Сегодня Алина Селивер отправляется в металлическое нутро Электрозавода, чтобы улететь на лифте в космос, проследить путешествие чужой травмы и не попасть на день рождения Филиппа.
Электрозавод — это памятник 90-м. Тоталитарная пропускная система уживается с полнейшим хаосом внутри. Найти в красной кирпичной махине можно всё — от неонового бюста Ленина до сокровищ нации (поддельных, разумеется).
Холодные стены с отваливающейся штукатуркой, помойные ящики прямо на этажах и туалеты без дверей — вот условия, которые ставит Электрозавод. Лифт трясёт так, как будто он не между этажами едет, а летит в будущее сквозь все земные оболочки. А через железную сетку можно наблюдать все движения, которые, скрипя и кашляя, совершает эта адская машина. Каменная глыба лестницы — если заходить в лифт не хочется. На этажах тоже своя атмосфера. Народ тут ходит странный, с безумными глазами (может, после лифта, а может, опять упоролись).
Впрочем, я хотела начать с самого начала. В субботу в два часа пополудни мне сообщили, что вечером на Электрозаводе будет закрытие выставки Янины Черных «Свивание». Открытие всегда даёт поблажку. Есть возможность облениться и не пойти, отложить и уйти в тину. А закрытие не проведёшь: тут либо да, либо нет. Открыла аннотацию: «умение мыслить картинной плоскостью», «эстетизирующее переживание». Ладно, не впервой. Из понятных человеку слов было замечено «аборт». Я узнала следующее: художница родилась и провела детство на Дальнем Востоке, феминистка, вышивает техникой ришелье. Основной импульс творчества — травма. Тема аборта поднимается без надрыва.
Вечер не заставил себя ждать, и я поехала на Электрозаводскую, в один из самых мрачных районов Москвы. На каждом углу — наркоман, на каждой улице — заброшенный дом, над каждым домом — туча. К проходной номер три спешили три нарядные личности: девушка с кудрями и парни в лакированных туфлях на босу ногу. Компания несла цветы и подарки. Девушка без остановки пилила одного из парней, второй поправлял воротник и щурился. Мне стало неудобно, что я иду на закрытие с пустыми руками.
Но возле проходной всё прояснилось: троица спешила на день рождения некоего Филиппа, но их не нашли в списках, отругали и отправили «вон отсюда». Я понимала, что меня также ждёт испытание этой дамой с КПП, но всё равно расхохоталась. Смех эхом разнёсся по этажам, все умолкли и зачем-то прислушались. Расфуфыренная компашка взбунтовалась и устроила распальцовку. Выяснилось, что Филипп празднует день рождения в другом подъезде. Троица с облегчением вздохнула и скрылась из виду.
Я назвала свою фамилию. Вахтёрша посмотрела на меня презрительно и заверещала, что меня нет в списке. Объявление «Вход и выход работников Электрозавода воспрещён» добавило драматизма. Я набрала номер, указанный на странице выставки в Фейсбуке, и меня пообещали забрать. Спустя десять минут передо мной материализовался худощавый парень с длинными волосами, который виновато попросил у меня ручку. Мы зашли внутрь. Возле лифта висело объявление «День Рождения Филиппа на 4 этаже». Лифт с трудом и неохотой довёз нас до пятого этажа.
«Теперь пешком!» — то ли успокоил, то ли пригрозил мне длинноволосый. Один этаж мы поднялись по лестнице и метров двести прошли по недружелюбному коридору. Сначала я даже не поняла, что мы пришли, но ясно было одно: что-то происходит. Вспомнила, что мне рекомендовали найти Лёню Ларионова, который тут главный. «Брюнет. Обычно тусует возле бара», — прочитала я в сообщении ещё раз и увидела возле стола с бутербродами сразу десять брюнетов.
Мой ступор заметила рыжая девушка. Она подошла ко мне вплотную и спросила: «Вы Алина?». Я почти обрадовалась, что наконец-то знаменита, но затем вспомнила, что пятнадцать минут назад звонила некой Наташе по вопросу прохода на выставку (длинноволосый был послан вместо неё). Девушка выпустила дым мне в лицо и сказала, что автор сделала аборт и — вуаля, выставка.
«Чего?» — спрашиваю.
«Аборт! Но она не видит в этом ничего трагичного! — повторила курящая, — видение у неё такое, ясно?».
«Ясно», — говорю.
Курящая ушла, оставив меня наедине с новой информацией.
Из угла глазела кукла. Её стеклянные глаза пристально изучали меня и как бы говорили: «Ничего трагичного, ясно?». Она смахивала на потасканного жизнью ребёнка. Возле бара раздался хохот, и я вернулась на Землю.
Кукла была не самым последним звеном выставки. Но первым и, на мой взгляд, самым главным экспонатом была история болезни Янины Черных. То есть, не болезни, конечно же. История беременности и её прерывания.
Как выяснилось, эта история не была отправной точкой создания выставки. Тогда, в 2013, это был просто аборт. Я внимательно изучила выписки, результаты обследования… Не могла понять, что же тут не так. Анализы прекрасные, муж. Позже, уже в разговоре, выяснилось, что художница просто чайлдфри. И считает прерывание беременности на ранних сроках чем-то вроде удаления зуба.
Спустя пару лет на блошином рынке Porte de Vanves в Париже ею была найдена кукла.
Янина решила её отреставрировать и проследить путь куклы от её рождения и до прибытия на блошиный рынок. Выяснилось, что тело было произведено в России на фабрике Дунаева примерно в 1910 году. Материалы — дерево и мастика. Голова произведена в Польше первой половины 1930-х годов. Если быть точной, на фабрике Шраера и Фингергуда в Калише. Как раз в то время фабрика начала осваивать целлулоид для привлечения европейских заказчиков. Таким образом, кукла преодолела путь из России в послевоенную Польшу, затем попала в Париж, а потом уже в Москву. Эта история и подтолкнула художницу на создание проекта «Свивание».
Несмотря на большой пласт известных фактов, полная история куклы навсегда останется тайной, именно поэтому был специально создан третий компонент выставки — тканевые полотна. Они олицетворяют собой путь куклы. С помощью вышивки ришелье Янина аккуратно изобразила каждый отрезок пути.
Первое полотно изображает Россию. По признанию художницы, его она делала дольше всех и даже прибегла к помощи швейной машинки «Чайка» (что, кстати, совсем не проще, чем вручную). Эта старинная русская вышивка — знак того, что кукла пока ещё дома. На втором полотне я нашла дома и дороги — это путь в Польшу. Третье изображало стул. Семья живёт с куклой в меблированных комнатах, где стоит запах сундуков и сафьяна. Дальше кукла попадает на блошиный рынок: тут еда, скатерти и антиквариат. И последнее полотно изображает руки, нашедшие куклу. Сквозь него вдалеке виднеется снимок УЗИ. «Документы немного замаскированы. Это специально», — говорит Янина.
Потом она озвучивает мысли про вырванный зуб, про жизнь и ювелирный бизнес, которым они с мужем, тоже художником, зарабатывают на жизнь. На полу стоят пять белых скульптур, которые как будто вот-вот растворятся в пространстве. Они — связующее звено между историей путешествия куклы и историей неродившегося ребёнка. Они как бы «свиты» друг с другом. Белые существа, лишённые гендера, призваны найти баланс между неживым и живым. «Живым, но не очень важным», — Янина улыбается. Я бормочу что-то о Луиз Буржуа, и Черных с восторгом отзывается о ней.
В углу снова материализуется рыжая. Я слегка отстраняюсь от художницы, которую тут же подхватывает громкая компания, и она тонет во всеобщем смехе. «А я свой зуб на выставку принесла», — слышится из толпы. Я поискала глазами кого-то трезвого, увидела взрослую женщину и спросила у неё, который час. Однако вместо ответа она стала издавать нечленораздельные звуки. Мне показалось, что я в сумасшедшем доме. Кучка брюнетов всё ещё толпилась у бара, и чёрт знает, кто из них Лёня Ларионов, да и неизвестно, существует ли он на самом деле. На подоконниках сидели подозрительные личности. Если кто не знает, «Электрозавод» — некоммерческая галерея, ребята поддерживают её существование сами, авторов выбирают сами, и поэтому учить их жить точно бесполезно, а вот помочь материально — можно.
С этими мыслями я выплыла из зала и моментально попала из мира искусства на завод. Гремящий железом, он отрезвил меня и повёл по своим монументальным коридорам. Мимо пронёсся парень на скейте.
«Где выход?» — закричала я ему вслед.
«Туда», — показал он в неопределённую сторону и скрылся за углом.
Из каждой двери — разные звуки, то музыки, то голосов. И снова тут этот указатель «День Рождения Филиппа». Странно, ведь я всё ещё на шестом этаже, а день рождения должен быть на четвёртом.
Наконец, я нахожу лифт и еду на нём в другое измерение. Уже на улице я вспоминаю, что в соседнем подъезде должен быть бар, в котором всё ещё разрешают курить. Мне становится интересно, может быть, он всё ещё там. Поднимаюсь на шестой этаж. Бар на месте, и даже назревает мордобой. Я стремительно возвращаюсь к лифту. Нажимая кнопку, вижу объявление возле двери. Думаю, вы уже догадались, что в нём. Свивание — ни больше, ни меньше.
