Майлз Дэвис говорил, что на самом деле есть целых четыре Майлза. «Знак зодиака — Близнецы», — любил повторять он. Есть хороший Майлз и плохой. А внутри каждого из этих двух тоже есть хороший и плохой, и все они — разные личности, да ещё со своим бессознательным. Перед нами — мультигерой, и единственное, что связывает всех Майлзов воедино — его музыка. Альбом «Bitches brew» рождён его злой субличностью — так звучат видения демонов, фараонов из прошлого, горящий мак и две поджарые девицы, призывающие к грязным и многообещающим плотским утехам.
Имя Майлза Дэвиса указывает на путь: mille passuum (от этого слова происходит название мили, меры расстояния) означает «тысяча двойных шагов римских солдат в полном облачении на марше». На альбоме «Bitches brew» как раз можно услышать, как римские легионеры шагают из колонок и выливаются на слушателя ордой музыкальных инструментов. На земле больше не видно света: пришло время Страшного суда, каким его изобразил Микеланджело на своей фреске из Сикстинской капеллы. В центре нижней части композиции Микеланджело, прямо над Хароном, перевозчиком душ умерших, изображена группа людей, парящих на облаке и дудящих в страшные длинные трубы апокалипсиса. Эта группа с трубами могла бы быть коллективом Майлза Дэвиса, который возвещает людям на земле приход Страшного суда. Музыку апокалиптических труб можно услышать на альбоме «Bitches brew».
Настоящая алхимическая свадьба рок-музыки и джаза с участием трубы, саксофона, электрического пианино, электрогитары, перкуссии и барабанов. Альбом записывался в 1969 году, в самый разгар культуры хиппи и движения Чёрных пантер, любви к мирным протестам и ненависти к Вьетнамской войне, на пике всеобщего увлечения психоделическими наркотиками и экстрасенсорными возможностями человека. Майлзу Дэвису удалось заглянуть в самые тёмные уголки коллективного бессознательного того времени и поместить в форму пластинки квинтэссенцию «Сучьего варева».
Как всегда в случае с Майлзом, альбом записан всего в несколько подходов, во время которых музыканты по большей части импровизировали. Музыкальные импровизации очень похожи на хороший и бурный секс, в котором любовники действуют слаженно, но спонтанно, не придерживаясь жёстких правил, не следуя никакому сценарию. Майлз любил разводить настоящие музыкальные оргии, в которых сам ограничивался ролью мастера церемонии и заводил всех своими точными и лаконичными движениями, предоставляя всем остальным забыться и выдать все свои чувства на-гора: главное — не мешать соседям и стараться их дополнить. Больше всех сладострастием отличались перкуссионист, наяривавший палочками по диковинным предметам с зазубринами и настойчиво тёрший тряпочкой внутри вытянутого барабана, и саксофонист, который в самые тихие моменты музыки слегка дул в саксофон, боясь спугнуть покой, временами опускавшийся на коллектив. Ну и, конечно, в моменты кульминации и приближения музыкального оргазма громче всех звучала труба Майлза, мощно выдававшая волнообразные громогласные звуки, вызывавшие на лицах у всех остальных музыкантов смесь ужаса, восторга и истомы.
После нескольких этапов таких музыкальных оргий, когда всё было записано и нужно было сводить воедино альбом, Майлз и его любимый музыкальный продюсер Тео Масеро решили, что теперь музыку нужно смонтировать и оставить только самые лучшие и живые моменты, да ещё и наложить на них специальные эффекты.
Впервые в джазовой и рок-музыке был использован метод нарезок: кусочки из одних мест вырезались и накладывались в другие места.
Так получилось убить сразу двух зайцев: с одной стороны, предоставить музыкантам полную свободу во время записи, а с другой, выстроить чёткую и достаточно продуманную композицию уже постфактум. В результате альбом «Bitches brew» обрёл волшебное свойство. Вы вроде бы слушаете одну и ту же пластинку, но каждый раз она почему-то звучит совершенно по-новому, с какими-то другими оттенками и акцентами, так, будто кто-то переписывает музыку, пока вы её не слушаете. После того, как «Сучье варево» было собрано в своём каноническом виде, музыканты на концертах старались придерживаться записанной структуры, что, впрочем, не мешало им и на сцене отрываться по полной, отступать от канонического звучания и каждый раз выдавать что-то новенькое.
За год до написания своего первого джаз-шедевра «Kind of blue» Майлз женился на чернокожей танцовщице по имени Фрэнсис Тэйлор. Вместе с этим браком в жизни Майлза начался второй важный период в творчестве — от бибопа он перешёл к написанию и исполнению модального джаза. Отношения с Фрэнсис со временем начали портится: Майлз стал ходить на сторону, пристрастился к кокаину и частенько устраивал драки с женой. Музыканту перевалило за сорок, и у него едва не начался кризис среднего возраста: кроме жены ему успела надоесть и его музыка — и жаждал перемен. Однажды, когда его спросили, почему он больше не играет баллады, он ответил, что не играет их именно потому, что очень любит их играть.Перемены пришли к нему в лице двадцатитрёхлетней Бэтти Мэйбри — длинноногой чернокожей модели, писавшей песни и дружившей со сливками набиравших силу рок- и фанк-тусовок.
Вскоре после знакомства Майлз и Бэтти поженились. Этот брак помог мадмуазель Мэйбри запустить свою сольную музыкальную карьеру и стать популярной фанк-дивой, которую мы все знаем под именем Бэтти Дэвис. Но для Майлза молодая супруга сыграла ещё более значительную роль. Хотя их брак продлился всего год, за это время Майлз полностью изменился внешне, сменил строгие и элегантные костюмы на расклёшенные джинсы и дашики, стал тусоваться с рок-музыкантами (конечно же, чернокожими) и, самое главное, стал делать принципиально новую музыку.
Бэтти познакомила Майлза с музыкой Джеймса Брауна, свела со Слаем Стоуном и Джимми Хендриксом, который оказал очень сильное влияние на музыку уже легендарного к тому времени джазмена. Несмотря на слухи о том, что причиной скоропостижного развода с Майлзом стал роман Бэтти с Хендриксом, отношения между гитаристом и трубачом сложились крайне тёплые. Несколько раз они вместе джемили в студии и, по слухам, собирались записать совместный альбом, в котором якобы также должен был принимать участие Пол Маккартни. Майлз рассказывал Джимми, не знавшему даже нотной грамоты, всё, что знал про музыку — молодняк схватывал на лету. Джимми ничего особо не нужно было рассказывать Майлзу — достаточно было просто быть самим собой и играть свою музыку. Под воздействием своих молодых коллег Майлз стал отходить от консервативного джазового звучания, уделять больше внимания в своих композициях ритм-секции и использовать в своих оркестрах электронные инструменты. Рокеры и фанк-музыканты того времени строили свои композиции вокруг барабанов, которым вторила бас-гитара, и вовсю использовали электропианино. Джимми Хендрикс солировал на своей гитаре совсем как Майлз на своей трубе. Молодая публика с ума сходила от такого звучания, и Майлз, подуставший от классического джаза, справедливо решил: раз молодые и безграмотные музыканты собирают такие аудитории и продают столько пластинок, уж ему-то это не составит особого труда, нужно только заиграть по-новому.
Джаз — это не набор инструментов и не музыкальный размер. Джаз — это чувство и отношение к тому, что ты играешь.
Когда Майлз ещё учился в младших классах школы, по утрам шла радиопередача «Гарлемский ритм» — и он не пропускал ни одного её выпуска. Звучание чёрных музыкантов он легко мог отличить от белых, потому что музыка белых не могла «попасть в его тело». Тогда-то он и решил для себя, что именно такую, чёрную музыку он будет играть. Несмотря на то, что у истоков рок-н-ролла и всех его производных стояла музыка чёрных, блюз и ритм-н-блюз, а первыми корифеями жанра стали афроамериканцы вроде Чака Берри, Бо Дидли и Литл Ричарда, первой настоящей поп-звездой этого жанра стал белый по имени Элвис Пресли (которого почему-то до сих пор величают Королём рок-н-ролла). В конце шестидесятых рок уже был основой поп-музыки и пустил множество жанровых ответвлений, на рок-пантеоне наконец засверкали немногочисленные афроамериканцы вроде Джимми Хендрикса, но рок всё ещё преимущественно оставался музыкой белых для белой же аудитории. Майлз принял вызов популярной музыки для белой аудитории, но сделал это с джазовым чувством и отношением, что привело к рождению нового музыкального жанра — фьюжна (что на английском означает «сплав»). Вообще-то Майлз уже создавал «сплав» в 1960-ом году вместе с композитором Гилом Эвансом на альбоме «Sketches of Spain» — но тогда они смешали джаз с классической музыкой. А в семидесятых джаз стремился слиться с фанком и психоделическим роком. Значительная часть музыкантов, игравших с Майлзом в период «Сучьего варева», затем стали хедлайнерами жанра фьюжн и сколотили собственные культовые группы: Джо Завинул и Уэйн Шортер основали группу Weather Report, Джон Маклафлин основал Mahavishnu Orchestra и играл в The Tony Williams Lifetime, Чик Кореа возглавил группу Return to Forever, а Херби Хэнкок предводительствовал в Headhunters.
Когда Галилео Галилей стал пропагандировать астрономические идеи, неудобные для религиозной картины мира, современное ему научное сообщество резко оборвало его и предложило ему вместо телескопа пялиться в анусы людские сквозь клистир, что подобало бы его изначальному медицинскому образованию.
Такое же кастовое деление можно обнаружить в музыке. Для большинства успешных музыкантов переход в новое музыкальное направление смерти подобен: с одной стороны, страшно лишиться лавров, с трудом завоёванных в одном направлении, с другой, очень велика вероятность, что новый жанр окажется не по зубам, а с третьей, — публика и сама страшно не любит, когда кто-то меняет коней на переправе. Майлз не боялся лишиться лавров джазового гуру, потому что прекрасно понимал, что джаз — это отношение, поэтому как только он заиграл рок, его музыку стали называть джаз-роком. Новый жанр, по сути куда более простой, нежели джаз, оказался более чем по зубам Майлзу, и он не только овладел им, но и усложнил и утончил его, так что его эксперименты стали новым ориентиром для всех последующих рок-музыкантов, которые уже не могли играть рок так, будто не было никакого «Bitches brew». Ну а третью преграду, неприятие публикой новой роли старой и хорошо известной джазовой лошадки, Майлз преодолел с презрительной улыбкой и стоическим терпением. Когда он заиграл джаз-рок, на него обрушился гнев пуристски настроенных джазовых критиков: в прессе появлялась одна разгромная рецензия за другой, журналисты писали, что Майлз был «готов продавать и эксплуатировать свою музыку, как он продавал и эксплуатировал женщин, пока был героиновым наркоманом». На концертах публика, привыкшая к джазовому Майлзу, освистывала и забрасывала его рулонами туалетной бумаги, как только он начинал играть. Но в отличие от критиков публика сдалась под его напором достаточно быстро: практически каждый концерт происходило обращение в новую веру, и люди, в начале вечера свистевшие и бесновавшиеся, к концу концерта стояли с открытыми ртами и глазами, полными восхищения.
«Сучье варево» обладает крайне плотным и насыщенным звучанием. Майлз использовал нестандартные для джаза того времени, но крайне популярные для рока электрические музыкальные инструменты: электрогитару, электропианино и электрическую бас-гитару. Майлзу так понравилось звучание электропианино «Фендер-Родес», что он заказал у своего продюсера Тео Масеро сразу три штуки и усадил за них трёх выдающихся пианистов: Чика Кореа, Джо Завинула и Ларри Янга. Все втроём они играли только на одной композиции, в основном же играют по двое — одно пианино звучит из правой колонки, другое — из левой. Ритмическую линию, крайне важную именно для рок-музыки, обеспечивают выдающиеся барабанщики Джек ДеДжонет и Харви Брукс, которым помогает басист Дейв Холланд. Сразу несколько кубинских барабанов конга создают дополнительный ритм в исполнении Дона Алиаса. Гвоздь ритмической линии — перкуссионист Хума Санто, издающий при помощи множества диковинных инструментов еле заметные, но крайне атмосферные звуки, похожие на копошение и писк сказочных мелких животных. Труба Майлза Дэвиса на протяжении всего альбома не просто солирует, как было на предыдущих альбомах, — она рассказывает историю помешательства и путешествия из самой гущи ночи к первым лучам восходящего солнца. Саксофон Уэйна Шортера подчинен трубе, он дополняет и обьясняет сообщение мастера трубы и ведьминских мистерий. Звучание альбома, его музыкальные пассажи и сам образ Майлза Дэвиса напоминают дьявола из классики фильмов ужасов, немого фильма 1922 года под названием «Ведьмы». В нём дьявол впервые появляется из темноты перед священником, корпящим над толстым и пыльным опусом, — и страшно энергично размахивает языком, призывая перепуганного сына божьего присоединиться к силам тьмы. Экран затемняется и появляется надпись:
«Дьявол повсюду, он может принять любую форму. Он проявляет себя в кошмаре, бушующий демон, соблазнитель, любовник и рыцарь».
Альбом «Bitches brew» вышел 30 марта 1970 года — и в кратчайшие сроки было продано более полумиллиона копий. Буквально за несколько месяцев с момента выхода альбома Майлз сменил прокуренные тесные клубы с минимальной аудиторией на большие концертные залы с тысячами прихиппованных слушателей. Неоднократно Майлзу, несмотря на свой легендарный статус, приходилось играть на разогреве у разнообразных рок-коллективов. Молодая и открытая ко всему новому публика, никогда до этого не слышавшая джаз, с замиранием сердца глотала волшебные звуки Майлза и уходила с концерта в твёрдом убеждении, что это был не рок-концерт, а джазовая мистерия. Про рокеров, игравших после Майлза, обыкновенно никто не вспоминал. Поиграв так некоторое время, Майлз решил прибегнуть к хитрости и стал безбожно опаздывать на концерты. В итоге не он был на разогреве у рокеров, а обозлённые рокеры оказывались против воли на разогреве у него. Менеджеры ничего не могли поделать с Дэвисом, на все претензии у него был один ответ: людям ведь нравится, отвяжитесь.
29 августа того же года, через пять месяцев после выхода в свет «Сучьего варева», Майлз и компания попали на один из крупнейших музыкальных фестивалей всех времён. Фестиваль проходил на острове в Англии и собрал аудиторию в шестьсот с лишним тысяч человек — в полтора раза больше, чем прошедший за год до этого американский музыкальный фестиваль Вудсток. На Isle of Wight выступали Джими Хендрикс и Jethro Tull, The Doors и The Who, Леонард Коэн и Джони Митчелл — и все горячие музыканты того времени.
За тридцать восемь минут Майлз сыграл несколько сокращённых композиций из «Сучьего варева», а когда его спросили, как называется его сет, он ответил в своём духе: «Называйте как угодно». Состав музыкантов на концерте отличается от коллектива, записывавшего «Bitches brew» в студии — но это даже к лучшему, так как у этого варианта исполнения сложилась собственная энергетика и история. К сожалению, у нас нет возможности увидеть, как выглядели музыканты в студии, как изгалялись на своих инструментах, как смотрели друг на друга. Но зато есть возможность хорошенько разглядеть, как они играли эту адскую музыку вживую.
Сдержаннее всего на сцене себя ведёт электропианист Чик Кореа, впоследствии ставший заядлым сайентологом. Он вдумчиво выдаёт короткие пассажи на своём инструменте и, кажется, о чём-то крепко думает, его будто что-то сильно пугает. Полную противоположность ему составляет второй клавишник, играющий в данном случае на электронном органе, Кит Джарретт (парень с усиками, в солнцезащитных очках и жёлтой куртке). Своими движениями и игрой он вносит пульсирующий электрический хаос в игру септета. Безумный прифанкованный грув жарит легендарный барабанщик Джек ДеДжонетт — и с его лица практически не сходит блаженная улыбка. Он переглядывается с подыгрывающим ему басистом Дейвом Холландом, который как будто выкурил слишком много травки перед выходом на сцену (что, впрочем не мешает ему). ДеДжонетт и Холланд под конец исполнения композиции «Bitches brew» (начинается в конце седьмой минуты) крайне увлекательно играют с ритмом, насколько могут, отдаляются от «правильного» ритма. Саксофонист Гари Барц, напротив, ведёт себя на сцене крайне сдержанно: так как саксофон выдает только соло, большую часть времени он просто стоит и слегка покачивается. Но когда приходит его время, этот скромный интроверт начинает творить чудеса — посмотрите, например, на его соло, начинающееся на двенадцатой минуте, он будто шепчет и разговаривает с совами, то и дело срываясь на истеричные нотки. Особого внимания заслуживает бразильский перкуссионист по имени Аирто Морейра, человек-оркестр. Он визуализирует оголённый нерв всей этой музыки, судорожно сотрясая, дуя и стуча по целому арсеналу диковинных инструментов, разложенных перед ним — наблюдать за этим действом крайне увлекательно и познавательно, а распознать его важнейшие для атмосферы звуки в «Сучьем вареве» не так уж просто. Ну и конечно, главное зрелище — это сам Майлз Дэвис. Все остальные музыканты играют музыку, которая пришла из глубины этого трубача. Он расставляет основные акценты и обьясняет на своём духовом инструменте, что и о чём играют музыканты. Понаблюдайте за тем, как он ведёт себя после своих партий, как частенько его что-то не устраивает в собственной игре, как он вытаскивает промасленную клавишу из трубы и облизывает её, чтоб она мягче нажималась. В общем, этот концерт и есть визуализация тех самых музыкальных оргий, о которых говорилось в начале.
Изначально альбом должен был называться «Witches brew» — то есть «ведьминское варево» — и только после развода с Бетти Дэвис альбом приобрёл свою каноническое название. Алхимики говорили «lege lege et relege», что в переводе означает «читай, читай и перечитывай», и если будешь так делать — добьёшься своего. Чтобы получить силу «Сучьего варева», его придётся слушать, слушать и переслушивать.