В регулярной авторской рубрике «История одного кадра» журналист Маргарита Журавлёва, недавно ставшая продюсером видео и подкастов издания «Медуза», расспрашивает фотографов о заметных и важных снимках в их карьере. Сегодня Илья Варламов, сам называющий себя журналистом-любителем, рассказывает, как он оказался на Манежке вместе с футбольными фанатами в декабре 2010 года, как те громили новогоднюю ёлку, почему профессиональная фотожурналистика умирает и какую сумму ему удалось отсудить у газеты Арама Габрелянова за нарушение копирайта.

О том, что на Манежной площади планируют собраться фанаты, многие знали заранее, хотя в то время подобные сборища, особенно в центре Москвы, еще не стали привычными. И вообще, насколько я помню, таких массовых и несанкционированных акций раньше не случалось. То, что делала тогда оппозиция, националисты, было немноголюдным и предсказуемым.

Серьёзно к планам по поводу Манежки никто не относился: утром состоялось шествие (памяти убитого Егора Свиридова. — Прим. ред.), там возлагали цветы, всё протекало довольно мирно и спокойно. Я помню, что мы с коллегами-журналистами ещё обсуждали, стоит ли вообще ехать на Манежку, потому что там может ничего и не произойти. Фанаты с утра выглядели спокойными и тихими, казалось, что «картинки не будет» — нечего снимать, нет сюжетов, всё получится довольно уныло. Мне нечего было делать в выходной, поэтому я и несколько коллег всё же решили отправиться туда.

Когда мы добрались до Манежки, увидели, что там вообще нет полиции, зато собирается всё больше националистов. И они вполне вольготно себя чувствуют: скандируют, как обычно, про «Россию для русских» и прочее.

Конкретно этот кадр получится отчасти случайно. То, что руки людей, вскинутые в нацистском приветствии, образуют линии, указывающие на Кремль, продиктовано исключительно архитектурой Манежной площади. Там есть лестница, образующая своего рода амфитеатр, на которой люди и стояли. Когда я увидел всё это, то просто забрался на самое высокое место, которое только можно было найти, и сделал этот кадр на широкий угол.

Что касается руки человека слева, то мне сразу показалось удачным, что она влезла в кадр. Мне эта рука была важна, потому что я искал передний план. Помню, что когда снимал, то чуть ли не прижимался к этому человеку, чтобы его рука попала в кадр. То есть я специально так строил кадр. Есть другой — с рукой в перчатке, она там на Кремль уже не указывает.

Многие из собравшихся были в чёрных масках, полностью закрывающих лица, — такое сейчас сложно себе представить. Они жгли файеры и дымовые шашки. Довольно долго народ продолжал подтягиваться на площадь, но прессы всё ещё было мало.

В какой-то момент произошёл инцидент с этими подростками кавказской внешности. Когда собравшимся националистам надоело стоять и кричать, началось стандартное в этих кругах «а давайте пойдём кого-нибудь побьём». К несчастью, мимо проходили эти совсем молодые и смуглые ребята. Толпа сразу начала их бить, но парней спасло вмешательство нескольких журналистов. Дальше подростков оттеснили к машине скорой помощи, а потом уже прибыл ОМОН. Вскоре у толпы появился новый «враг», как это бывает после футбольных матчей. Тогда уже и ёлку начали разбирать, и драться с полицией.

Ясно, что Кремль они брать не собирались — там есть охрана, и одно дело просто кричать и жечь фаеры, а другое — ломиться туда. Такой идеи в толпе не возникало, да и у всей этой акции не было какой-то конкретной цели или предполагаемого финала. Спонтанное сборище, без конкретных требований и лидеров, без трибуны и выступающих. Сам факт, что такое количество людей смогло собраться на площади, — это, кажется, для них уже было успехом и победой. До приезда ОМОНа они просто упивались своей свободой, а на Красную площадь, на мой взгляд, им идти не было смысла.

Я тогда делал репортажи для «Живого журнала» и имел довольно много подписчиков, но история с Манежной площадью в каком-то смысле принесла мне славу. Я ещё параллельно вёл трансляцию в твиттер. Помню, что этого тогда особо никто не делал, у многих пропадала связь, а мне повезло, у меня всё работало, и я мог оперативно туда писать. Когда акция закончилась, я обнаружил, что количество подписчиков в твиттере у меня увеличилось с 30 тысяч до 150. Это сейчас миллионом подписчиков никого не удивишь, а тогда это были огромные цифры.

Когда я выложил все фотографии, то, как говорится, проснулся знаменитым, потому что у меня их купили информационные агентства — РИА «Новости», кажется, и другие. Фотографию с мужчиной в вязаной маске захотела купить «Афиша» на обложку, и мы обсуждали какие-то нереальные для меня по тем временам деньги — вроде тысячи долларов. Но в итоге её не взяли, потому что она широко разошлась и уже стала баяном.

Что касается копирайта, у меня тут довольно простой подход, не как у Фельдмана (Евгений Фельдман, фотограф. — Прим. ред.). Я не против использования своих фотографий, и не беру за это деньги, а только прошу спрашивать разрешения, потому что для каждой фотографии могут быть свои условия. Иногда агентство покупает у тебя эксклюзив  — и ты не можешь разрешить другим взять просто так твою фотографию. Поэтому я отправляю людей, которые интересовались такими снимками, в агентство. В большинстве случаев я разрешаю использовать фотографии, но когда кто-то их берёт, отрезает копирайт и использует без моего ведома, я обычно иду в суд. И этот суд чаще всего выигрываю. Насколько я помню, из той публикации с Манежной площади у меня одну фотографию взяла газета «Жизнь», ныне не существующая, и мы с ними судились. Снимок был на обложке, и это, пожалуй, самое крупное дело из всех, которые я выигрывал: кажется, отсудил у них 280 тысяч.

Сейчас я никому бы не посоветовал становиться фоторепортёром, потому что, на мой взгляд, эта профессия умирает. В ней нет денег, но есть очень большая конкуренция. Тогда, в 2010 году, было несколько иное время. Сегодня эта работа сильно обесценилась, редакции не готовы покупать контент, большинство интересуются только эксклюзивом, а вероятность снять его крайне мала. Теперь у каждого в телефоне неплохая камера, и если мы посмотрим на последние события, то увидим, что любительские фото даже преобладают над профессиональными.

В мире может быть больше спроса на профессиональную фотографию, но не всё так просто. Можно пытаться быть, как наш гениальный Серёжа Пономарёв. Но его путь совершенно уникальный, мне сложно представить, чтобы кто-то сумел это повторить.

Тем не менее я вижу спрос на профессию журналиста-универсала, который способен и писать, и снимать фото и видео, и, что важно, продавать свой контент. Эти качества сейчас гораздо важнее, чем навык просто делать очень хорошие фотографии.