Видимо, заключительная часть нашего сериала «Гнездо кукушки» про состояние отечественной психиатрии. Сегодня мы публикуем рассказ Анатолия, который провёл шестнадцать с половиной лет в филиале Кащенко: его, опиумного хиппи, туда сдали родные в девяностые годы, врачи лечили от «несогласия и протеста», и выбрался он оттуда только с помощью адвоката. Читайте первую, вторую, третью и четвёртую истории этого цикла.
История Анатолия, тридцать восемь лет
Психопатоподобный дефект
Восемь лет опиума — Шестнадцать с половиной лет в психиатрической больнице — старая гвардия Кена Кизи — Обоснованный протест — Чему учит «дурка»
Дурка у меня отняла чуть больше шестнадцати лет. Шестнадцать с половиной лет, забрала, не отняла, да. Забрала.
Как всё произошло-то. В годах 1987 – 1995 для меня был важен опиум, сейчас такого и не существует вообще, не знаю я, на чём малявки сейчас сидят. На героине, наверное. С опия слезать надо было, сам не смог, да и причин не было, стимула не было. Но желание было. И я дошёл до ПНД, к участковому психиатру, сказал: так и так, здравствуйте, такая тут проблема, не хочу больше наркотическую гадость, дайте лечь к вам переломаться. Она сделала большие глаза, сказала, что признаков психоза не видит, а я ей уже свой адрес сказал, и она сказала, что ментов вызовет.
Я ушёл, потом слез с опия и у меня были проблемы со здоровьем, освещать их не буду. Но я слез, и год прошёл хорошо, практически более чем хорошо. Мама моя и родственники, что мне были дороги (отца уже не было), по аналогии с тем, что писалось в газетах, решили, что есть возможность от меня избавиться. Образ жизни у меня был хиппи, и я больше года уже ничего, без опиума, но меня всё равно решили сплавить. Я спал, звонок в дверь, два часа ночи, в комнату зашёл амбал в синей робе и врач. Врач сказал, что ничего пояснять не будет, и у меня два варианта есть. Инъекция — и в машину, или добровольно в машину. Я подумал, взял вещи и поехал.
Я спал, звонок в дверь, два часа ночи, в комнату зашёл амбал в синей робе и врач. Врач сказал, что ничего пояснять не будет, и у меня два варианта есть. Инъекция — и в машину, или добровольно в машину.
Смеяться будете, я был дитём, мне было интересно очень, и всё. Больше ничего не думал: ни страха, ничего такого. Не думал, что убивание будет происходить, было интересно посмотреть, как дурка выглядит, и не более того. Отвезли меня в филиал Кащенко, село Никольское. Приёмный покой, пытаются изображать интерес к тому, что я говорю; пара-тройка вопросов, навязчиво, «что в карманах». Если не подавать голос, отбирают не всё. Заставили идти в ванную мыться и были посланы: привычки мыться не имею. Получил от охранника в репу. Набили микроавтобус народом и развезли по отделениям.
Больница — курортная зона! Охраняется государством, все скачут и бегают, усадьба Демидовых, женские и мужские корпуса — бараки. Есть туберкулёзные бараки. В основной усадьбе сидит главврач, видимо, с претензией на что-то человеческое. Территория выше всяких похвал, да! Ничего серого, как в фильмах, нет — только бараки, но и они не очень страшные, если понять, что это просто внешний вид. Тут же назначение врача, медсестра-санитар делает инъекции или даёт таблетки, показывают, куда вещи. Ну, и всё. И ничего вроде как.
Практически невозможно было доказать, что тебе плохо, и всё заканчивалось анафилактическим шоком, обмороком.
Я до сих пор со многими общаюсь, и с теми, кто в больнице, всё ещё: мобильная связь сейчас не полностью запрещена. Там семьдесят процентов такие же, как на воле: когда человеку указывают диагноз, это не значит, что он дурак, это не синоним. Есть такие, которые считают, что это так, но это обычные люди, которые больные. Красиво про таблетки говорят: чо как, их всегда можно умело выкинуть, но учитывая, что большая часть лечения — инъекции, они как минимум полтора месяца в организме играют, и ничего хорошего. Снимается побочка циклодолом, но чтобы его назначили, надо так прогнуться, чтобы доказать, что тебе реально плохо. Гениальная логика! Это ты просто косишь, а не побочка реально действует, но санитары принципиально не верят. Практически невозможно было доказать, что тебе плохо, и всё заканчивалось анафилактическим шоком, обмороком. Желание такое навязчивое было, чтобы оттуда уйти, но назначали всё-таки коррекцию.
Маманя и псевдородственники мозг компостировали, что всё в норме, всё в норме, это просто пока не так и не то. Я не знал, что они сделали меня недееспособным, я дитёнком ещё был, ничего не понимал, и не всегда хотелось. Года через полтора-два я узнал всё. Меня позвали мыть ординаторскую — за врачей их должны были мыть санитарки, но мыли мы, а санитарки пили кофе. Мы взялись помочь, и я подглядел в документах, и узнал, что если я и выйду, что маловероятно, то нескоро.
Мне ставили штук семь или восемь диагнозов, меняли их. В последнее время врач поставил диагноз, и я с ним согласен: психопатоподобный дефект. Трактовку в справочниках не читал, фантомная чушь, но посмеётесь: врач этот, он хороший, говорил, что в моём случае этот дефект — это желание красиво говорить и протестовать против всего. Протест, который ничем не обоснован, который другие не смогут обосновать, а я смогу обосновать весь протест, реальный. Врач так сказал! До сих пор с ним созваниваемся, вопросы задаёт, интересуется.
Меня лечили от несогласия и протеста, но что при рождении не выбито, то бесполезно выбивать.
Дурка была моей жизнью, я вошёл в курс дела. Шестнадцать с половиной лет! Сначала в одном отделении был, потом врач стал понимать, что для персонала моё мнение ценнее её — и понеслось. Я согласен: у меня есть аспекты ненормальные, а болезнь-то одна, но она не лечится. Если вы в курсе, болезни не лечатся, лечатся расстройства. Меня лечили от несогласия и протеста, но что при рождении не выбито, то бесполезно выбивать. Лечить можно только расстройства.
Мне порекомендовали адвоката, он помогал пациенту из больницы, потом мне сделали опекунство, сутки можно было дома проводить, потом понеслось: мною рулили, двенадцать дней я был в полунереальном состоянии, я выдвинул тему, что не хочу больше там быть, и меня забрал адвокат. Но последние два года были хорошими. Там было здорово, настолько лучше! Подвинули старую гвардию, как в фильмах Кена Кизи, и никаких словесных и медикаментозных гадостей не высказывал. Я просто признал: я только старею, а не взрослею.
Скажу, что кроме физического здоровья и времени, реального отнятого, всё остальное гадость эта, «дурка», дала только хорошее. Допустим: как считаете, здоровый цинизм — моё мироощущение — оно нормальное мироощущение? Вот я понял. Когда реально пациент на своей волне прислушивается к моему мнению, а не врача, а меня на каждом обходе называют циником и дают усиленное лечение, значит, я что-то из себя представляю. Помните фразу «результат оправдывает средства»? Вот любые средства можно использовать, и это дурка, да.
