Чтобы раскусить код, на котором с нами разговаривает полыхающий мир, мы продолжаем пытаться понять смысл современного искусства. На этот раз нелёгкая занесла нашего арт-лазутчика в Мытищи, где проходит выставка на пивном заводе.
Чтобы раскусить код, на котором с нами разговаривает полыхающий мир, мы продолжаем пытаться понять смысл современного искусства. На этот раз нелёгкая занесла нашего арт-лазутчика в Мытищи, где проходит выставка на пивном заводе.
То, что вы планируете увидеть в Мытищах, и то, что увидите, — две большие разницы, как говорят коренные мытищинцы. На всём моём пути попались только пара берёз и человек, похожий на Сергея Безрукова. Или на Дэвида Духовны. Или одновременно — я не поняла.
Так и экспонаты выставки «Можно. Скорее можно, чем нельзя. Скорее нельзя, чем можно. Нельзя» скорее совпадают с описанием, чем не совпадают, а точнее — наоборот. На этом можно было бы и закончить, но кто кроме меня будет водить вас по волшебным закоулкам мытищинского искусства? Кто сделает культурными людьми? Кто расскажет, в чём отличие Шишкина от Айвазовского? Если где-то в мире есть что-то по-настоящему интересное, будь то Монако или Мытищи, я туда поеду. В данном случае пришлось тащиться в Мытищи, где на территории действующего пивоваренного завода располагается арт-пространство «Варочный цех».
В будние дни он, вообще-то, не работает, но я проявила такую настойчивость, даже, кажется, сказала, что люблю Мытищи, поэтому арт-директор выставки согласился открыть музей только для меня. Я врубила на полную саундтрек к сериалу «Улицы разбитых фонарей» и покатила в Московскую область.
На трассе — ни домишки. Горизонт завален свалками и лесопилкой, а местами и людьми. Но вот за семью заборами показалось массивное здание Московского пивоваренного завода. Тут отирались какие-то прощелыги, кучковались, смоля, хмурые дальнобойщики и ещё группа ребят вдумчиво чинили Газель. Чуть поодаль я увидела поистине необыкновенное зрелище: огромную стену из пивных банок, по сравнению с которой сам завод кажется домиком для Барби. Соседняя от входа на завод дверь — магазин «Пиво-воды». Я, было, пыталась разузнать, где музей и всё такое, но сонные продавщицы отпускали пиво и ни о каких музеях слыхом не слыхивали. Посетитель посмотрел на меня с осуждением и продолжил шоппинг.
Много левее от входа на завод располагается «Варочный цех», в дверях которого появился арт-директор и с порога сказал, чтобы я поторапливалась, потому что ему надо по делам. И мы побежали, как банда аутсайдеров по Лувру. Я видела граффити, наполненные смыслами. Чаще всего — трагичными и протестными. Например, цветные разводы с зубами. В аннотации указано, что, например, содержания работы уличного художника Кирилла Лебедева никто не знает, пока тот не начнёт рисовать. Я бы сказала, что и в готовом произведении узреть смысл тоже будет не каждому под силу. Главное граффити гласит: «Благодарим заранее за попытку понимания». Этажом выше находится выставка картин молодых художников: полотна чаще всего изображали задумчивых гопников на фоне современности.
Я растерялась и спросила: «Извините, а что тут можно, а что нельзя?».
Арт-директор не сразу меня понял: «В каком смысле?».
«Ну как… — говорю я. — Выставка же называется „Можно. Скорее можно, чем нельзя. Скорее нельзя, чем можно. Нельзя“».
Арт-директор схватился за голову: «Ну, девушка! Я же вас спросил: что вы хотите посмотреть? Это же совсем другая экспозиция!». И мы сломя голову побежали на третий этаж.
На выставке «Можно. Скорее можно, чем нельзя. Скорее нельзя, чем можно. Нельзя» художники размышляют на тему ограничений, которые человек накладывает сам на себя, — и как они влияют на общество. При этом участники экспозиции исследовали местный контекст: общались с краеведами и жителями Мытищ (естественно!), посещали местные учреждения культуры и встречались с учёными, чтобы выяснить, как тема самоограничения отражена в физике, культурологии, психологии, религиоведении, социологии и философии. Результаты исследований и представлены в выставочном зале. Описания, как и положено, с претензией (инсталляции более сговорчивы).
Итак, мы доковыляли до нужного зала. Свет был выключен, и от экспоната к экспонату я шла на ощупь. Вдруг я наткнулась на что-то мягкое и тёплое. «Что это….?» — одними губами прошептала я. Оказалось, что это — противопоставление аскезы и гедонизма, которое выглядит как мягкий резервуар с водой, над которым подвешен кусок ткани. Аскеза — это самоограничение, гедонизм — стремление к наслаждению. Автор инсталляции с помощью этих незамысловатых предметов показывает, что эти два понятия — одно и то же: и то и то — стремление к получению удовольствия. Описание выходит жутко мудрёное, так что я лучше поясню своими словами. Предположим, я худею — это аскеза, потому что я лишаю себя лишнего трюфеля, и это приносит мне неимоверные страдания. Но я делаю это для того, чтобы похудеть и быть ещё красивее (хотя куда уж больше), — значит, это гедонизм. Мысль очень любопытная, но, в общем, не новая. Что человек — эгоистичная скотина — и так понятно по зрелом размышлении. Это ж надо, каков «Состав»!
При входе в зал возвышаются три огромных леденца. Хотя это только моя личная ассоциация, потому как ни с чем сосательным они на деле не связаны. Это — «Пропускная система Кармен». Художница Лера Лернер таким образом воспроизвела образ одной из городских сумасшедших Петербурга. Некая дама по кличке «Таможенница Кармен» каждый божий день стоит у одного из выходов метро и спрашивает с народа плату за выход. И это вовсе не обязательно должны быть деньги: просто какая-нибудь безделушка или фантик или что-то в таком духе. Возле экспоната стоит чан, в который нужно что-нибудь положить, чтобы пройти дальше. Устроители выставки находчиво ввернули любимые Мытищи в описание и напомнили, что название города происходит от слова «мыта», то есть пошлина. Меня же больше интересовал материал, из которого сделаны прозрачные ворота, и я зависла возле них. Из задумчивости меня вывел вопль арт-директора, который обо что-то споткнулся в темноте и прервал моё исследование.
По залу развешаны прозрачные полотна. Помните, в детстве родители развешивали бельишко на улице, и, чтобы пройти через инсталляцию из портков и постельного белья, надо было или очень низко наклоняться или разводить их руками? И всё равно оставалась вероятность угодить головой в пододеяльник, запутаться и покатиться в таком состоянии по дороге. Вот тут ровно такая же история. Только полотна составляют экспонат. Они призваны обрамлять нечто, похожее на коралловое деревце, символизирующее сосуды. Как мне объяснили, это — метафора природы. Возвышенно!
Самый суровый экспонат на выставке — фотографии завода, вымоченные в пиве. Суть такого химического эксперимента в том, что пиво должно разъесть и повредить материал. Таким образом, вырисовываются две истины: реальность состоит из множества слоёв, а пиво можно не только пить.
Неподалёку от пивных карточек висит коллаж из фотографий. Это личные фото автора произведения — Романа Канащука. История их появления на заводе довольно прозаична, но вместе с тем достойна восхищения. Роман расстался с девушкой. Сидел, грустил, смотрел на фото и, может быть, даже плакал. А потом его осенило: «Я должен сделать из них коллаж и выставить в галерее!» — решил парнишка, и вуаля! Экспонат «42» готов.
Пока я думала, принадлежат ли все фотографии автору или не принадлежат, арт-директор уселся на полу и стал подключать к сети другое произведение искусства — «Выборочное внимание в присутствии музыки и изображения». Короче, телик. На экране рука рисует геометрическую фигуру под сплетение электронщины и классики. Я постояла, минут пять посмотрела на экран: вроде ничего не происходит. «Бред какой-то», — подумала я умом, но инсталляция вызывала некое странное чувство. Значит, смысл в этом всё же есть. Мной было выяснено следующее: Филипп Ильинский заставляет зрителя припомнить ночной клуб. Вокруг орёт музыка, люди тоже то ли что-то орут, то ли просто открывают рты. Потом весь этот шум и грохот превращаются как бы в один поток энергии, и ты уже вообще ничего не понимаешь, затянутый в воронку. Вплетения в диджей-сет классической музыки призвано быть той нитью, которая вернёт тебя к действительности, заставит одуматься. В данном случае классика символизирует гедонизм, а долбёжка — аскетизм, и слушатель должен суметь сделать выбор.
Мне от всего этого стало жарко, и я решила повесить пиджак на торчащую из стены вешалку, но арт-директор заорал не своим голосом, что это экспонат. Ой, и правда. А я уж было подумала, что это просто пара торчащих из стены железяк. Символизирует это чудо физическую боль. Я так арт-директору и сказала: «Совершенно логично, что вы почувствовали негодование именно возле этого экспоната. Это же символизирует самоистязание. Хотя, стойте. Самоистязанием это было бы, если бы вы пытались повесить сюда свой пиджак».
Он смотрел на меня невидящим взором. Я приняла решение долго с ним не церемониться, указала на чёрную занавеску и спросила его, что там, он заорал: «НИЧЕГО!». «Ну, ничего, так ничего, а что так нервничать-то?» — я была несколько удивлена таким поведением моего провожатого. Позже, когда я уже приехала домой и начала собирать новый пазл современного искусства, до меня дошло, что «Ничего» на самом деле было «Нет сигнала» Глеба Нечаева, который халатно не был мной проинспектирован. Тут всё предельно просто. Неработающий телевизор, а перед ним — детские стулья. Телик — один из главных наших учителей. Именно в нём мы видим образы нашей будущей жизни, первые поцелуи, скандалы, красивых людей. Чего стоят одни только мексиканские сериалы! А Глеб как бы спросил: «А что если телевизор не будет показывать? Откуда тогда возьмутся представления о будущем?». Облом, да? Есть о чём подумать.
Теперь следует пояснить, почему я начала с того, что Мытищи обманчивы. Дело в том, что в афише анонсируется экспонат «Субъект наблюдателя». На фото суперсовременное пространство, яркий белый свет, и бордовым пятном посередине — мебель. Что вы увидите в реальности? Комнату вашей прабабушки из деревни Клюевка. Нет, это абсолютно не умаляет смысл экспоната, но факт остается фактом. Позже мне пояснили, что произведения создавались под выставку, поэтому они сначала её проанонсировали, а уж потом задумались над тем, как эти инсталляции сделать. Светодиодных стен не нашли, зато нашли какую-то рухлядь и сделали экспонат. Нашли, кстати, на Фейсбуке. Я изучила ФБ-стену «Варочного цеха» и картина сложилась: «Ребят! Я верю в теорию шести рукопожатий! Нужна мебель для создания шедевра. Лайк, шер, репост!».
Но с другой стороны — почему нет? И смысл у инсталляции с комнатой прикольный. Её творец, Илья Федотов-Фёдоров воспроизвёл свою комнату. В детстве он был замкнутым ребёнком, и с ним дружили только муравьи. Он начал их разводить, и если вы будете внимательны, то даже увидите их домишки. В комнате — растения и камни, они символизируют аскезу и сосредоточение. В разных местах разбросаны кубы: это те же комнаты, только в миниатюре. Они символизируют… А, впрочем, главное — что вы сами решите на этот счёт.
Так мы обошли всю выставку. Арт-директор метался от одной стены к другой, давая мне понять, что пора делать ноги. Я решила его пощадить и сказала: «Ладно вам! Не кипешуйте. Можете только меня сфотать?». Он взял в руки телефон и начал щёлкать: «Да стойте же вы! Мне ещё надо слово одно написать. Берите мой карандаш для глаз и пишите!». И хотя он сделал пару кадров, я всё забраковала и по старинке сделала селфи. Надо же, «селфи по старинке» — нарочно не придумаешь.
В достаточно смутных мыслях я вышла из «Варочного цеха». Местные старожилы глазели на стену из банок пива, заливаемую дождём. Кто-то выругался. Я спросила, много ли бывает посетителей. Арт-директор сказал, что много, но их чаще всего не пускают, потому что приходят они после посещения пивзавода и начинают с порога громить экспонаты. «Но, — говорит, — бывают и трезвые». «Хорошо», — говорю, а потом долго молчу. Думаю, что выставку за полчаса пробежала. Так нельзя: поверхностный взгляд, как и преждевременные выводы, могут помешать в жизни. Захотелось пива.
В качестве извинений за свои проделки я согласилась подвезти арт-директора до центра. Он рассказывал что-то про музей, про своё детство и про то, как всё-таки хороши Мытищи.
Не знаю. Одно, правда, ясно абсолютно точно: самоограничение — это хорошо. И если уж гедонизм и аскеза — одно и то же, то по мне, так лучше достигать удовольствия через аскезу, чем тупо кайфануть. К тому же, я глубоко убеждена, что человек вообще не способен понять что-то по-настоящему через удовольствие. Вот взять хотя бы меня. Для того чтобы понять тему самоограничения и страданий, я поехала за тридцать километров в неизвестном для меня доселе направлении, а не просто пошла в клуб БДСМ. Да и кому в современном мире доступности всё ещё искренне интересны удовольствия?
Тем временем мы выехали из пустынных Мытищ, где остались домики для муравьёв, леденцы городской сумасшедшей и путаница понятий.
Кстати, знаете, как пишутся Мытищи по-английски?
