Последняя на сегодня и последняя участвующая в конкурсе та самая история — от Насти Тихомирновой, автора рассказа «Как я пыталась узнать, как какают полярники». Мы завершаем однодневный марафон, завтра — последний день, когда вы можете проголосовать лайками, шерами и ретвитами за понравившиеся истории. Напоминаем, что три автора-победителя, которых мы определим во вторник, получат от нас футболки с портретом Теодора Глаголева, мы отправим их в любую точку миру. Завершающая конкурс история — экзистенциальное путешествие по осознанному и неосознанному, произошедшее с автором под наркозом. Настя, спасибо вам! Главное — не терять чувство юмора.
Это было состояние полной беспомощности. Такое пронизывающее и неожиданное — действительно совершенно непредсказуемое. В голове, как библиотечные карточки, перебирались воспоминания. Этакий видеоряд, который мой мозг транслировал мне, чтобы отвлечь меня и отогнать страх неизвестности.
— Давайте руку, работаем кулачком. Меня зовут Ирина. Я ваш анестезиолог.
— А я всегда думала, что это мужская профессия…
— Мы сейчас вам установим катетер, через который...
«К вам будет поступать жизнь» — закончил за Ирину мой внутренний голос.
— А вы не уйдёте? — меня начинает охватывать паника, немеют кончики пальцев на ногах.
Меня неуклюже прикрывают голубой одноразовой простынкой. Я смотрю на потолок и очень расстраиваюсь, что там нет квадратиков, потому что без квадратиков мне нечего считать, а считать мне сейчас жизненно необходимо. Даже лампа на потолке всего одна, длинная.
— Конечно, не уйду.
— А кто ещё будет? А музыка будет?
Пожалуйста, Ирина, говорите со мной, просто говорите, неважно, о чём, главное — создавать иллюзию, что я пока ещё здесь, а не там, за бортом...
— Сейчас придёт хирург. Во время операции мы подключим вас к аппарату искусственного дыхания…
«И прилепите на меня датчики», — снова заканчивает мой внутренний голос. Я вижу, как на экране появляются данные о моём давлении и линия пульса. Начинает сводить коленки и выше.
— А потом мы переведём вас в реанимацию, и, если всё будет хорошо, вечером вас вернут в отделение, но сначала посмотрит врач-реаниматолог...
— Давайте без подробностей. Мне уже страшно. Можете рассказать про океан?
— Что именно вам рассказать?
— Просто поговорите со мной про океан.
— Реланиума десять кубиков, — слышу я вместо рассказа про океан.
— Ну же, Ирина, океан… Там песок, белый песок, пальмы, он шумит...
Щелчок. Наступает темнота.
Сколько длилась темнота? Когда я в последний раз смотрела на часы и на свой пульс, было 12:30 и красивый рельеф кардиограммы. Всё чётко по расписанию.
Я открываю глаза, вижу другой потолок. На часах 14:46.
— Принесите тазики, нас всех тошнит, — шепчу я.
Глаза захлопываются, как хлопушка помощника режиссёра. Опять темнота.
— Вам плохо? — слышу я. — Откройте глаза, просыпайтесь.
— Меня тошнит. Тазик. Можно тазик?
Темнота.
— Мужчина в сером, — зову я. — Мужчина, пожалуйста, вы меня слышите? Укройте мне пальчики ног. Пожалуйста. Они мёрзнут. Я вообще вся мёрзну. О боже, как холодно.
На часах 15:30. Линия пульса отображается на мониторе. Я обнаруживаю себя уже под третьим потолком и укутанной в три одеяла. Главное — это всё посчитать. Смотрю вбок на монитор и боюсь, как бы эта скачущая линия на нём не остановилась.
— Сестра, можно я посплю? Мне можно спать?
— Конечно, спите.
— А я вернусь?
— Не волнуйтесь, мы рядом.
Меня будит громкий кашель, громкий старушечий кашель. Открываю глаза. На часах 16:22.
— Боже мой, смерть моя пришла! — вскрикиваю я. — Слышите, как она кашляет, вы слышите это?!
Я вцепляюсь рукой в пластиковый бортик кровати с чётким убеждением, что, если я буду за него держаться, я смогу не провалиться в бездну и не умру. Спать страшно. Не спать я не могу. Проверяю свой пульс. Второй рукой приоткрываю одеяло и вижу, что от колен до груди я вымазана чем-то зелёным и обклеена ярко-синими заплатками.
На часах 17:27. Боли нет.
— Один, семь, два, семь. Магия чисел. Сестра, можно мне спать?
— Спи, спи, деточка.
Мне снятся какие-то диалоги. Сны жирные и красочные, они как будто падают огромным комком пластилина сверху и втягивают меня в свой мир, в бессмысленный ход событий.
— Боюсь представить, доктор, что я несла, — говорю я врачу. — Что я говорила? А вы доктор? А мужчина в сером, он ведь был тут? Нет?
Медсестра пытается разжать мои пальцы, которые затекли, пока я несколько часов подряд держалась за бортик.
— Оля, Оля, проснись.
— Я Настя, Настя, — бормочу я, открывая глаза. — И буковку «н» в фамилии не забудьте, я Тихомирнова, не Тихомирова.
Меня опять куда-то везут.
— Куда мы едем? Домой?
— Да-да, отвезём тебя обратно в отделение. Мама твоя приходила.
— Мама? Бедная моя мамочка! Она же испугалась!
Начинаю реветь, на часах 19:45, они висят в одном из длинных коридоров подвала.
— Мне надо позвонить маме.
Я лежу уже в другой палате. Не вижу, кто лежит за мной. Знакомлюсь. По коридору ходят незнакомые люди.
— Девушка! Девушка! — ору я. — Пожалуйста, принесите мне телефон, голубенький, на кровати, возле которой цветочки стоят. Пожалуйста!
— Мама, я жива. Как себя чувствую? Как говно себя чувствую. Ты, главное, не бойся за меня.
Нахожу в интернете аудиосказку «Волшебная зима», вдеваю наушники и засыпаю. На этот раз спать не так страшно.
— Просыпайтесь. Девять утра.
— Зачем?
— Идите в свою палату.
— Что, сама?
— Да.
— Так мне же даже не в чем идти, я же голая тут лежу...
Мне дают ночную рубашку размеров на шесть больше меня. Пока я её надеваю, она пропитывается кровью. И вот иду я по коридору, босая, в этой окровавленной рубашке с цветочками и приговариваю проходящим мимо пациентам и медсёстрам:
— Мозгииии, мне нужны ваши мозгиии...
Главное — не терять чувство юмора.
