Эту ту самую историю нам рассказала девушка по имени Александра, которая представляется всем Аглаей Епанчиной. Псевдоним тянется за ней с тех пор, как в ночной электричке к ней приставал мужчина, но после того, как Александра представилась Аглаей Евграфовной, отстал. Сегодня Аглая-Александра рассказывает, как она шла домой, а пришлось ехать в плену у мужчины в одних трусах и тапочках. У вас ведь тоже есть дикая история? Мы её ждём — мы собираем человеческие безумные воспоминания. Спасибо вам всем за участие.
Эта история произошла со мной в августе 2012 года, но и по сей день я помню её в мельчайших подробностях, ведь именно в тот августовский вечер я окончательно и бесповоротно приняла в своём сердце Эпикура. Скажу сразу, что эта история — даже не самая странная и абсурдная из тех, что произошли со мной за последние двадцать шесть лет. Если вам доводилась когда-нибудь слышать о человеке-катастрофе, то речь, скорее всего, шла обо мне. Я тот самый человек, у которого захлопываются двери с автоматическими замками и уезжают последние электрички, любая уважающая себя государственная организация считает своим долгом потерять мои документы, а если я нахожусь в здании, в котором ломается лифт, угадайте, кто в нём оказывается? Однажды я ехала в автобусе, а на него упал КАМАЗ. Но сегодня я расскажу вам другую историю — об арбузе, мопеде и эпикурействе.
В то лето мне довелось обитать в славном городе Щербинке, вошедшем в так называемую Новую Москву. Московскими в нём в те времена были разве что цены на проезд в общественном транспорте, а вот обычаи и быт иной раз неодолимо напоминали кадры советского кино о сельской жизни. Например, добраться от электрички до дома, в котором я в то время жила, можно было только на ПАЗике, курсирующем между станцией и гарнизоном по вывешенному на остановке расписанию. Альтернатива — пешком через поле и пустырь. Последний способ весной и осенью был недоступен, так как дорогу через поле затапливало. Летом же, а иногда и зимой мне доводилось прогуливаться от станции и до неё через поросшее бурьяном полюшко с тут и там ржавеющими в нём вагонами, списанными (или же не списанными) с Экспериментального кольца, каждый день в шесть утра гонявшего экспериментальные вагоны по экспериментальным рельсам прямо под моими окнами.
Как сейчас помню: был август, была суббота, было тепло, с утра я отправилась в Москву, отлично провела день, под вечер закупилась книгами в прекраснейшем магазине Фаланстер и отправилась обратно, домой, в гарнизон Остафьево. Подъезжая к станции, нагруженная неизменным дамским баулом, в котором есть всё на все случаи жизни, а также авоськой с четырьмя килограммами книг, я заглянула в бумажечку с расписанием автобуса и возликовала, ибо бумажка заверила меня, что мне не придётся тащиться со всем этим добром через поле, а удастся проехаться с ветерком по раздолбанной просёлочной дороге в прекрасном пропахшем бензином ПАЗике.
До отправки автобуса оставалось ещё больше десяти минут, и я решила, что вполне могу позволить себе купить на станции арбуз, ведь ПАЗик довезёт меня практически до самого дома. Я попросила продавца выбрать мне, конечно же, самый лучший арбуз и, добавив к грузу одиннадцать килограммов, пошла к остановке гарнизонного автобуса. Когда до цели оставалось метров эдак пятьдесят, мимо меня, презрев положенные по расписанию пять минут ожидания, проплыл заветный ПАЗ. Ещё не до конца осознавая своё положение, я подошла к остановке и уставилась в расписание. До следующего автобуса оставалось сорок минут. Я посмотрела на небо. В мгновение ока на него наползли тучи, а в воздухе стало тихо. «Сейчас ливанёт», — подумала я.
Зонта не было, да если бы и был, одиннадцать килограммов арбуза и четыре килограмма книг в одну руку не возьмёшь. Буквально в ста метрах от меня, на станции, кипела жизнь: люди вылезали из электричек, рассаживались в автобусы и припаркованные автомобили, покупали арбузы и трусы на станционном рынке. А я стояла одна и с тоской смотрела в сторону поля, над которым собирались грозовые тучи.
— Ушёл. Автобус-то.
Я обернулась. Ко мне, сидя на мопеде и перебирая ногами по земле, подкатывал не очень молодой человек в сланцах и семейных трусах. Допускаю, что это были шорты, но в моём представлении так могут выглядеть только они — семейные трусы.
— Да, действительно ушёл, — согласилась я.
— А следующий рез час.
— Через сорок минут, — уточнила я.
Немолодой человек издал странный звук, в котором я явственно расслышала сомнение и насмешку.
— Садись! — он похлопал железного коня где-то у себя за спиной.
— Нет-нет, спасибо, я подожду, — учтиво ответила я.
— Садись, йопта! — произнёс он с нажимом.
— О нет, спасибо, но я не езжу без шлема.
После этих слов он посмотрел на меня так, как будто у меня из-за спины только что вылез десяток тентаклей. Я даже слегка скосила глаза, чтобы проверить, всё ли со мной в порядке.
— Это те чё, мотоцикл чё ли? Это МО-ПЕД! — последнее слово он произнёс отчётливо и с расстановкой.
Я поняла, что ни в коем случае не стоило оскорблять его мопед глупейшим предположением, что к нему полагается шлем, и решила зайти с другой стороны:
— Ну как же я это всё, у меня же вот… арбуз вот…
Он молниеносно нагнулся, качнувшись в мою сторону вместе со своим мопедом, схватил пакет с арбузом, лежавший возле меня на земле, и водрузил его на мопед, куда-то туда, где, по идее, должны были находиться в момент движения его ступни, обутые в сланцы.
— … и книги… — на автомате закончила я фразу.
Он снова потянулся ко мне, намереваясь выхватить у меня авоську с книгами. Но этого я допустить не могла. Если арбуз ещё можно было оставить похитителю (хотя я уже настроилась на безудержное поглощение арбузной мякоти в самом ближайшем будущем), то книги — книги ни за что! Я прижала авоську с выпирающими из неё острыми уголками переплётов к груди, а в голове как будто кто-то громко рявкнул: «БЕЖАТЬ!». Бежать с книгами, благо от одиннадцатикилограммового арбуза меня уже избавили, через поле, через уже громыхающую где-то вдалеке грозу, бежать домой, к коту, спасаться, выжить. Но что-то пригвоздило меня к месту и не дало сорваться в сторону поля. При том, что даже приблизиться к этому мопеду, да, в общем-то, и к его владельцу, было страшно, я всё равно уже понимала, что придётся. Вот она смерть, она пришла, нужно её принять.
Я же эпикуреец. С чего я взяла, что я эпикуреец? Почему нельзя было отобрать обратно свой арбуз, забиться в угол остановки и верещать, что я никуда не поеду? Не знаю. В тот момент я ясно осознала, что этот мопед, что вот это всё — неизбежно, и сопротивляться этому нет смысла.
— Да садись уже, твою мать, щас ливанёт!
Надев дамский баул через плечо, так, чтобы он оказался за спиной, и отдав немолодому человеку авоську с книгами, которые он тут же пристроил к арбузу, я села.
— Только сюда ногу не ставь, а то отвалится опять.
В горле нарастал противный колючий комок. Отвалится. Опять. Отвалится. «Главное, чтобы не мучиться, чтобы сразу головой об асфальт», — подумала я. Это было последнее, что я подумала, в течение следующих семи минут думать я уже не могла, вся моя псевдоучтивость, начитанность, образованность и крохи воспитания улетучились, когда это железное чудовище завелось и двинулось вперёд. Я никогда раньше так не крыла матом незнакомого человека. Забыла, кстати, сообщить читателям, что обширностью отличаются не только мой список прочитанной литературы и словарный запас, но и моя задница, которая, в общем-то, еле уместилась на железном коне позади его обладателя, а вместе с нависающим над ней дамским баулом составила значительный балласт. Чтобы удержать себя и сумку на месте, пришлось более чем крепко ухватиться за обладателя мопеда, сланцев и семейных трусов.
Во время движения он повернул ко мне голову и стал невозмутимо, не обращая внимания на мой истошный визг, перемежающийся матом, что-то у меня спрашивать. Не слыша его и не соображая, что вообще происходит, я ответила:
— Очень ***** страшно! Смотрите, пожалуйста, вперёд!
Он, по всей видимости, повторил свой вопрос. Осознав, что он не собирается смотреть на дорогу до тех пор, пока я ему не отвечу, я была вынуждена уменьшить собственную громкость и вслушаться.
— Сама-то водишь?
— Нет, *****! Смотрите на дорогу, пожалуйста!
Он посмотрел на дорогу, потом снова обернулся ко мне:
— Руки давай!
— Какие ***** руки?!
— Твои! Руки свои на руль клади!
— Чегооооо?
— Так, клади руки на руль, иначе я его щас отпущу!
Через его плечо я заметила, что он и правда начинает медленно отпускать руль. На долю секунды мне стало вдруг так спокойно, как будто всё уже было решено и даже пройдено, а теперь только тишина и покой… Но инстинкт самосохранения и непреодолимое желание жить взяли верх, и я схватила руль. Хмырь хмыкнул, отвернулся от меня, положил свои руки на мои и уставился вперёд, слава всем богам Севера и Юга, всё-таки на дорогу. Дальше ехали молча. В моей голове до конца пути не было ни одной мысли, ни о коте, ни об Эпикуре, ни об арбузе, ни о чём.
На торговом пятачке между домами мопед остановился. Я слезла с него, ноги были ватными, руки деревянными, а голова абсолютно пустой.
— Ну что, арбуз домой, и покатаемся? — спросил голый по пояс хмырь в сланцах.
— Покатались уже, — буркнула я, схватила авоську с книгами, пакет с арбузом и поковыляла в сторону дома. За спиной у меня выдохнули: «Курица драная», а я подумала: «Не курица, а эпикуреец».
На землю упали первые капли дождя.
