«Невеста с букетом чеснока»

Это песня первых дней, после того как Темура увели из зала суда. Она про то, как один может решить, что другой перед ним виноват, и наказать его. Например, скормить статистике раскрытия уголовных дел. И вы не можете этого контролировать. То есть то, что вы не чувствуете ни перед кем вину, не значит, что на свете не живёт кто-то, считающий вас виноватым, и что однажды в порыве он не настучит на вас в контору по какому-нибудь поводу. Самое пугающее — то, что если кто-то вдруг решил вас наказать, это будет всем на пользу: следователям, адвокатам, судьям, прокурорам, конвою. Потому что вы — это работа, деньги, звёзды в погонах, палки в отчётах, вы один, а их много, и все благодарны вам за то, что вы вляпались, знают, что вы не выберетесь, и искренне симпатизируют вам, они же не звери, просто такая судьба у вас и у них. Про «Царапки» спрашивают, почему «без фантиков ириски»: потому что когда делаешь передачу в тюрьму, конфеты нужно освобождать от фантиков, это делают обычно у окошка дружно всей очередью, чтобы быстрее.

Мы показывали дело адвокатам, следакам, судьям, не связанным с нашим процессом, и каждый рассказывал что-то интересное. Например, что к концу года больше оправдательных приговоров, потому что план выполнен и нужно теперь добавить эту погрешность — 0,5 процента оправданий. Про то, как судьи ужасно боятся обвинений в коррупции и раздают всем сроки, чтобы показать свою неподкупность. То есть обвинительный уклон и так был, а когда развернулась кампания по борьбе с коррупцией, пришёл совсем уже пипец: заставь дурака молиться, он лоб расшибёт — в нашем случае, расшибёт тебе. Одна из историй была связана с судьёй верховного суда, которая пожалела мальчишку и проголосовала за отмену приговора. На верховном суде сидят по трое, и решения, как правило, принимаются единогласно. После этой выходки её вызвал председатель и стал обвинять во взяточничестве. Все адвокаты честно говорят, что на верховных судах они никто, что раньше была какая-то состязательность, были шансы, сейчас их нет, вообще, если дело дошло до суда — шансов нет.

Это песня про поездку на свиданку. Поездки всегда очень сюрные. До зоны ночь пути. «Посёлок Седьмые небеса» — это посёлок Северный — зона. Был туман очень сильный, ничего не видно, стрелка светящегося в темноте навигатора показывает вверх, то есть вперёд, но тебе время от времени, правда, кажется, что едем вверх и до посёлка ещё километров триста. И ещё приходят мысли, что хорошо бы добраться до места как-то втихаря от бога, чтобы он не смотрел этой ночью на дорогу и ещё как-нибудь не пошутил. А после первого свидания в СИЗО я возвращалась с семьёй настоящего убийцы, они обсуждали труп, и труп был им уже совсем родной, и шутили над трупом так же по-доброму, и я понимала, что глубина погружения в забавность бытия очень зависит от таких вот экспириенсов: эти люди знали о хрупкости жизни нечто, позволяющее им очень панибратски относиться к смерти. «Невеста с букетом чеснока» потому, что при передаче на зону к положенным двадцати килограммам можно добавлять пять килограммов лука, чеснока и цитрусовых, они не входят в общий вес, потому что нужны для иммунитета, а лук и чеснок ещё вместо антибиотиков, потому что антибиотиков часто хрен дождёшься.

Когда привыкаешь к этому способу существования, становится уже вообще не страшно, а смешно, эти ролевые игры там очень ролевые. На зоне абсолютно нехер делать, заключённые рады работать за 50 рублей в месяц, но там безработица, у них крошатся зубы от авитаминоза, если заболеют — анализы готовятся месяцами, врачи вечно ныкают куда-то витамины, взыскания по любой мелочи, а они бесправные, как и их родные. Ничего нет в этом романтического или загадочного — скука и бессильная злоба от того, что тому, кого ты любишь, портят здоровье. Моего «гражданского мужа» обвинили в «покушении на убийство». Это сто пятая статья — «убийство», но через какую-то там статью тридцатую — «покушение». В бумагах везде это просто «убийство» — без пояснений, что все живы и здоровы. С недавних пор у нас в справку о несудимости добавляются все прежние судимости, то есть раньше, отбыв наказание, ты начинал с чистого листа, а теперь твоя справка о несудимости — всё равно что справка о судимости. Куда ты с ней пойдёшь, с погашенным убийством? И уехать ты не можешь, тебя ни одна нормальная страна не пустит. Способ родины привязывать к себе своих людишек — делать их невыездными. Мы с ним писали треки и были очень закрытой системой, внешний мир нам был не нужен вообще, и тут из этого внешнего мира ему неожиданно буквально прилетело по лицу, три минуты драки, все выпустили пар и разошлись, а он остался убийцей, потому что тому, кто эту драку затеял, пришло в голову написать заявление в прокуратуру о том, что на него покушались. Вред здоровью одинаковый, но ты в тюрьме, а тот, кто тебя ударил первый — нет. Тебя назначили «плохим», и ничего не остаётся, кроме как над этим прикалываться. В «Татарине» ждуля очень подробно перечисляет своему зеку, кого не водила домой. Она правда не водила. Это она так шутит. Сама шутит, сама смеётся.

Песня с нашей ипишки «Буш баш», дополнившей недавно альбом. Она была придумана, уже когда все суды прошли и мой муженёк официально стал «плохой», не подозреваемый в «плохизне», не обвиняемый, а просто «плохой». Думаю, быть официально плохим не так уж и плохо, ну а я стала официально жена «плохого» — тоже ничего. То есть у людей на воле могут быть метания, плохие они или хорошие, и есть выбор и какие-то социальные обязательства, а у нас всё чётко написано. И сначала начинаешь к этому примеряться осторожно, а потом нормально, это очень раскрепощает. Когда не надо стремиться быть хорошим, ты можешь быть максимально честен с собой и другими.