Тридцатого мая в Мосгордуме обсудили проблему распространения ВИЧ в Москве и пришли к выводу, что тема СПИДа — это информационная война Запада против России, а лучший способ защититься от вируса — моногамия и духовные скрепы. Кажется, российские депутаты очень мало знают о том, что вообще такое ВИЧ и откуда он берётся. Чтобы не быть как депутаты, мы начинаем серию публикаций, посвящённых ВИЧ, СПИДу и борьбе с ними. Сегодня в «Суициде дня» история человека, который заразился, выжил, но всю жизнь об этом жалел.
Стив Кроун был неплохим художником и приятным человеком: одним из тех нью-йоркских геев, приветливых и аккуратных, которые днём вечно чем-то заняты, а ночью пьют изысканные коктейли в барах. До вечера он занимался своими бесконечными фрилансами: редактировал тексты, писал небольшие рекламные статьи. Постоянная работа в офисе ему не подходила, он всегда чувствовал себя неприкаянным и в то же время свободным и не мог усидеть на месте. Ему нравилось выполнять заказы дома, в кафе, в парке. Но, несмотря на свою неусидчивость, Стив был очень педантичен. Из всех его работ любимая была в издательстве, выпускающем путеводители: ему нужно было выполнять фактчекинг. Стив мог часами сидеть над картами и сверять, есть ли на этой улице в незнакомом городе то маленькое кафе, о котором пишет автор, и по-прежнему ли оно называется так, а не иначе.
Но будь он просто весёлым парнем, хорошим собеседником и толковым работником, о нём никогда не стали бы писать в некрологах — этих качеств недостаточно, чтобы после твоей смерти о тебе написали в газетах. Шестнадцатого сентября 2013 года нью-йоркский «Daily News» вышел с заголовком: «Мужчина, которого не брал СПИД, покончил с собой в шестьдесят шесть лет».
1.
Ещё подростком Стив понял, что отличается от своих друзей. По выходным он больше всего любил ходить по магазинам и покупать яркие свитера и рубашки, которые другие парни считали «немужскими» и странными. Все стены в его комнате были увешаны репродукциями картин импрессионистов. Это было начало 60-х, сексуальная революция только зарождалась: первые гей-журналы уже продавались, но признаваться друзьям, что ты их читаешь, было ещё нельзя. Стив — умный, красивый и очень самовлюблённый парень — знакомился с девушками на вечеринках и приглашал их на свидания, чтобы никто ничего не заподозрил, но его сексуальными партнёрами были мужчины. Всё изменилось в 1965: Стив переехал в один из районов Манхэттена, где на каждой улице был театр или клуб, студенты выходили на антивоенные демонстрации, а по ночам танцевали и пили столько, насколько хватало сил. У каждого соседа можно было разжиться маркой, и все, кто до этого скрывали свою ориентацию, оказавшись здесь — в центре Нью-Йорка в самый разгар сексуальной революции — наконец-то смогли жить так, как им хочется. Стив покрасил стены своей комнаты в кислотно-зелёный цвет, и его гости, заходя туда, сразу соловели от дыма марихуаны. Он начал много рисовать — не классические пейзажи, как раньше, а абстрактные и смелые полотна, и о нём даже стали писать в модных журналах для художников. Семь лет он провёл в эйфории — ему казалось, что он погрузился в какой-то утопический мир, и это счастье будет вечным.
В 1975 году появился Джерри — худощавый и мускулистый, он был похож на «еврейскую версию арабского принца». По крайней мере, так сразу же показалось Стиву. Это был тихий и застенчивый парень, рядом с шумным и самоуверенным Стивом он поначалу выглядел даже забавно. Но они вместе ходили слушать Монсеррат Кабалье в Карнеги Холле и держались за руки во время концертов, а когда Стивен заболел гепатитом, Джерри выхаживал его и не отходил ни на минуту, хотя к тому моменту они встречались всего несколько недель. Однажды вскоре после этого Стив ворвался в квартиру к своему отцу — он пел, танцевал по комнате и говорил, что встретил свою любовь. Видя, как счастлив его сын, отец только улыбнулся:
Когда в 1981 году Джерри вдруг сильно заболел, никто не обратил на это особого внимания. Все думали, что это обычная простуда. Врачи по всей Америке к тому времени уже стояли на ушах, но обычные горожане ещё не понимали, что происходит, а у болезни пока не было даже названия.
2.
Осенью 1980 года американского доктора Майкла Готтлиба вызвали к больному, умирающему от воспаления лёгких. Пациент сильно кашлял и жаловался на боли в груди, но, проведя полное обследование, врач выяснил, что причина тяжелейшего заболевания — совершенно безобидный микроорганизм, который не убил бы даже грудного ребёнка. Выяснилось, что у больного полностью отсутствуют клетки, которые должны бороться с микробами и инфекциями. Спасти его так и не удалось. Озадаченный, Майкл Готтлиб стал наводить справки среди коллег: оказалось, что он не первый столкнулся с таким парадоксом. Однажды Готтлиб познакомился с частным врачом Джойлом Вайсманом, который рассказал, что уже несколько лет к нему приходят молодые люди, страдающие тяжёлыми заболеваниями, вызванными абсолютно безвредными микроорганизмами. К 1981 году в США было зарегистрировано уже сто семь случаев такого иммунодефицита — так началась первая в мире эпидемия СПИДа. Среди больных было девяносто пять гомосексуалов, и сначала врачи назвали непонятную болезнь «иммунодефицитом гомосексуалистов». Только через год стало понятно, что вирус может передаться любому, независимо от сексуальной ориентации и образа жизни, и геи никак не виноваты в первой вспышке заболевания — они просто пострадали раньше других.
К 1982 году Джерри был уже слеп на один глаз, а всё его тело было покрыто пятнами от саркомы Капоши. Стив ухаживал за ним, но понимал, что спасти друга не сможет — все знали, что лекарства от нового вируса пока нет и не предвидится. Он смотрел, как Джерри на его глазах превращается в шестидесятилетнего старика, и не знал, куда деваться. На него по очереди накатывали паника и злость. В семье Стива было много врачей, и он с детства привык, что любую медицинскую проблему можно решить, если обратиться к нужному человеку. Но на этот раз ничего не действовало. В марте Джерри умер, и его родители, которые никогда не одобряли сексуальную ориентацию сына и относились к Стиву с презрением и недоверием, даже не сказали ему, где похоронен его парень.
Во время первой эпидемии СПИДа погибли многие друзья Стива, знакомые и те, с кем он когда-то встречался. После смерти Джерри он понимал, что у него почти нет шанса выжить — он в любом случае заразился. Но прошёл год, другой, а со Стивом ничего не происходило. Теперь, когда не было ни Джерри, ни многих хороших друзей, он даже не очень-то боялся смерти — он верил, что снова встретится с ними, когда всё закончится. Стив внимательно следил за своим самочувствием, напряжённо ждал, когда уже болезнь доберётся и до него. Ему казалось несправедливым, что друзья уходят один за другим, а с ним по-прежнему всё в порядке — иногда он чувствовал себя предателем. На вечеринках он мрачно шутил: «Наверное, у меня какая-то суперспособность, я неуязвим для СПИДа». Стив даже не представлял, насколько он прав.
Жизнь в постоянном напряжении становилась невыносимой, и он сам пошёл к докторам, начав одно за другим проходить разные обследования. Выяснилось, что ВИЧ у него действительно есть. Но его организм каким-то образом с ним справлялся. Проведя множество научных исследований, в 1994 году доктора наконец открыли, что в организме Стива есть небольшая генетическая мутация, которая позволяет ему сопротивляться вирусу. Кроме того, в будущем, возможно, это поможет придумать препарат, который спасёт человечество от СПИДа.
В 90-е годы про Стива рассказывали в медицинских журналах, как-то раз его даже показали в документальном фильме. Иногда он чувствовал себя героем — тем, кому суждено спасти планету от страшной болезни, убившей к тому времени уже сотни тысяч людей. Самым логичным для него было бы теперь беречь своё здоровье, чтобы как можно дольше оставаться полезным для науки. Но вместо этого 23 августа 2013 года он принял смертельную дозу медикаментов. Перед тем, как это сделать, он составил список всех своих банковских счетов с паролями и закончил редактировать свой последний путеводитель. Те, кто видели его в тот день в издательстве, потом говорили, что он был в прекрасном настроении.
3.
Когда выяснилось, что организм Стива не даёт ВИЧ-инфекции развиваться в СПИД, для докторов это стало настоящим спасением. Он и ещё несколько человек с такой же мутацией постоянно участвовали в исследованиях, сдавали кровь. Общаясь с журналистами, Стив говорил:
На время он даже перестал так сильно мучиться из-за Джерри и остальных: интервью, исследования — он как будто делал это в память о них. Их смерть становилась уже не такой бессмысленной и глупой. В 2007 году компания Пфайзер получила разрешение на использование препарата Маравирок — первого в мире лекарства от ВИЧ в таблетках. Оно не убивает вирус, но мешает ему присоединяться к клеткам человеческого организма. Впоследствии благодаря этому препарату многие люди с ВИЧ смогли относительно спокойно дожить до старости. Стив сыграл далеко не последнюю роль в разработке этого препарата.
Но всё-таки он постепенно понимал, что внимание журналистов никогда не заменит ему погибших друзей. Он никогда сам не признавался в этом, но со стороны казалось, будто бы он ищет смерти. В 80-х и 90-х, когда большинство людей за версту обходили больницы для больных СПИДом, он каждый день приходил туда в качестве волонтёра и иногда намекал тем друзьям, кто ещё были живы, что был бы не против, если бы его организм утратил свою «суперспособность». Когда родные говорили, что бог спас Стива, он только морщился. В 1989 году он поехал по делам в Сан-Франциско, и как раз тогда там случилось мощное землетрясение. Пока все искали убежища, он высунулся в окно и кричал на всю улицу:
4.
Однажды Стиву всё-таки удалось снова стать счастливым. Или почти счастливым. Устав от телекамер, в 2006 году он снял себе жильё в Молдене на Гудзоне — небольшом посёлке вдали от города. Все соседи знали друг друга и дружили — это была настоящая соседская община, в которую он быстро влился. Он снова начал рисовать, путешествовал с новыми друзьями и проводил с ними всё своё время. Но в 2012 году посёлок решили перестраивать — дома находились в аварийном состоянии, и жильцов попросили съехать. Стив опять остался совсем один, и вина за то, что он единственный из своей компании выжил во время эпидемии 80-х, навалилась на него с новой силой. У него не было ни спутника жизни, ни ребёнка, хотя он всегда о них мечтал. Он спасся от СПИДа, но подступала старость — больные кости, аритмия и всё прочее, что обычно случается с пожилыми людьми. Жить было негде — он искал себе квартиру, но те, что он мог себе позволить, ему не нравились. В 2013 году он съездил в небольшое путешествие по Европе, а потом поселился на лето у друга, который уехал на три месяца и разрешил Стиву воспользоваться жильём. О его проблемах знали немногие — сёстры были в курсе, что он в глубочайшей депрессии, но остальные — соседи, знакомые, работодатели — думали, что он вполне доволен своей жизнью. Он элегантно одевался, ходил в бары, выглядел этаким чуть полноватым добряком, которому нравится вычитывать тексты для путеводителей.
Пятнадцатого августа до шестьдесят седьмого дня рождения Стива оставалось тринадцать дней. До приезда друга, оставившего ему квартиру, — два дня. В то утро он разговаривал с приятелем и сказал, что вечером собирается сесть в машину и отправиться на поиски нового жилья. На следующий день в 6:45 утра в полицию поступил звонок: напротив одной из церквей на Манхэттене припаркован автомобиль, на водительском сиденье — мужчина без сознания. Приехавшие медики тут же поняли: мужчина мёртв. Стив смешал транквилизаторы с обезболивающими в таких количествах, что сделать это по ошибке было просто невозможно. Стив с самого детства верил в жизнь после смерти — может быть, ему так не терпелось снова встретить своих друзей, что он просто не смог дождаться. Когда 16 августа его нашли в машине, он выглядел, как человек, который устроился поудобнее и задремал — кресло было откинуто, а разутые ноги лежали на приборной панели. На лице Стива застыла улыбка.
