатели следачке, которая всё подробно протоколировала. Труп досконально описывался.Это был мой первый труп. Пока мы ехали, я очень боялся за реакцию своего тела, меня могло вырвать или вообще отключить. Я не хотел опозориться перед опытными следаками и ментами — хах, хилый очкарик. Но труп вообще не воспринимается как человек. Я смотрел на тело, а мозг отказывался верить, что раньше он был кем-то живым. Просто вещь, восковая фигура. Ну, воняет. Никаких эмоций.
В кармане бомжа мы нашли простенький кнопочный мобильник, порывшись в контактах наткнулись на номер сына.
— Алло, здравствуйте, вы сын хозяина этого номера? Ваш отец умер.Вот так, приехал зарабатывать в чужую страну, а его «кинули» на стройке: отобрали документы, не заплатили денег, лишили времянки — и он пошёл побираться. А дома осталась семья. Ваш отец умер.
Таких хоронят за казённый счёт, и вместо креста — железный прут с табличкой с номером. Если повезёт умереть при документах, напишут ещё и ФИО. Пока его грузили в труповозку, мы уже ехали к новому пациенту.
Неприятный душок
Второй парень был очень хорош. Собственно, не парень даже, а дядька, который приехал на стройку из Белоруссии и жил в общаге с такими же работягами. Он лежал на своей шконке, а его живот почти касался пола. Он мог бы остаться на родине и работать стратегическим складом главного овоща Белоруссии, но увы. Он умер от пьянства в Москве, в дрянной общаге для работяг, в луже собственной мочи и в грязных семейных трусах. А теперь он развонялся на весь этаж, и судмедэксперт суёт ему сзади здоровенный градусник.
Две недели практически каждый день ему вызывали скорую — последняя стадия алкоголизма: он ловил белку, терял сознание, еле ходил. Медики его откачивали, и он снова брался за бутылку. В конце концов он себя добил.
Вечером в автобусе я стеснялся стоять около людей, они чувствовали запах из другого мира, а впитавшая всё это одежда отстиралась только со второго-третьего раза. Следователей вообще очень часто вызывают на запах. Представьте, что у вас на площадке живёт старенькая соседка и её не видно уже неделю, зато по подъезду распространяется неприятный душок.
Моего товарища вызвали на осмотр висельника. Мужчина трое суток провисел в петле в своей квартире, был тёмно-синь и сильно раздут. Судмедэксперт копошился вокруг висящего трупа, снимать его без предосторожностей было нельзя — висельники иногда лопаются, так объяснил следователь. Трупачий запах густо смешался с сигаретным дымом, курили там все и помногу.
Если видеть мертвецов каждый день, к ним быстро привыкаешь. Королями цинизма, конечно, были три опера, которых вызвали на адрес, где была стрельба. Два алкоголика поругались по пьяному делу, и один снёс второму из ружья полголовы. Она ровным слоем распространилась на ближайшую стену. Опера приехали и, пока ждали скорую и следаков, успели сесть за стол, нажраться и съесть всю закуску клиентов. На фоне мозгов на стене, не стесняясь изуродованного трупа в углу. Сильные люди.
Неизвестно, кто страшнее: бандиты или опера. Один опер рассказывал, как они закрывают подозреваемого в большой сейф и час колотят по сейфу арматурой. Через час из ящика выползает овощ, готовый всё подписать. Они большие затейники на такого рода способы развязать язык. Одно радует: перед использованием свои гестаповские методы они сначала испытывали на себе, чтобы на практике познать, где грань, пролегающая между пыткой и убийством. По крайней мере, так мне сказала начальница, видя, что я очень удивлён методами работы, которых нет в учебнике криминалистики.
Перспективы и карьерный рост
Один раз меня отправили в морг — забрать личные вещи убитого. Я думал, что еду за телефоном, паспортом и бумажником, но толстый работник морга с набитым на запястье смайликом выдал мне здоровый бумажный мешок. Лучше бы я его не открывал — он был забит окровавленной одеждой. В троллейбусе рядом со мной старались не сидеть.
Позже, смеясь, я рассказывал эту историю оперу, а он снисходительно улыбался:
«Да послушай, это всё ерунда. Нам как-то надо было установить личность трупа, который провалялся на складе полгода. Там по лицу уже вообще ничего нельзя было определить. Ну мы ему голову отпилили, и я повёз её в рюкзаке к знакомым скульпторам. Представляешь, как в метро люди шарахались? Вонь на весь вагон. Скульпторы её потом сварили, с костей всё мясо сошло, а по черепу вылепили лицо».
За такую работу он получал около сорока тысяч. Следователю в начале платили примерно столько же. Некоторые, устав от низкой зарплаты, уходили в бизнес, но почему-то возвращались: есть в этой работе своя романтика. Да и при всех своих нечистых методах они считали себя людьми долга, а не денег и верили, что делают мир лучше. Наверное, во многом так и есть.
Я ушёл через месяц, а кого-то затянуло. Знакомая девочка, оставшись, вылавливала через полгода из какого-то московского пруда разрубленную на куски женщину, собрать удалось чуть больше половины. Казалось бы, имея такую работу, она должна была закалиться, но почему-то плакала на экзаменах из-за плохих оценок. Зато на всех переменах была центром внимания группы: всем хотелось послушать жутких историй из первых уст, дотронуться на секунду до самого дна людской жизни, до страха, грязи и трупных червей, доедающих очередного бомжа на какой-нибудь промзоне. Были и другие истории, но я уже почти ничего не помню. В моей голове всё смешалось в один воняющий трупак.
Свою следачку я увидел через четыре месяца: она постарела лет на пять и от неё уже не пахло сексом, только работой.
