«Карамель» — заключительная выставка проекта «СТАРТ» на Винзаводе, открывшаяся 13 апреля под руководством куратора Кирилла Преображенского. На выставке представлены дебютные работы Ивана Хрящикова из материала, ранее не востребованного в художественной среде: из карамели. Мы поговорили с Иваном о том, почему зрители хотят съесть космос и как звучит карамель.

Кондитер в прошлом, ещё во время обучения по специальности, Иван Хрящиков увлёкся физическими свойствами карамели и со временем стал создавать полноценные произведения искусства, которые смогли привлечь внимание кураторов и критиков. В ходе своей работы художник-кондитер сумел «расслоить» материал, обнаружив в нём два смысловых пласта. Первый слой — более поверхностный, обывательский, близкий к кондитерской специальности — в нём сама карамель и её вкус. Второй слой оказался более глубоким и спровоцировал переход автора из роли кондитера в статус художника. В этом слое раскрывается связь карамели с космосом. Космос и карамель: звучит по меньшей мере странно, если не безумно — но Иван Хрящиков вовсе не сумасшедший.

Итак, почему карамель?

Я — кондитер и работаю с карамелью всю жизнь. Были и другие эксперименты. Шоколад, пастилаж (прессованная сахарная пудра), пробовал кристаллы сахара выращивать, но как-то они меня не зацепили своими физическими свойствами: шоколад грязный и вонючий, от него приходится отмывать кухню потом.

А какого рода были эксперименты? Что вы делали из них?

У меня есть инсталляция с астероидами. В ней на тонкой леске в центре висел белый шар из шоколада, а вокруг него витали астероиды, тоже из шоколада. Он не таял, так как это было в помещении, шоколад такое выдерживает. У меня был случай, когда растаяла работа, потому что она постояла на солнышке. Как раз была весна, это была шоколадная сова, и у неё провалилось внутрь лицо. Как кондитер я продолжаю работать с этими материалами, но как художник развивать их не стал.

Как совершился переход между кондитерским мастерством и созданием произведения искусства из кондитерского материала?

Трудно это проследить, потому что это было не дискретно. Не так, что я уснул кондитером, а проснулся художником. Самое большое достижение — это выставка на площадке «СТАРТ» в Центре современного искусства Винзавод. Большое спасибо за то, что дают возможность продвигаться. Наверное, это всё происходило как-то постепенно. Первыми опытами как художника можно назвать свободные эксперименты с карамелью, потому что кондитеры не заливают карамель в стекло.

А как произошёл первый эксперимент? Как он пришёл вам в голову?

Кондитеры часто делают карамельные сферы. В силиконовую форму заливается карамель. Основной массив прозрачный, есть и непрозрачные линии. Из-за конвекции цвет начинает перемешиваться. То есть холодные части ближе к стенкам остывают и уходят вниз, а центральные (тёплые) поднимаются наверх. Вот так вот она крутится. Потом, когда снимаешь силиконовую форму, получается такой невероятный «глаз», как галактика. Это часто используют в скульптурах на выставках (ремесленных). Мне как-то стало обидно, что всё это потом портится. В хороших условиях она, конечно, может стоять в помещениях, но всё равно, не уследишь — и она потечёт и засахарится. Собственно, потому я и начал заливать её в стекло: хотел сохранить.

Внешне работы из карамели действительно напоминают неизвестные планеты, звёзды и галактики, с которыми и предлагается познакомиться зрителям. А эмоции «новорождённого» художника схожи с переживаниями космонавта при выходе в открытый космос: опасность неизведанного,  восторг и ощущение первооткрывательства. Эта аналогия видится ещё более правдивой в контексте безымянности карамельных произведений: плывя на корабле в безвоздушном космическом пространстве, наблюдая полёт созвездий в окнах иллюминаторов, космонавт окружён чем-то, казалось бы, близким. В то же время эта близость обманчива: от космических тел, окружающих астронавта, его отделяют миллионы световых лет. Они не исследованы, контакт с ними ещё предстоит. Так и контакт художника с его собственными произведениями: они близки создателю и в то же время бесконечно далеки от него.

Он был на какой-то выставке или для себя?

Нет, вначале всё было для себя, как эксперимент: интересно, а что ещё может карамель? Потом открылось ещё одно интересное свойство, после которого я стал заниматься только карамелью. Из-за того, что она при остывании сжимается сильнее, чем стекло, она начала отставать от стенок стекла, и между ними проникал воздух. Меня это раздражало, потому что рисунок получался не такой, были лишние блики. Целая эпопея была с тем, как я боролся с этим дефектом. Я заливал внутрь лак, чтобы он попадал вместо воздуха. Пытался также заливать эпоксидной смолой. В итоге я просто придумал новую массу — это смесь изомальта, сахарозаменителя и глюкозы.

Ваш «карамельный столб», представленный на кондитерской выставке, кажется актом протеста против утилитарности кондитерского дела. Вы вкладывали в это произведение протестный посыл?

Да, это он и был. Просто тогда я это так для себя не формулировал. Вообще, в целом, у меня в начале появляется желание, а потом, если повезёт, я понимаю, почему оно возникло. Осознанного желания заявить о себе как о художнике тогда ещё не было. К определённым результатам это привело, но всё же в первую очередь это было послание кондитерам. Послание о том, что можно работать с материалом свободнее и шире.

Пространство выставки, подобно материалу, также разделено на два зала, или слоя. Первый ярко освещён, работы развешаны на светлых стенах, карамель залита в круглые подносы с чёрным обрамлением — планеты, спутники, астероиды. Этот зал предлагает знакомство с космосом Ивана Хрящикова. По его словам, это — космический корабль с инопланетными артефактами, разложенными на подиумах, и планетами-иллюминаторами, развешанными на стенах. От второго зала нас отделяет только ширма, своеобразный портал в безграничное космическое пространство. Единственный источник света во втором зале — экран, который показывает ускоренную запись растворения цветной карамели в воде. Благодаря сильному приближению и ускоренному проигрыванию понять, что перед тобой всего лишь карамель в воде, удаётся не сразу. На видеоряд наложена звуковая дорожка: излучения планет и небесных тел, записанные NASA как радиосигналы. Именно в этом зале окончательно раскрывается космическая метафора выставки, происходит контакт с тем самым, более глубоким слоем карамели — тем, который роднит зрителя с первооткрывателем, исследователем, астронавтом.

Вы вышли из области, в которой любая красота оказывается прелюдией к потреблению. В каких отношениях с потреблением ваше искусство находится сейчас?

Я думаю, что в этом смысле тут уже остался только интересный материал. Я давно перестал расценивать карамель как что-то сладкое, что-то, что можно съесть. Для меня это рабочий материал, так что больших изменений в этом плане не произошло. Посетители удивляются: как, это всё карамель? это всё можно съесть? Я был шокирован, что не все люди видят там космос. Меня удивляет, когда люди эти вещи хотят съесть. Я уже давно ушёл от понимания карамели как сладости.

А съесть можно?

Конечно. Это сахарозаменитель (изомальт) — он даже полезнее сахара, в фармакологии используется просто как добавка. А ещё глюкозный сироп, который тоже полезнее обычного сахара.

Вы будете искать способы сделать карамель более долговечной — или эта хрупкость будет оставаться концептуальной частью произведений?

Конечно, буду. Самое старое произведение было сделано в 2013 году, то есть ему уже четыре года. Какие-то косяки проявляются, но это скорее несовершенство техники. Появляются трещины из-за перепадов температуры, но я уже придумал, как этого избежать: другой состав. Сейчас я использую мягкую карамель. Из-за добавления глюкозы она намного пластичнее, поэтому не реагирует не так резко. Хотя в некоторых работах, наоборот, нужно взять чистый изомальт, чтобы материал был более хрупким. Есть отдельные работы с сознательно созданными трещинами. Это такая интересная техника! Берётся глыба карамели, кладётся на ночь в морозильник, утром кладётся на раскалённую сковородку. Она, естественно, начинает трещать. Нужно дождаться одного звонкого щелчка: дзииинь! Это означает, что она треснула в структуре. Иногда циклические трещины получаются, иногда одна центральная и от неё поменьше расходятся. Больше одного звонкого щелчка не бывает. Если их много — значит, карамель некрасиво трескается по краю, или идёт одна большая трещина по центру. Смыслового содержания в хрупкости нет. Но она сыграла большую роль, потому что я старался от неё убежать и таким образом обнаружил новые техники. Плюс бесценное ощущение того, что ты с чем-то борешься, что-то постоянно наступает тебе на пятки.

Завораживающие фотографии из космоса, от которых захватывает дух, просыпается голод по неизведанному — полуправда. Космос пронизывают различные излучения — инфракрасное, ультрафиолетовое. Для получения сочных фотографий из космоса каждому излучению придаётся свой цвет, который позднее накладывается на картинку. А вот карамельный космос Ивана Хрящикова — цветной по-настоящему. Автор создаёт его с нуля, из материала, который только начинает свой путь в художественном пространстве. Так появляется новый космос, альтернативный тому, что мы привыкли наблюдать на страницах школьных атласов и научно-популярной литературы. Собственный космос художника, который готов щедро делиться им со зрителем.

У вас есть какие-то любимые художники, которые оказали на вас влияние?

Художник в широком смысле (потому что это писатель). Я обожаю Лавкрафта. Не за его ужастики, хотя они тоже восхитительны, а за его подход к творчеству. Мне кажется, он был абсолютно искренним человеком, хотя и полным неудачником. Он был немного не от мира сего. Никак не популяризировал себя, не занимался пиаром. В отличие от того же Кинга, который придумывает свои ужастики и романы, Лавкрафт же как будто описывает то, что видит наяву. Такой абсолютно искренний подход, без саморекламы. Я бы хотел жить и творить так же: не ради рекламы, а просто видеть что-то и описывать это.

То есть ваша цель не в том, чтобы стать первопроходцем, открывшим новый жанр и технику, а просто делиться своими наблюдениями?

Стать первопроходцем с точки зрения славы и тому подобного? Почему же. Это тоже  цель, но побочная, всё это изначально не из неё рождалось. Если это случится, то почему бы и нет. Я не святой, чтобы отказываться от каких-то более низких целей!

Карл Уорнер создаёт пейзажи из еды, утверждая, что основная задача его произведений — привить детям любовь к здоровому питанию. Есть ли в ваших работах подобная воспитательная составляющая?

Такую миссию, как воспитание детей, я на себя не беру. Возможно, в моих работах есть посыл к кондитерам. Посыл о том, что карамель — это не просто материал для продажи, приготовления еды, но посыл не насильственный. Мне будет очень приятно, если найдутся люди среди кондитеров, которые захотят создать что-то похожее, а ещё лучше — что-то своё. Я с удовольствием поделюсь рецептурой и техникой.

Что вас вдохновляет?

Это сложный вопрос. Нет такого, что я слушаю какую-то песню, что-то читаю, смотрю на солнце. Желание работать у меня вызывает сам материал, меня влекут его загадки. Я смотрю на пузырьки, которые появляются из ниоткуда, встаёт вопрос: откуда они берутся? Я даже одно время хотел написать книгу «Физика карамели». От написания я окончательно не отказался, книга ждёт своего воплощения.

По вашей задумке, с чем должен уйти зритель с вашей выставки?

У меня была задумка познакомить зрителя с космосом не в буквальном смысле. Но, как я понял, происходит это не всегда. Зритель видит либо карамель, либо космос. Согласно моей идее, он должен был увидеть космос с ощущением тяжеловесного трепета. Так же, как вижу его я. Это по задумке. Но многие видят просто цветную карамель с интересными эффектами. Что ж поделать, пусть так. Ничего страшного в этом нет.

Какой ваш любимый десерт?

Я обожаю выпечку вообще, там, где больше теста. Наполеон люблю.

Какой вам больше всего нравится готовить?

То, что попроще. Люблю с тестом возиться. Одно время хлебы готовил, ради интереса.

Каким художником вы бы не хотели быть?

Хочется оставаться честным и искренним по отношению к себе и к зрителям. Я не против того, что зрители не видят чего-то глубокого. Мне бы не хотелось иметь славу художника, который просто выбрал себе интересный материал, теперь щеголяет этими техниками и зарабатывает этим. У меня есть чёткое представление о том, какими будут становиться мои работы: более минималистичными, более чёткими.