Стать эмсессой: Начало

О том, что женщины постепенно отвоёвывают своё место в мире российского хип-хопа, уже начали говорить медиа. Пока эти завоевания выглядят довольно скромно, но самиздат решился на свой эксперимент в этой области. Как вы знаете, мы любим публиковать дневники-сериалы. Перед вами новая серия в этом жанре: у певицы Жени Белой уже есть своя группа «Гриша Любит Грушу», но ей показалось, что этого мало. Так родилось её рэп-альтер-эго Ляля Бабон — маникюрша средних лет из Шатуры, выступающая в жанре, который проще всего охарактеризовать как «женский „Кровосток“». Так Женя-Ляля отправилась искать своё место в отечественной хип-хоп-индустрии, пробивать своё место в рэп-баттлах и искать наставничества у маститых эмси. Чем всё это закончится — не знает ни ваш любимый самиздат, ни сама Женя, ни даже Ляля Бабон. Это гонзо-история, за развитием которой вы сможете следить (и даже корректировать её) практически в прямом эфире. Перед вами первая глава. В ней Женя рассказывает о своём прошлом, настоящем и рождении Ляли. Оставайтесь с нами.

Работу через год я сменила — перешла в компанию нашего клиента на позицию бренд-менеджера, остепенилась, освоилась в офисной жизни. Группа существовала параллельно, оставаясь для меня второй реальностью, неизменной отдушиной и самовыражением. Мои конформистские знакомые и родственники прибегают к обидному слову «хобби», чтобы как-то формализовать картинку. И конечно я всегда мечтала заниматься своей музыкой более серьёзно и основательно.

Мы были инструментальным ансамблем стандартного состава: я — солистка и клавишница, гитарист, басист и барабанщик. Писала почти все песни я, традиционно под гитару или под фортепиано, а аранжировка и звук отдавались на откуп кому-то ещё.

Так случилось, что ближе к тридцати я забеременела и ушла в декрет, надолго оставшись наедине с собой. Мыслей сразу появилось много, основная — хочу прогрессировать, но не знаю, как и куда. Возможный выход — пойти учиться и обрести новые квалификации, чтобы уже не только чего-то хотеть, но и мочь самой определять собственное звучание. Когда моему младенцу исполнилось девять месяцев, я наконец собралась и записалась на семестровое обучение в знаменитый музыкальный колледж Berkley Online. 

Курс под названием Electronic Music Level 1, сразу скажу, мне не то чтобы не понравился, а просто не очень подошёл. Я была уверена, что меня научат работать с синтезаторами и создавать электронную музыку в широком смысле — электронными, а не живыми инструментами. В реальности курс был заточен именно под создание EDM, и мы двигались в рамках конкретных музыкальных стилей — по две недели на транс, драм’н’бейс, даб, хаус, и на самом курсе были по большей части адепты именно этой музыки. Ребята на курсе были со всего мира, человек десять, но все уже с опытом и весьма сосредоточенными на себе. Обмена премудростями, весёлых чатегов и международного комьюнити, готового помочь и посоветовать, — все говорили мне, что как раз в этом и есть главный бонус беркли и онлайн-курсов такого рода, — не получилось совсем. Каждый самостоятельно и в силу своих умений делал и сдавал свой проект, тьютор обычно показывал нам «приёмчики» — как сделать крутой лид для хаус-проекта, как написать бас-линию, но мне хотелось смотреть шире. То, что мне было нужно, я нашла на курсах Ableton Live у Антона Маскелиаде. Помимо того что я с нуля освоила эту программу, нашла единомышленников и как-то перестала стесняться своей полной неграмотности в музыкальном синтезе, я научилась у Антона совершенно непредвзято и позитивно относиться ко всему, что в музыке происходит. Так и было положено начало.

Изначально у меня был план использовать новые навыки для продолжения работы со своей поп-рок-группой и полного обновления её звучания, но оказалось, что всему этому теперь в рамках проекта с живыми инструментами тесновато. Да и по звуку я пока не видела никакой даже малейшей преемственности, кроме, собственно, меня. Как человек, вчера открывший для себя новый мир и его возможности, я стала экспериментировать и пробовать всё подряд, удивляясь и восхищаясь каждому новому шагу — да и похеру, что кто-то этой дорогой уже прошёл сто лет назад. Чудесный мир сэмплов — когда ты пишешь на диктофон всё подряд, что тебе попадается: стук колёс детской коляски по гравию, вопли соседей по площадке, эхо на лестнице, щёлканье ручки, грохотание трамвая по путям, — а потом модифицируешь это до неузнаваемости с помощью эффектов и прочих функций. Можно всё что угодно: замедлять, ускорять, повышать, понижать во сколько угодно раз, раскладывать, дублировать, накладывать слоями — и вообще всё. И для всего этого требовались только мощный лэптоп (внезапно, к удивлению мужа, я уговорила его поменяться: новый Air моей мечты на видавший виды Pro) и наушники для сведéния, которыми тревожная мамочка обзавелась практически сразу. Оказалось, что такое техническое написание музыки — скрупулёзная работа для интровертов и требует идеальной самодисциплины. Недаром почти все мои одноклассники в Беркли были айтишниками — ассоциации с въедливым программированием приходили мне чуть ли не каждый день. Оно требовало полноценного погружения минимум часа на два-три, и это невозможно было делать между сменой памперсов. (Кстати, открою секрет: не знаю вообще ни одного дела, которое можно делать между сменой памперсов, пока ваш малыш спокойно сам с собой играет в углу, — это миф или откровенное гониво. Разве что только снимать фото на инстаграм для вашего бейби-блога.) Для начала я решила, что в идеальном мире буду стараться «заныривать» два раза в день — во время дневного сна и после отбоя. В реальном мире надо было ещё спать, питаться, как-то соблюдать гигиену и иногда убираться, стирать и выносить мусор, поэтому получалось гораздо реже. Продуктивнее всего оказалось летом на даче, когда я была в полной изоляции и без интернета.

Особым вниманием ещё отмечу мой голос. Я ж вроде вокалист и даже считала себя уже вполне профессионалом. Голос — весьма средний и нефеноменальный, вероятно, не заслуживает участия в одноимённом шоу (стыдный каминг-аут: я подавала туда безответную заявку четыре аж раза!!!!), но, в общем, красивый, и я им пою. А ещё у меня есть слух, поэтому я не лажаю. До знакомства с чудесным миром Ableton больше ничего я им делать как-то не пробовала. Но с появлением возможности сделать со своим голосом на выходе всё что угодно, я вдруг начала и петь, и хрипеть, и орать, читать, декламировать, мычать. Моя «выпускная» работа в школе Маскелиаде в итоге полностью была построена на красивом голосе, наложенном в пять слоёв. Пела я в микрофон от айфонных ушей в туалете — чтобы иметь хоть минимальную звукоизоляцию от квартиры с маленьким ребёнком.

Во время одного из моих возвращений в сентябрьскую Москву, гуляя по району, я вдруг обнаружила, что на соседней тихой улице случился страшный зашквар. Открылся какой-то гопотянский бар, перед которым сразу же появилась доска с огромной завлекающей надписью «Караоке и кальян» — данное сочетание не сулило ничего хорошего. «Караоке и кальян, бар твой к успеху идёт, друган» — я живо представила себе колоритного чОДкого владельца этого места. Дома я исключительно для увеселения поделилась своими мыслями с мужем и сразу же напела простенькую мелодию в микрофон. Въелась она надолго — ходя и напевая это себе под нос, я через неделю выстроила историю вокруг открытия этого заведения и лихо зачитала её на какой-то рандомный техно-биток из предлагаемых программой. Мой на тот момент годовалый сын в это время как раз начал ходить и абсолютно наслаждался новой степенью свободы, о моей тайной жизни после отбоя даже не догадываясь. Мне пришлось осваивать дивный новый мир детских площадок, и на весь октябрь мы вдвоём с ребёнком уехали путешествовать в Испанию.

«Караоке и кальян» так бы и остался одноразовой частушкой лежать в столе, но я успела отправить его на ревизию гуру Антону — и мы решили, что это прикольный трек, который можно развить. На помощь я позвала нашего басиста и главного единомышленника в музыке Митю Репина, с которым мы вместе ходили на курс Маскелиаде. «Давай добьём и выпустим?» — предложила я.

К ноябрю мы нашли в помощь няню, готовую меня изредка подменять, и я стала один день в неделю пропадать на холостяцкой квартире Мити на Водном. Там два начинающих воина Эйблтона создавали свой первый публичный шедевр. У ГЛГ вся запись и студийная работа была на аутсорсе и стоила денег, а тут мы решили, что ради спортивного интереса сделаем всё сами и это не будет стоить нам ни копейки. Я существенно ускорила работу по аранжировке, решив использовать навык пианиста: подключила свою полноразмерную миди-клавиатуру, на которой все партии сочиняла и играла руками — и быстро, и чисто, и выразительно. Митя принципиально решил записать живьём свою бас-гитару — наш легендарный редкий Фендер Ягуар. Бит мы кое-как написали полностью новый — и постепенно оформился трек, который я бы назвала треш-техно-хип-хапом с какими-то безумными синтезаторными экспериментами вне вообще какого-либо жанра. «Афекс Твин, которого мы заслужили», — написали мне один из первых комментариев на фейсбук-сообществе Трэш-культура. Но я забегаю вперёд.

Звучание было поразительным и странным, и нам это нравилось, но выпускать такую штуку под брендом консервативного ГЛГ было никак нельзя. Учитывая нахрапистую и гоповатую подачу речетатива, я впервые задумалась о полноценном сайд-проекте: лихая рэп-исполнительница с легендой, которая затроллит систему. Название само выплыло из далёкого прошлого.

Когда-то сто лет назад мы поехали на ДР на дачу к Грише, нашему гитаристу. Он очень гордился только что созданным ансамблем «Гриша Любит Грушу» и пятью нашими песнями и решил на свой день рождения устроить акустический концерт для... прости господи, соседей по даче. Людей, в общем, совершенно… разных. Помню, что мы никак не могли начать, потому что все ждали какого-то местного пахана, который всё не шёл. «Бабон, Бабон, подождите, ща придёт Бабон», — кричали все. Стемнело, и самого Бабона я даже не увидела, и кроме его внушительных габаритов и общественной значимости ничего не смогла особенного отметить. Но через пару часов, крепко выпимши, Григорий уже настаивал, чтобы я непременно пошла за Бабона замуж и взяла себе творческий блатной псевдоним — Ляля Бабон.

Итак, Ляля Бабон, моё альтер-эго и подающая надежды рэп-эмсесса. Созданием образа я занялась вплотную и сразу начала заполнять отдельный профиль на странице ВКонтакте. Средних лет маникюрыня из Шатуры долго писала свои куплеты в стол и иногда зачитывала клиенткам в салоне. Они отзывались о её талантах столь положительно, что в какой-то момент Ляля поверила в себя и на весь свой ногтевой капитал решила записать трек и покорить московскую хип-хап-сцену. Она, конечно, очень opininated, думает, что невероятно умная и знает всё обо всём. Крашеная блондинка, с ногтищами, в леопарде и стразах, чётко рассуждает и за словом в карман не лезет. Опытная женщина, мир и всякое повидавшая, в активном поиске, хоть и с ребёнком — что поделать, ошибки молодости... Никакого сексизма, чистая самоирония.

Окончательно допилили трек — а мы с Митей тяжело и неизлечимо болеем перфекционизмом — к концу зимы. Образ Ляли получился в моей голове настолько ярким, что его решили обязательно визуализировать и презентовать шедевр клипом.

Я попросила своего друга Егора, который до этого снял нам один из самых удачных клипов для ГЛГ, потратить снова день и осуществить это безумие. Кроме шикарной замазанной автозагаром и неоново-розовой помадой дивы в леопарде там должны были обязательно быть ковёр, плюшевый медведь, страноватый падик, утопающие в снежной жиже каблы — и обязательно дурацкие фоны из караоке и реальные съёмки угара из баров-зашкваров.

В лучших традициях сельского гламура, я долго искала Ляле бюджетный леопардовый прикид: обошла один рынок, переход на метро «Проспект мира», дисконт «Фамилия» в Олимпийском — леопард имелся, но всё уж слишком какое-то бабкино, для королевы рэпа не подойдёт. Самый удачный вариант в итоге нашёлся в онлайн-магазине H&M: он так и назывался — «костюм леопарда». Отличный сексуально обтягивающий комбинезон оптимального размера и цвета леопардины. Парик правильного пергидрольного цвета нашёлся в интернет-магазине и приехал ко мне из Питера, а переход у метро всё-таки нажился на крупной золотой бижутерии и самых адовых накладных ногтях. Выяснилось, кстати, что наклеенные накладные ногти потом практически невозможно снять: чтобы снова вернуться в приличный вид, руки мне пришлось вымачивать в ацентоне и уайт-спирите.

Снимали на старой квартире папы в Беляево — там всё сохранилось как надо, и даже ковров на стене в наличии было целых три. Там же обитал подаренный мне в молодости бойфрендом пылесборник эпических размеров — самый большой медведь Hallmark (ну ок, условно подаренный — я его почти год выпрашивала). Кажется, в Москве эти авторы безглазых медведей уже давно почили в бозе.

Обязательную для рэперов кэпку с плоским козырьком и надписью Допе — я позаимствовала у модной подруги, которая на самом деле по жизни такие носит. Достала из шкафа пыльные меховые лабутены на огромных каблах, сувенир из прошлой богемной жизни. И попросила у подруги реально дорогущую люксовую шубу из рыси — издалека было очень похоже на леопарда. Ляля была во всеоружии и готова рэповать.

Экономия была на всём, даже на профессиональном визажисте — весь треш себе на лице с десятью слоями автозагара я рисовала сама, и от этого, кажется, получилось ещё более колоритно. Наш оператор и режиссёр Егор и его друг Юра притащили в квартиру свет и прочее профессиональное оборудование для ровного скольжения камеры — и вот я на софе в леопарде на фоне ковра, прям как в дешёвых порнороликах, читаю под музыку и нарочито пытаюсь жестикулировать в камеру, как рэперы. Выглядит настолько нелепо, что операторы валяются под диваном.

На съёмку крупного плана ребята попросили перейти в другую комнату — и включили вентилятор, чтобы шуба и парик развевались по ветру.

Потом проход по лестнице в падике и напоследок сеанс отмораживания жопы: уже в сумерках Ляля в своём трико ломится через засыпанный по колено снегом палисадник по узкой тропинке, ведущей от пятиэтажки, застревает каблуками в снегу, скользит и несколько раз чуть не падает.

Очень хотели снять в клипе и Митю — всё-таки напарник и соавтор. Но он застеснялся, впал в ступор и с перекошенной физиономией весь вечер просидел на диване. Так и попал в кадр, хотя его роль в концепте осталась непонятной. Кто-то из упражняющихся в остроумии комментаторов потом приблизил эту картинку и написал: «Твоё лицо, когда твои бар и караоке обанкротились, потому что ты пошёл на митинг». В Москве как раз тогда гремел первый, уже культовый, навальный митинг с залезанием на фонари на Пушкинской площади, и Митя в самом деле собирался туда до последнего.

Клип был смонтирован и готов через две недели. И я искренне считала его крутым — по крайней мере всё, что я туда вкладывала, отразилось и считывалось. На волне гордости собой я размечталась о премьере в каком-нибудь модном медиа. «Это же крутой контент, да сейчас как бомбанём!» Но на десяток моих настойчивых писем за две недели не пришло ни одного ответа… Известный главный редактор (теперь уже бывший) одного широко известного издания, с которым я имела счастье быть шапочно знакомой в прошлой жизни, в фейсбуке написал мне «Ебать!» в ответ на предложение разместить ролик в их развлекательной рубрике. Судя по скорости его ответа — в ту же секунду, видео он даже не включал, а принял моментальное решение, взглянув на титульную картинку: пергидрольная блондинка в леопарде на фоне ковра.

Знакомые музыкальные промоутеры написали мне, что это весьма смешно — хороший качественный трешачок и что песня ужасно привязчивая. Ещё бы, она ко мне самой привязалась, так и выжила.

В итоге я написала основателю сообщества «Трэшкультура» на фейсбуке (127 тысяч подписчиков) c предложением об эксклюзивной премьере — он ответил, что это, конечно, слишком уж вычурно и пародийно для реального треша, но он всегда готов поддержать молодых музыкантов.

Через пару дней, в конце марта, состоялась премьера. Как я ни старалась отделить себя от Ляли, меня довольно быстро разоблачили — тэгнули в комментарии «снимай маску, мы тебя узнали». На фейсбуке ролик собрал около тридцати тысяч просмотров и, в общем, положительную реакцию: песню хвалили, отмечали новаторство Ляли, и кто-то даже высказался, что «трек вышел намного лучше и интереснее песни „Вите надо выйти“», а также «это реально на 99 % лучше, чем то, что с серьёзными рожами исполняют сегодня на эстраде».

Воодушевлённые, мы залили видео в несколько пабликов ВКонтакте.

До этого о хейтерах я знала только понаслышке — на примере бедной Дианы Шурыгиной и девушки — создательницы запрещённого сообщества «Дети 404», которая выкладывала скриншоты просто жутких комментариев у себя на странице. А тут моей героине пришлось конкретно несладко, и я ей искренне сочувствовала. В комментариях на ютубе и особенно ВКонтакте (там, по сравнению с интеллигентным фейсбуком, видимо, собрались самые сливки общества) Ляля столкнулась с жёсткой сексуальной объективацией — её называли старой, страшной, сорокалетней, большинство советовало вернуться обратно в свою Шатуру. Да-да, к моей легенде отнеслись люди как нельзя более серьёзно — хотя я искренне задаюсь вопросом, как эту сатиру можно было не считать, но, как говорится, «знай свою аудиторию». Единичные люди написали, что это очень крутой стёб. И тем не менее, на волне ненависти видео набрало в сумме около 100 тысяч просмотров. Влоггеры сейчас усмехнутся, но меня это был личный рекорд.

Через пару месяцев после премьеры мой муж, работавший тогда в солидной государственной компании, где всё чертовски серьёзно, отправил зачем-то ссылку своим коллегам. В ответ услышал, что они этот трек знают и совсем недавно слышали его из палатки на набережной в Севастополе. Я была польщена. «Потенциал, сука, есть», — пронеслось в голове.