Художник Левитан и композитор Бетховен вместе сотворили картину «Над вечным покоем», хотя к моменту её создания со смерти немецкого гения  прошло почти 70 лет. Музыковед, культуролог и автор подкаста «Искусство для пацанчиков» на «Глаголев FM» Анастасия Четверикова провела арт-расследование про одну из самых удивительных коллабораций XIX века, которая в корне меняет смысл всем известной картины.

Началось всё с того, что я посетила тихий и безмятежный город Плёс, где на каждом углу и со всех холмов туристов встречают огромные плакаты с изображением картины Левитана «Над вечным покоем». Огромное количество туристов приезжает, чтобы увидеть главную достопримечательность города — тот самый знаменитый пейзаж с деревянной церквушкой и погостом на местности.

Для воспитанных в традициях отечественного образования этот пейзаж считался олицетворением всего творчества Левитана и вообще русского пейзажа XIX века. Он размещался и в учебниках, и в школьных кабинетах, и даже у каждой уважающей себя бабушки висел над кроватью. Поэтому он так и знаменит.

К тому же для туристов со всего мира — впрочем, как и для нас, — это знаковая картина, входящая в золотой фонд Третьяковской галереи. Да и просто национальное достояние.

Гораздо интереснее разобраться в том, почему Исаак Ильич создавал эту картину в виртуальной коллаборации с Бетховеном.

И заметьте: Левитан писал «Над вечным покоем» не просто под романтическую «Лунную сонату», отвечающую «мыслям о быстротечности» и бла-бла, а под траурный марш из Симфонии № 3 — «Героической», который «Великий Глухой» посвятил жертвам Французской революции.

Работа творилась не в Плёсе, а неподалеку от Вышнего Волочка, в Тверской губернии, в загородной усадьбе помещика Николая Панафидина. Левитан снимал апартаменты со своей верной подругой, ученицей Софьей Кувшинниковой (кстати, та была замужем, и этот любовный треугольник описан в «Попрыгунье» А. П. Чехова), но это так, к слову.

Так вот, именно Софья Петровна, которая была отличной пианисткой, по просьбе Левитана сутки напролёт играла для него, сопровождая работу художника. Чаще всего, во время работы над двухметровым полотном, по её воспоминаниям, Левитан просил играть ему именно «Героическую» симфонию Бетховена, а ещё точнее — Marche funebre (Траурный марш), который не только настраивал художника на нужный лад, но и «вызывал слёзы».

Важная деталь. Бетховен переименовал симфонию в «Героическую» после того, как Наполеон объявил себя императором, тем самым разочаровав огромное количество революционно настроенной молодёжи, в том числе и 33-летнего Бетховена. 

До этого события симфония именовалась «Наполеоновской». Как мы знаем, Бетховен сочувствовал французской революции и состоял в революционном движении «Бури и натиска». Музыку его также называли «революционной». По воспоминаниям современников, бунтарь Бетховен не снимал шляпы перед императорской четой. «Пока австрийцы имеют свои пиво и сосиски, они никогда не восстанут», — говорил Бетховен.

Кстати, когда Наполеона не стало, Бетховену предложили написать императору реквием или траурный марш, и композитор ответил, что уже написал таковой, имея в виду именно ту музыку, которую Левитан избрал для своего знаменитого пейзажа.

Тут давайте вспомним о проблемах Левитана-еврея, чья национальность не позволила ему получить диплом о высшем образовании, вместо этого художнику дали диплом учителя чистописания.

А ведь с 1861 года Александром II было разрешено селиться в Москве «полезным евреям» (торговцам, учёным с высшим образованием и ремесленникам), а указом 1879 года запрещено иным евреям проживать в «исконно русской столице». «Талантливый еврейский мальчик раздражал иных преподавателей. Еврей, по их мнению, не должен был касаться русского пейзажа. Это было дело коренных русских художников», — писал о Левитане Константин Паустовский.

Несмотря на это, к 1890 году число евреев в столице возросло до 40 тысяч. Также было сделано несколько исключений, в том числе и для Исаака Левитана, которому после двухлетнего пребывания в изгнании, в районе современной Балашихи, удалось снять квартиру на Большой Лубянке. В этот период в Москве были построены главные синагоги, гимназии и благотворительные заведении общины, большинство из этих зданий находились в районе Марьиной рощи и Зарядья.

А после убийства Александра II, в котором также обвинили евреев, в 1881 году было сначала приостановлено зачисление еврейских студентов в университеты и школы, а к 1891-му евреям было снова запрещено жить в Москве, теперь уже практически без ограничений. К этому времени за чертой оседлости оказалось около шестидесяти тысяч евреев-москвичей. В том числе и Левитан — как «лицо иудейского вероисповедания» — в 1892 был вынужден покинуть Москву и некоторое время жил в Тверской и Владимирской губерниях.

Именно в этот период он пишет свой знаменитый пейзаж, и именно исходя из этих настроений Исаак Левитан слушал революционно настроенное произведение Бетховена и писал грозовые облака, «бурю», которая обязана «грянуть». Ибо «чаша с краями полна», по заверениям современника художника Николая Некрасова.

Как писал Левитан Павлу Третьякову, купившему этот пейзаж: «Вечность, грозная вечность, в которой потонули поколения и потонут ещё… Какой ужас, какой страх!»

Так почему же до сих пор искусствоведы и экскурсоводы предлагают нам взглянуть на «быстротечность жизни» и задуматься о «вечности» на великом полотне, а не поразмышлять о революционных переменах в «покойном, всегда покойном царстве», о которых грезил Бетховен и до которых так и не дожил Левитан. 

Напомню, что после Февральской революции 1917 года черта оседлости была официально отменена.

Удивительные они, эти коллаборации, как многое они нам могут рассказать даже о, казалось бы, знакомых нам с детства канонических образах.

А великая музыка потому и вечна, что может творить искусство даже после смерти автора.

Пересмотрела своё отношение к пейзажу, а вы?

Источник картины: ru.wikipedia.org