Сегодня Алина Селивер отправляется в металлическое нутро Электрозавода, чтобы улететь на лифте в космос, проследить путешествие чужой травмы и не попасть на день рождения Филиппа.
Электрозавод — это памятник 90-м. Тоталитарная пропускная система уживается с полнейшим хаосом внутри. Найти в красной кирпичной махине можно всё — от неонового бюста Ленина до сокровищ нации (поддельных, разумеется).
Холодные стены с отваливающейся штукатуркой, помойные ящики прямо на этажах и туалеты без дверей — вот условия, которые ставит Электрозавод. Лифт трясёт так, как будто он не между этажами едет, а летит в будущее сквозь все земные оболочки. А через железную сетку можно наблюдать все движения, которые, скрипя и кашляя, совершает эта адская машина. Каменная глыба лестницы — если заходить в лифт не хочется. На этажах тоже своя атмосфера. Народ тут ходит странный, с безумными глазами (может, после лифта, а может, опять упоролись).
Впрочем, я хотела начать с самого начала. В субботу в два часа пополудни мне сообщили, что вечером на Электрозаводе будет закрытие выставки Янины Черных «Свивание». Открытие всегда даёт поблажку. Есть возможность облениться и не пойти, отложить и уйти в тину. А закрытие не проведёшь: тут либо да, либо нет. Открыла аннотацию: «умение мыслить картинной плоскостью», «эстетизирующее переживание». Ладно, не впервой. Из понятных человеку слов было замечено «аборт». Я узнала следующее: художница родилась и провела детство на Дальнем Востоке, феминистка, вышивает техникой ришелье. Основной импульс творчества — травма. Тема аборта поднимается без надрыва.
Вечер не заставил себя ждать, и я поехала на Электрозаводскую, в один из самых мрачных районов Москвы. На каждом углу — наркоман, на каждой улице — заброшенный дом, над каждым домом — туча. К проходной номер три спешили три нарядные личности: девушка с кудрями и парни в лакированных туфлях на босу ногу. Компания несла цветы и подарки. Девушка без остановки пилила одного из парней, второй поправлял воротник и щурился. Мне стало неудобно, что я иду на закрытие с пустыми руками.
Но возле проходной всё прояснилось: троица спешила на день рождения некоего Филиппа, но их не нашли в списках, отругали и отправили «вон отсюда». Я понимала, что меня также ждёт испытание этой дамой с КПП, но всё равно расхохоталась. Смех эхом разнёсся по этажам, все умолкли и зачем-то прислушались. Расфуфыренная компашка взбунтовалась и устроила распальцовку. Выяснилось, что Филипп празднует день рождения в другом подъезде. Троица с облегчением вздохнула и скрылась из виду.
Я назвала свою фамилию. Вахтёрша посмотрела на меня презрительно и заверещала, что меня нет в списке. Объявление «Вход и выход работников Электрозавода воспрещён» добавило драматизма. Я набрала номер, указанный на странице выставки в Фейсбуке, и меня пообещали забрать. Спустя десять минут передо мной материализовался худощавый парень с длинными волосами, который виновато попросил у меня ручку. Мы зашли внутрь. Возле лифта висело объявление «День Рождения Филиппа на 4 этаже». Лифт с трудом и неохотой довёз нас до пятого этажа.
«Теперь пешком!» — то ли успокоил, то ли пригрозил мне длинноволосый. Один этаж мы поднялись по лестнице и метров двести прошли по недружелюбному коридору. Сначала я даже не поняла, что мы пришли, но ясно было одно: что-то происходит. Вспомнила, что мне рекомендовали найти Лёню Ларионова, который тут главный. «Брюнет. Обычно тусует возле бара», — прочитала я в сообщении ещё раз и увидела возле стола с бутербродами сразу десять брюнетов.
Мой ступор заметила рыжая девушка. Она подошла ко мне вплотную и спросила: «Вы Алина?». Я почти обрадовалась, что наконец-то знаменита, но затем вспомнила, что пятнадцать минут назад звонила некой Наташе по вопросу прохода на выставку (длинноволосый был послан вместо неё). Девушка выпустила дым мне в лицо и сказала, что автор сделала аборт и — вуаля, выставка.
«Чего?» — спрашиваю.
«Аборт! Но она не видит в этом ничего трагичного! — повторила курящая, — видение у неё такое, ясно?».
«Ясно», — говорю.
Курящая ушла, оставив меня наедине с новой информацией.
Из угла глазела кукла. Её стеклянные глаза пристально изучали меня и как бы говорили: «Ничего трагичного, ясно?». Она смахивала на потасканного жизнью ребёнка. Возле бара раздался хохот, и я вернулась на Землю.
![](/media/images/abort-1.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Кукла была не самым последним звеном выставки. Но первым и, на мой взгляд, самым главным экспонатом была история болезни Янины Черных. То есть, не болезни, конечно же. История беременности и её прерывания.
Как выяснилось, эта история не была отправной точкой создания выставки. Тогда, в 2013, это был просто аборт. Я внимательно изучила выписки, результаты обследования… Не могла понять, что же тут не так. Анализы прекрасные, муж. Позже, уже в разговоре, выяснилось, что художница просто чайлдфри. И считает прерывание беременности на ранних сроках чем-то вроде удаления зуба.
![](/media/images/abort-2.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Спустя пару лет на блошином рынке Porte de Vanves в Париже ею была найдена кукла.
Янина решила её отреставрировать и проследить путь куклы от её рождения и до прибытия на блошиный рынок. Выяснилось, что тело было произведено в России на фабрике Дунаева примерно в 1910 году. Материалы — дерево и мастика. Голова произведена в Польше первой половины 1930-х годов. Если быть точной, на фабрике Шраера и Фингергуда в Калише. Как раз в то время фабрика начала осваивать целлулоид для привлечения европейских заказчиков. Таким образом, кукла преодолела путь из России в послевоенную Польшу, затем попала в Париж, а потом уже в Москву. Эта история и подтолкнула художницу на создание проекта «Свивание».
Несмотря на большой пласт известных фактов, полная история куклы навсегда останется тайной, именно поэтому был специально создан третий компонент выставки — тканевые полотна. Они олицетворяют собой путь куклы. С помощью вышивки ришелье Янина аккуратно изобразила каждый отрезок пути.
Первое полотно изображает Россию. По признанию художницы, его она делала дольше всех и даже прибегла к помощи швейной машинки «Чайка» (что, кстати, совсем не проще, чем вручную). Эта старинная русская вышивка — знак того, что кукла пока ещё дома. На втором полотне я нашла дома и дороги — это путь в Польшу. Третье изображало стул. Семья живёт с куклой в меблированных комнатах, где стоит запах сундуков и сафьяна. Дальше кукла попадает на блошиный рынок: тут еда, скатерти и антиквариат. И последнее полотно изображает руки, нашедшие куклу. Сквозь него вдалеке виднеется снимок УЗИ. «Документы немного замаскированы. Это специально», — говорит Янина.
Потом она озвучивает мысли про вырванный зуб, про жизнь и ювелирный бизнес, которым они с мужем, тоже художником, зарабатывают на жизнь. На полу стоят пять белых скульптур, которые как будто вот-вот растворятся в пространстве. Они — связующее звено между историей путешествия куклы и историей неродившегося ребёнка. Они как бы «свиты» друг с другом. Белые существа, лишённые гендера, призваны найти баланс между неживым и живым. «Живым, но не очень важным», — Янина улыбается. Я бормочу что-то о Луиз Буржуа, и Черных с восторгом отзывается о ней.
![](/media/images/abort-3.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
В углу снова материализуется рыжая. Я слегка отстраняюсь от художницы, которую тут же подхватывает громкая компания, и она тонет во всеобщем смехе. «А я свой зуб на выставку принесла», — слышится из толпы. Я поискала глазами кого-то трезвого, увидела взрослую женщину и спросила у неё, который час. Однако вместо ответа она стала издавать нечленораздельные звуки. Мне показалось, что я в сумасшедшем доме. Кучка брюнетов всё ещё толпилась у бара, и чёрт знает, кто из них Лёня Ларионов, да и неизвестно, существует ли он на самом деле. На подоконниках сидели подозрительные личности. Если кто не знает, «Электрозавод» — некоммерческая галерея, ребята поддерживают её существование сами, авторов выбирают сами, и поэтому учить их жить точно бесполезно, а вот помочь материально — можно.
С этими мыслями я выплыла из зала и моментально попала из мира искусства на завод. Гремящий железом, он отрезвил меня и повёл по своим монументальным коридорам. Мимо пронёсся парень на скейте.
«Где выход?» — закричала я ему вслед.
«Туда», — показал он в неопределённую сторону и скрылся за углом.
Из каждой двери — разные звуки, то музыки, то голосов. И снова тут этот указатель «День Рождения Филиппа». Странно, ведь я всё ещё на шестом этаже, а день рождения должен быть на четвёртом.
![](/media/images/abort-4.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Наконец, я нахожу лифт и еду на нём в другое измерение. Уже на улице я вспоминаю, что в соседнем подъезде должен быть бар, в котором всё ещё разрешают курить. Мне становится интересно, может быть, он всё ещё там. Поднимаюсь на шестой этаж. Бар на месте, и даже назревает мордобой. Я стремительно возвращаюсь к лифту. Нажимая кнопку, вижу объявление возле двери. Думаю, вы уже догадались, что в нём. Свивание — ни больше, ни меньше.