Когда не было iTunes, аудиозаписей «ВКонтакте», Яндекс.Музыки, Last.fm и SoundCloud, альбомы любимых исполнителей приходилось искать по киоскам, переписывать кассеты у друзей и доставать всеми правдами и неправдами. Лидер групп «Церковь детства» и «Братья Тузловы» Денис Третьяков рассказал самиздату, как был устроен музыкальный рынок провинции в девяностые годы.
В конце восьмидесятых в Новочеркасске, откуда я родом, существовало огромное количество студий и салонов звукозаписи, где можно было записать что угодно. Ты покупал бобину, шёл в салон и на неё записывал музыку. В Новочеркасске самый большой салон находился в детском парке, держал его Георгий Варфаламеев — человек, который в прошлом делал музыкальное оборудование и гитары — в семидесятые он сделал инструмент для Макаревича. Ещё Георгий занимался записью музыки. У Варфаламеева было что-то около пятисот наименований музыки, в том числе и очень редкой: от группы Nazareth до никому тогда не известной «Гражданской Обороны» и ещё менее известных групп, типа рижского «Карт-бланша», питерского «Выхода». Салон Варфаламеева и подобные ему существовали совершенно официально — на правах первых кооперативов. Их было очень много по стране. Даже у нас, в посёлке Октябрьском под Новочеркасском, откуда я родом, была такая студия: маленький ларёк, в котором потом продавали колбасу и хлеб. Там можно было записать какие-то совершенно дикие группы, типа «Вова Синий и братья по разуму», «Коллежский Асессор». Музыкальный рынок только зарождался, и всё было свалено в общую кучу. И попса, и рок, и авангард. В некоторых салонах висели списки по жанрам: «рок», «диско», «отечественный поп». В категории «рок» было всё подряд: от «Воплей Видоплясова» и «ДК» до «ДДТ», «Наутилуса» и «Алисы». Часто записывали музыку из-за смешных названий. Я вот так записал себе ансамбли «Вороны клюют твои посевы, Джузеппе», и «Водопады им. Вахтанга Кикабидзе».
Люди активно менялись плёнками и переписывали музыкальные записи: в ходу были ленты «Свема», «Тасма», «Славутич», стоившие достаточно дёшево по тем временам — что-то около полутора рублей. Я помню, что таким же образом записывал музыку в Самаре, в Ростове-на-Дону. Параллельно этому существовал чёрный рынок в Ростове, который назывался «сходкой». С конца восьмидесятых до середины девяностых он происходил на Пушкинской улице под магазином «Мелодия». Туда приезжали со всех окрестных городов. Мой друг, Миша Говоров, стоял там с аудиокассетами, а люди продавали и обменивали пластинки. Можно было выудить Фрэнка Заппу, группу The Smiths, и даже попросить переписать. Говоров регулярно ездил в Петербург к легендарному Сергею Фирсову (заведующий фонотекой Ленинградского рок-клуба, музыкальный продюсер — прим.), записывал там большими пачками русский рок: бутлеги «Аквариума», квартирники Башлачёва, Майка Науменко. Бобины Говоров привозил целыми мешками, они у него лежали в подвале, потом люди это всё дело переписывали. В общем, с условной эстрадной музыкой проблем не было вообще. Я совершенно спокойно записывал самую любимую на тот момент группу «Коллежский асессор» из Киева, харьковскую «Казма-Казма», «Эльза», весь сибирский панк.
С джазовым авангардом, академической музыкой дела обстояли иначе. Подобные вещи было очень трудно доставать. В салонах звукозаписи такой музыки не было вообще. От слова «совсем». Были отдельные любители, я помню на сходке одного парня, кажется, по имени Тарас, который очень любил Хиндемита, но у него в коллекции был и Альфред Шнитке, и Эдисон Денисов, которых я сразу переписал. У него же я переписывал любимого Чарльза Айвза, Штокхаузена и прочих. Авангард записать было практически невозможно. С приходом компактов ситуация улучшилась. Ещё были различные польские фирмы, издававшие множество кассет. Одна из них, если память мне не изменяет, называлась «Кактус». Сюда их тоже привозили мешками. «Кактус» издавал много авангардного рока. Лотки с этими кассетами стояли буквально везде. Стоимость была небольшая, любой школьник мог сэкономить на завтраках и купить кассету.
В те годы существовала большая субкультура, связанная с авангардной рок-музыкой. Я дружил с новочеркасской группой «Оникс», музыкантами, игравшими нечто близкое к Роберту Фриппу, в их тусовке люди слушали музыку в диапазоне от King Crimson и до нойза и индастриала, которые только-только появлялись. У меня было человек двадцать знакомых, увлекавшихся подобной музыкой.
На рубеже восьмидесятых-девяностых была очень активная концертная жизнь. В таком провинциальном городе, как Новочеркасск, регулярно проходили крупные рок-фестивали. Один из них был в театре имени Комиссаржевской. Среди участников были заявлены группы: «ДК», «ВВ», «Коллежский асессор». Первые две, правда, так и не добрались, но зал был набит битком. Однажды приехала прекрасная киевская группа «Работа Хо», они выступали в зале на пятьсот человек, и свободных мест не было. Я хочу подчеркнуть, что это достаточно сложная музыка: Сергей Попович — уникальный гитарист, сейчас он живёт в Америке. На местные фестивали приезжали все кому не лень. В Новочеркасске в девяносто первом году проходил фестиваль «Погружение» — в Доме офицеров, и шёл неделю. Новочеркасская тусовка плотно его посещала. Да, там были наркотики — лёгкие и не очень: косяки курили прямо в зале, но при этом в день можно было услышать пять-шесть авангардных групп. Другие фестивали: «Формула 9», который делал в Ростове покойный Михаил Баланов, Первый и Второй рок-фестивали в Новочеркасске в 1989–90 годах. Фестивали финансировали городские власти. Всем заправляли местные комсомольцы. Они как-то зарабатывали на этом деньги, но всем было всё равно.
Надо понимать, что Новочеркасск, Ростов-на-Дону и Таганрог были городами более продвинутыми в музыкальном отношении, чем, например, поволжские города, где, как я помню, такого обилия музыки не было. А на юге аудитория была более подготовленной, благодаря деятельности отдельных энтузиастов: рок-журналиста Галины Пилипенко и её самиздат-журналу «Ура Бум-Бум», Игорю Ваганову с его проектами, ростовскому рок-клубу, который возглавлял одно время поэт Мирослав Маратович Немиров. В ростовском рок-клубе были прекрасные группы: «День и вечер», «12 вольт», «Пекин Роу Роу», «Театр Менестрелей», «Зазеркалье», «Абонент 09». На фестивали, проходившие в Ростове в те годы, приезжал весь цвет отечественного рока. Например, фестиваль девяносто первого года «Формула 9»: там играли и мейнстримные группы, типа «Алисы» или «Чайфа», но в то же время такие умные в музыкальном смысле группы, как «Апрельский марш». Дворец спорта был забит под завязку четыре дня подряд. Аудитория, увлекавшаяся сложной рок-музыкой, была большой. Однако надо понимать, что существовала жёсткая стилевая дифференциация: пролетарский рок для пацанов с окраины (группа «Театр Менестрелей»); была идеологическая музыка, например, группа «Зазеркалье», в те времена стоявшая на позиции яркого такого антигуманизма. Была музыка англоязычная — «Элен» (позднее они стали называться «Спутник-Восток»).
Это было такое удивительное время, когда все интересовались всем, и дело вовсе не в моде. Модно было другое: сначала вся страна слушала «Наутилус Помпилиус», потом также дружно подсела на «Ласковый май». Но у авангардного рока тоже была большая аудитория. Этой музыкой увлекались продвинутые подростки, и в моём классе её слушали человека три, что на самом деле не так мало. Плёнки заслушивали буквально до дыр.
За многими группами мы начинали следить с самого начала их деятельности. Например, группа «Звуки Му». Мы сидим летом с пацанами во дворе в трусах, играем в карты, слушаем новые пластинки. Вдруг кто-то приносит альбом «Крым», и мы его слушаем не один день. Потом, через полгода нам в руки попадает их второй альбом — «Простые вещи» и так далее. То же было и с «АукцЫоном», «Асессором», «Телевизором», «Воплями Видоплясова» и многими другими, которые мы с ребятами начали слушать с их первых альбомов, и ежегодно на наших глазах эти группы развивались.
Важную роль в нашей жизни играл самиздат, которого было много в Ростове-на-Дону. Журнал «Ура Бум-Бум» был у всех, и до сих пор лежит у некоторых в квартире их знаменитый девятый номер. Были ещё «Приложение к неизвестно чему», «Донской бит». Всероссийская рок-газета «N-ск», на которую можно было подписаться на почте России, где почти в каждом номере был Егор Летов, и вообще очень много сибирского панка, но и не только. Я туда писал рецензии про местные фестивали. В девяносто первом году вышел знаменитый номер «Контркультуры», где было написано про смерть Янки Дягилевой, помещена дискография Летова. Журнал делали Кушнир с Гурьевым и везде его распространяли. Он был дома почти у всех моих знакомых. Я не застал годы более ранние, но на самый конец восьмидесятых пришёлся бурный расцвет всего этого. Кто увлекался чем-то другим, доставал, соответственно, что хотел.
Очень много всего было. Я сейчас часто общаюсь с людьми, которые серьёзно занимаются магией и эзотерикой, и помню, что в девяностые вся такая литература продавалась в огромном количестве: от каких-нибудь «Откровений чёрного лося» до мемуаров бабки Анастасии. Кастанеду можно было купить в ларьке «Союзпечати». Вот я в своём родном посёлке Октябрьском как-то пришёл в киоск «Союзпечати» и в один день купил: виниловый тропилловский диск группы Sonic Youth «Daydream Nation» (SY тогда считались дико авангардной группой, это было ещё до гранж-взрыва и до того, как все полюбили Нирвану), сборник французского «антиромана» с романами Натали Саррот, Мишеля Бютора и Алена Роб-Грийе и ещё что-то для меня важное. Подчеркиваю: в киоске «Союзпечати». Был совершенно курьёзный случай, когда я пришел покупать пластинку группы «Егор и Опизденевшие» — «Прыг-скок: детские песенки». Музыкальный отдел был в обычном магазине, и они эту пластинку перенесли в отдел детских пластинок. Она стояла где-то между сказками о Золушке и Дюймовочке.
В середине девяностых я ездил в Москву и периодически покупал какие-то кассеты на Горбушке. Так мне попались группы «Ожог», «Соломенные еноты», «Огонь», «Резервация Здесь». Собственно, я был первым человеком, который привёз в Ростов и стал распространять записи московского «формейшена». В середине девяностых сибирский панк «ГО» и «ИПВ» уже не воспринимался слишком серьёзно. Хотелось чего-то более честного, что ли. Чего-то нового. И московский панк-формейшн встал очень в тему. Особенно популярна у нас была группа «Резервация Здесь», которая потом превратилась постепенно в «Банду Четырёх». Собственно, половина моих друзей воспитывались на сибирском панке, московском формейшене и ростовской группе «Зазеркалье». Это было нам очень близко. Хотя относились ко всему без пиетета. У нас в Ростове и Новочеркасске был свой формейшн. Мы ходили на концерты своих друзей, слушали их музыку на кассетах, выпивали с музыкантами. Всё это было легко, без пафоса. Не так, как бывает сейчас. Не было авторитетов вообще. Были вкусы, интересы и пристрастия, но авторитетов не было.
