Фотограф-фрилансер Дмитрий Костюков, который работал в агентстве AFP и преподавал на факультете журналистики МГУ, рассказал журналисту Маргарите Журавлёвой, как снимал акцию Femen в Париже, которая привела к изменениям во французском законодательстве, пытался зарабатывать на жизнь чем-то кроме фотографии, но всё равно вернулся к камере.

Это была не совсем акция в том смысле, в котором акции Femen представляют. Правильнее её назвать фотоисторией — то есть это протест, который рассчитан не на реакцию людей на улице, а тех, кто увидит это на фотографии. Цель — публикация снимков. Мы снимали в разных местах в Париже, где в том или ином виде существует проституция. Я говорю «в том или ином виде», потому что речь шла и о тех, кто называет себя проститутками, и о тех, кто этим занимается, но не именует себя так.

Та серия акций была посвящена криминализации действий клиентов проституток. Её слоган — «You don’t buy, I don’t sell». И она оказалась одной из самых успешных акций Femen. Конкретно эта фотография была символичной и понятной для людей из разных стран, потому что Саша (Александра Шевченко, активистка Femen — примечание редактора) стоит на фоне Триумфальной арки на Елисейских полях, — в 2013-м, буквально сразу после того, как сюда переехали несколько активисток Femen.

Мы снимали там, куда люди ходят, чтобы найти проститутку: это районы Сен-Дени, Барбес и Пигаль, отель на улице Риволи.

Позже активистки Femen повесили эти фотографии на своём сайте и в социальных сетях, а следом фотографии опубликовали разные издания. Тема криминализации действий клиентов проституток тогда вообще широко освещалась, во Франции в итоге появился соответствующий законопроект, который предполагал штрафы для потребителей услуг. В итоге закон приняли, в том числе благодаря этой акции, и сейчас во Франции наказывают клиента, а не проститутку.

С девушками Femen я познакомился, когда поехал в Киев снимать о них фотоисторию для New York Times. Это было в мае 2013 года. Мы ездили домой к разным активисткам, чтобы расспросить их, откуда они родом. Тогда я уже решил, что хочу остаться в Киеве, потому что давно задумывал уехать из Москвы. К тому моменту я уже не работал в агентстве AFP довольно давно, поэтому посчитал, что раз я переезжаю, то нужно начать снимать какую-то историю в Киеве, не новостную, а такую, которую можно снимать долго, в течение нескольких месяцев. Было логично снимать Femen: вот Киев, вот они, снимаешь себе периодически. Так мне казалось. А когда приступил, выяснилось, что всё это довольно сложно и просто так снимать не получится: против Femen настроено огромное количество разных людей, полиция, спецслужбы. Но постепенно у меня появлялось все больше доступа к девушкам, они перестали меня бояться и позвали снимать подготовку акции.

Летом 2013 года в Киеве праздновали 1025-летие Крещения Руси, в город прибыли Владимир Путин и патриарх Кирилл. Все ждали какого-то выступления Femen. Я приехал в квартиру, где готовилась акция, чуть-чуть успел поснимать, а когда мы выходили из дома, на нас напали десятка полтора человек. Что это сотрудники российских спецслужб, а не украинских, было понятно по их речи, по словам, которые они использовали, по московским номерам машин. Они нас избили и передали в руки украинской милиции, которая «случайно» стояла за углом. Какое-то время нас держали в участке и, кажется, не знали, что дальше делать. Так часто бывает при задержании политических активистов, когда полицейские растеряны, так как не они принимают решения, и лишь говорят: «Ну вы же понимаете, что мы тут ни при чём, мы бы вас не трогали». Суд проходил в воскресенье, и под предлогом того, что это выходной день, в здание никого не пустили. Судья просто сидел и ждал появления людей, которые должны принять решение. То, что они из российских спецслужб, было очевидно: «поребрик» говорят только жители Петербурга; осетинские пироги, которые они заказывали, в Киеве никто не ест — это московская мода.

У меня отобрали фотоаппарат и сказали, что я его потерял. Я настаивал, что у меня его именно забрали. Они говорят: «Нет, потерял, ты что-то путаешь». Судили меня в итоге за то, что я незаконно продавал сигареты в переходе. Это было написано в моих документах. А потом, когда меня отпускали, технику вернули, сообщив: «Наша доблестная милиция случайно нашла твой фотоаппарат под кустами, ты, видимо, там его и потерял». Но фотоаппарат возвратили без флешки. На вопрос, где она, мне ответили: «Ну ты же всё понимаешь!». Однако через два дня фотографии с моей флешки оказались на украинских проправительственных сайтах.

Встречаться с Сашей из Femen мы начали под конец моего пребывания в Киеве, оказавшегося не таким продолжительным, как я думал. Толчком для следующего переезда послужила эта история с задержанием и избиением. На Сашу и других активисток Femen с момента нашего общего задержания и до моего переезда успели еще несколько раз напасть, и стало очевидно, что им тоже нужно уезжать. Тем более что в тот день, когда они собрали журналистов и закрывали свой офис в Киеве, им подбросили оружие — пистолет и гранату — буквально на глазах у всех. Я был уверен, что в следующий раз увижу Сашу через десять лет, потому что её уже увезли, но в какой-то момент отпустили на несколько часов со словами «только не уезжайте», что, очевидно, означало совсем обратное. В итоге в Париже мы оказались с разницей в три дня. Спустя год мы поженились, а в нынешнем у нас родился ребёнок.

После переезда я три года почти не снимал, но это не было связано с тем, где я живу. Я хотел найти другой способ зарабатывать на жизнь и отделить это от творческих проектов. Мы с друзьями занимались разработкой приложений. Всё было нормально, но не восхитительно, и, главное, в какой-то момент стало понятно, что это не мой образ жизни — и я решил вернуться к творчеству и фотографии.

В последний месяц я снимал цыганский цирк, который находится рядом с одним из самых буржуазных районов Парижа — это фантастический контраст! Два года назад цирк сожгли националисты, но сейчас его восстановили и артисты снова выступают.