Три истории о том, как я попал в кино, но так и не попал в титры

Гришковец рассказывал, как в детстве он очень любил телефонный справочник города Кемерово, потому что там был адрес семьи, номер телефона, имя и отчество его папы. И маленький Женя гордился тем, что в мире существует книга про его отца. Я же всегда думал: круто увидеть свою фамилию в титрах какого-нибудь фильма.

Кино я любил с детства. У меня в жизни всё, скажем так, через кино. В три года я боялся Майкла Джексона, а не бабайку. Соседи пришли к нам похвалиться видеомагнитофоном, и мы сели всей семьёй смотреть на чудо, но вместо чуда я увидел чудо-юдо — запустили кассету с клипом «Thriller», и через секунду я верещал лучше любой актрисы из фильма категории «B».

Мой дядя изобрел 3D-фильмы, кстати. Он подзывал меня, интересовался, не хочу ли я «посмотреть мультик», а я, конечно же, отвечал, что хочу. Он просил закрыть глаза, а потом нажимал пальцами мне на веки. Зелёные, красные, фиолетовые огоньки. И так всё рядом, близко.

Когда в доме появился уже свой видак, покупку первой кассеты поручили мне. Нужно было идти на рынок минутах в двадцати от дома, там открывались развалы: картонные коробки, а в них VHS-180 торчали белыми рёбрами с названиями картин. По два фильма на одной. Одуревший от возможности самому сделать выбор, я купил «Москва слезам не верит», хотя хитами в те времена были боевики со Стивеном Сигалом. Я не прогадал — маме этот фильм, как оказалось, нравился, и меня похвалили за удачное и неожиданное приобретение. Тогда, в двенадцать лет, мне впервые сделали комплимент о хорошем киновкусе. Так я полюбил русское кино.

Потом я собирал видеокассеты, тратил на них карманные деньги. Сначала мне выделили одну полку в чешской стенке, затем ещё одну. Спустя время папина библиотека стала перемещаться в кладовку, а писатели-фантасты стали уступать место Хотиненко, Балабанову, Кончаловскому-старшему и чуть-чуть — младшему. На свой первый гонорар я не проставлялся, а побежал покупать DVD-плеер. Вскоре пришла цифровая эпоха, и видеокассеты осели у друзей и на помойке, уступив место DVD-дискам. Я их накопил более тысячи и это было моё приданое. С ним я и въехал в квартиру жены. Иногда я подхожу к своему маленькому сыну, который часто останавливается у рядов с дисками и рассматривает обложки, кладу ему по-отцовски руку на голову и говорю: «Это всё твоё, всё твоё». Когда-нибудь я достану из коллекции диск и скажу ему, что к этой картине я был причастен. Но в титрах меня до сих пор нигде нет.

Сегодня я расскажу вам, как однажды «поел супу» в кино и как я охранял маньяка.

В кино я попал по служебному заданию от радиостанции, на которой работал над программой о кино. Вместе с шеф-редактором Дашей нас пригласила режиссёр Лариса Садилова — она заканчивала звуковой монтаж своей картины «Ничего личного». Дарья уже успела засветиться у кинохудожницы в одном из эпизодов в предыдущем фильме, что снимался в нашем городе Орле, побывать на её свадьбе и завести с ней дружбу. Лариса не только показала нам, как делается звук, но и предложила как радийщикам озвучить пару сцен. Мы были «гургульщиками» — так называют киношники людей, которых вы не слышите в фильмах, хотя они есть. Это интершум — звуковая массовка. Нам досталась сцена в кафе, где главные герои ведут диалог, а мы — посетители. Пока настраивались на ответственную роль, в гости в студию пришла Татьяна Лютаева и согласилась помочь в «гургулении». У микрофонов роли распределились так: я — сын, Татьяна — моя мама, Рустам Ахадов (продюсер фильма) — мой отец, редактор Дарья — официант. В студии темно, перед нами киноэкран, куда выводится сцена в кафе. Режиссёр за стеклом. Командует:
— Начали!

А, что? Куда смотреть? Чего говорить?
— Ребят, на экран можно не смотреть — вас всё равно там нет. Просто говорите. Вы семья, пришли обедать.

Татьяна Лютаева на правах профессионала начинает первая. Ведёт нас за собой.
— Девушка, пожалуйста, салат. Лёгкий какой-нибудь.
— Так, — типа записывает в блокнот Дарья, но на лице её я вижу ужас — никакого блокнота нет, и ей просто придётся запоминать всё, что мы ей сейчас накидаем, ведь официанту в конце нужно повторить заказ.
— Сын, что ты будешь?

Хаотично перебираю в уме все блюда, которые знаю. Но вырывается:
— Мам, я не хочу есть.
— Это ещё что такое? — говорит мне строго мой «кинопапа». — Девушка, для него суп. Какие супы есть?

Теперь черёд вспоминать пришёл Дарье.
— Вкусные, — отвечает она.

Моя мама решает:
— Значит, суп, салат, пожалуйста, вы же уже записали.
— Мне отбивную, — вклинивается папа.
— Отбивную мужу.
— Мне газировки, — вспоминаю я «блюдо».
— Сыну воды...
— И гарнир мне к отбивной, риса можно, но если есть пюре, то пюре, — «папа» явно проголодался.
— Я могу пирожное съесть, — говорю я.
— Так, пирожное с водой газированной, а мужу пюре с отбивной, ещё салат же, — вспоминает «мама».
— Но лучше ему сначала супу, — напоминает «отец».
— Да-да! Суп ему вперёд. И мне можно тоже горячего. Но горячего не слишком горячего.
— Ну, и второе тоже себе возьми, рыбы там, например, — предлагает «маме» «папа».
— Рыбу, да, а какая рыба? Ой, нет, лучше салат один, и горячее.
— И газировки мне, — напоминаю я, — и пирожное, пирожное «картошку», но не картошку, а пирожное «картошку».
— Ты суп будешь есть, — назревает семейный конфликт с «отцом», — а я отбивную и гарнир, можно пюре или рис.

Экран гаснет. За стеклом мы слышим голос режиссёра:
— Семья идиотов останется голодной.

В процесс мы вошли с третьего дубля. Лариса Садилова — мастер, конечно, ничего и никому не спускает даже в звуковой массовке. Весь день мы провели в студии и озвучивали прохожих, гопников у мусорного контейнера, детей в песочнице. Я даже надеялся на интимную сцену, но её в картине, как оказалось, нет.

На премьере, что состоялась на Международном Московском кинофестивале, мы как участники съёмочной группы смотрели фильм, сидя во втором ряду. Но в титрах меня нет.

На этом мои отношения с кино не закончились.

Нижний Новгород, в котором я прожил четыре года, прошлым летом превратился в Голливуд. В городе параллельно снимались три картины. В массовке сыграло, наверное, полгорода. В интернете я увидел объявление, что на съёмки сериала «Метод», это там, где герой Хабенского сейчас на «Первом канале» ловит маньяков, приглашаются двое на роли командировочных. Стиль одежды — деловой, обязательно наличие чемодана. Брюки и рубашка у меня есть, чемодан, правда, уехал с женой на отдых. В квартире обнаружились пакет из супермаркета, авоська, облезлая сумка для ноутбука. С последней, как я решил, вполне можно отправиться в киношную «командировку».

Приезжаю в обозначенное администратором киногруппы место — в гостиницу. Софиты и прожекторы, автомобили с надписью «Первый канал» на бортах и люди, люди, люди. Начинаю искать знакомых, и меня не волнует, что они меня не знают, я-то с ними знаком через экран! Видом на нижегородскую акваторию любуется актер Виталий Кищенко. У дверей в гостиницу скромно стоит Константин Хабенский и что-то читает в планшете. Навстречу мне идёт Ольга. Это единственный человек, который меня здесь знает. Юбка-колокол, ботфорты, клатч, шарфик, солнечные очки. Ещё Оля блондинка. Оля — сам шарм. Вся съёмочная площадка — только для неё. Она не должна быть в массовке. Обложка — как минимум, красная дорожка — как максимум. Мы приятно удивлены встречей. Не могу не оглядеть Олю, вот только вместо комплимента возникает вопрос: «Ты что, вот в таком виде ездишь в командировки?». Озвучил мой вопрос вслух чуть позже администратор группы. Оля включила обаяние и утвердительно кивнула. Обаяние не помогло. Администратор вздохнул и сказал:
— Я другую роль вам дам. Будете сидеть на диване в холле гостиницы, рядом какого-нибудь мужичка поставим.

...Видимо, смутили ботфорты.

После Оли администратор перевёл взгляд на меня и вовсе расстроился. Но ничего не сказал. Обидно как-то даже стало. Из вагончика с надписью «Гримёрная» показалась женщина. Просканировав меня опытным взглядом, задержалась в районе пивного пуза и пробормотала:
- Типичный, типичный...

Самая сложная работа, скажу я вам, — это киношный охранник. Ведь требуется обуздывать свой талант, чтобы не переиграть в кадре самого Константина Хабенского! Я не могу по контракту раскрывать детали сцены, иначе постигнет меня кара, аналогичная тем, которые происходят в каждой серии с участием маньяков. Мы долго репетировали, как мимо меня пробегает народный артист России. С каждым дублем я всё отчётливее понимал своё место на экране — я тень, причём толстая. Две секунды. С каждым дублем я осторожно делал шажок ближе к камере. При этом режиссёр Юрий Быков не просил меня вернуться на исходную. Я даже начал поворачивать голову вслед бегущему Хабенскому и строить гримасу недовольного охранника, однако режиссёр так и не расширил мне роль. Но знаю точно — я был убедителен. Когда объявили перекур и мы вышли с актёрами на улицу, у порога гостиницы остановилась бежевая «девятка». Окно опустилось и водитель крикнул:
— Э! Шлагбаум мне открой!
— Видимо, это вас зовут, — улыбнулся Константин Хабенский, оценив на мне форму охранника.

Но в титрах меня нет.

Ну, и напоследок история о том, как я узнал, что декламация — это не навык.

Ленфильм. Последний день кастинга в массовку фильма Алексея Германа-младшего «Довлатов». Да, после работы с Быковым и Хабенским я выбираю в режиссёры только призёров международных премий, а в партнёры — Данилу Козловского и Чулпан Хаматову.

Все пришедшие толпятся в узком проходе. Переговариваются. Кто-то смеётся. Мимо проходит женщина с папкой (сценарий?) и говорит:
— Прошу отнестись к процессу серьёзно. Всех лично потом будет просматривает сам Алексей Алексеевич. У кого есть агент, то вписывайте его контакты в анкету. Девушкам обратить внимание на свои уши — волосы длинные убрать.

Просьба об ушах меня не беспокоит, да и про агента тоже. Тем, кто играл в фильме «Первого канала», посредник не нужен. А вот где шариковая ручка? К ручке тоже очередь — раздали анкеты. Рост, вес, размер головы и обуви, район проживания и навыки. На последнем пункте спотыкаются все. Я смотрю в анкету к соседу справа. Там «вождение автомобиля, танцы, пластика». Заглядываю к соседке слева: «Пение» — выводит она. Я на мгновение унываю, но попадается на глаза тучный парень, который уже долго, как видно по лицу, перебирает, а точнее, пытается вспомнить, а ещё точнее, придумать себе навык. «Драка», — вписывает он, потом зачёркивает и рядом пишет «Бокс». Я же широким росчерком вывожу: «Декламация». Потом в отдельном кабинете, где каждого фотографируют в профиль и анфас, и это, кстати, и есть весь кастинг, девушка мне скажет: «Это не навык. Переписывайте срочно». От такого я даже потерял дар речи. Это как не навык? Пять лет у микрофона на радиостанции и озвучка различных роликов! Между прочим, мой голос до сих пор озвучивает сорта колбасы по громкоговорителю на «Молочном рынке» города Орла, а также «просит подождать, так как все линии заняты» на автоответчике какого-то наркодиспансера! Я не отступил, но пошёл на компромисс. Зачеркнул «декламация» и рядом написал «ораторское искусство». С одной «с». Так сильно я был возмущён.

Выходя с кастинга, я в красках представлял себе, как в кинозале сидит Алексей Герман-младший (ведь он лично отсматривает все фотопробы массовки, как нас заверили) и ассистент. Внимательно, вдумчиво всматривается Герман в слайд-шоу на большом экране, где очень-очень быстро мелькают фотографии всех пришедших. Очень быстро, потому что номер мой в анкете был 3 300 какой-то, и за мной ещё стояла куча людей. Алексей молчит и вдруг восклицает:
— Верните обратно. Нет, нет. Вот, того, да, с бородой и таким фактурным лицом. Вы только вглядитесь! Талант! Это он затмил Хабенского? А какой дуэт с Лютаевой? А? Срочно! Срочно высылайте за ним машину в Купчино.

Но в титрах, наверное, меня не будет.