Сегодня вечером в клубе «Москва» певица Наадя презентует первый за три года альбом «Осколки», ставший итогом внутренних и внешних кризисов и тяги к душевному равновесию. Главный редактор самиздата «Батенька, да вы трансформер» Григорий Туманов решил расспросить Наадю о новой работе, но в итоге разговор свёлся к русской хтони, нежеланию читать новости, Бейонсе и изъянам современного феминизма.

Ты довольна тем, где находишься?

Мне кажется, что да, но инстинктивно хочется попасть куда-то дальше — в другое место. Например, у меня есть определённая проблема с планированием. Меня в ужас приводил вопрос, который задают на собеседованиях, — о том, где я вижу себя через пять лет. Я себя через неделю-то не вижу. Мне тяжело определиться с тем местом, в которое я хочу попасть, но я понимаю, какое усилие нужно приложить.

И в чём это усилие?

Да я на самом деле понятия не имею, о чём говорю. Просто мне нравится делать то, что я делаю, в рамках этого и вижу усилие — больше работать с разными музыкантами, пробовать интересные инструменты. Для последнего альбома, например, я записала альт-саксофон. Саксофонистку зовут Маша Артёменко. Или вот саундтреки, например. Очень интересно писать саундтреки. Ну и новые альбомы, конечно.

Да, у тебя ощутимые интервалы между альбомами.

Так получилось. Первый альбом в 2014 году. Потом начались туры, выступления, было не до музыки, потом все устали — и начались расставания с людьми из группы, с менеджерами, это заняло дико много времени, и мне нужно было всё как-то заново выстраивать, переосмысливать. В общем, результатом моих переживаний и стал новый альбом. Так бывает со многими светлыми вещами, они рождаются из каких-то вот таких переживаний.

То, что ты делаешь в музыке, считаешь актуальным? Сейчас, кажется, наступило время мразей от музыки. Без негативных коннотаций, но взять хотя бы рэпера Face.

Да, согласна, сейчас время лютой молодёжи. «Скотобойня», «Убийцы», IC3PEAK, тот же Хаски, АИГЕЛ.

Но на фоне всего этого в твоём подходе к музыке нет какого-то эскапизма?

Возвращаясь к тем переживаниям, о которых я говорила: музыка тогда была для меня единственным способом остаться в своём уме. Во мне нет злобы, а есть понимание, что в целом мир странно делить на чёрное и белое. Что есть какая-то широкая серая зона, и что бы ты ни сделал, в любом случае с тобой произойдёт всё — и ужасное, и хорошее. Не на кого тут злиться.

Ну как не на кого: на судью, которая сажает твоего мужа, как в случае с Айгель, на русскую хтонь.

Я же не говорю, что другим не на что злиться. Просто во мне этой злобы нет. А если появляется, я просто бью кулаком в стену — и всё. Злоба проходит.

Жалко кулак же...

Это правда, но я довольно слабая, так что всё в порядке.

У тебя нет попыток себя переосмыслить в соответствии с нынешними тенденциями? Как музыканта, как женщину-певицу?

Штука в том, что ты каждый день просыпаешься другим человеком. И я мало отношения имею к той Наде, которая вообще начала музыкой заниматься, и не до конца понимаю, что ею двигало. Но в последнем альбоме мне удалось найти какую-то точку соприкосновения моих желаний и возможностей. Мне кажется, я наконец-то поняла себя и смогла сделать какое-то цельное высказывание. Спокойная удовлетворённость своей работой — приятное ощущение. И кажется, да, это сейчас в тренде.

А о чём высказывание?

В общих чертах — это такой срез моей жизненной философии. То, о чём я говорила, о серой зоне, когда ты решаешь принять обстоятельства, принять неизбежность.

То есть просто сидеть и смотреть на море? Хороший план, но серьёзно, у мира часто другие планы на тебя.

Я не то чтобы опускаю руки, когда со мной что-то происходит. Хотя, возможно, по такому поводу мне стоит обратиться к психологу, если ты на это намекаешь.  

А как ты так огораживаешься? Просто не читаешь новости?

Мне сложно не читать новости, когда я открываю ленту фейсбука. Но вот, например, от просмотра новостей на разных каналах в Ютубе я отказалась. Мне кажется, у меня есть какой-то защитный механизм, мне несложно понять, когда я достигаю предела, и сказать «стоп».

Слушая всё это, я не понимаю, как ты вообще могла ссориться с какими-либо музыкантами.

Ну, вот это и был тот самый момент, когда я поняла, что пришло время всё это прекратить.

Почему-то представляю себе другой образ, когда человек выходит из среды, которая его не сломила: это должен быть какой-нибудь клип, где Бейонсе под мощную музыку идёт, а за её спиной взрывается машина.

Тогда уж под I will survive. Тут каждая строчка в тебе отзывается, в этой песне есть такая жизненная энергия! Она, возможно, первая в своем роде, не о том, как всё собрать и пофиксить, а о том, как просто взять и выжить без всего этого. Ведь считается как — что девочка должна быть мягче, мудрее, понять, простить. Но почему она это должна? И кому?

Ну, кстати, о женщине, которая «должна». Вот есть певица Лобода, которая в этом смысле абсолютный перевёртыш: выглядит будто как женщина, к которой можно подходить со стереотипом про «должна», но на самом деле сильна и независима абсолютно.

Я не в материале просто, но если говорить про эстраду, то вот в последнем, а точнее, первом сингле Ольги Бузовой «Мало половин», который сделал, если не ошибаюсь, Рома Бестселлер, делавший первый альбом Дорну, как раз о нынешних трендах. Вроде это как переосмысление положения женщины, эдакий I will survive. Кажется, такое в последний раз себе могла позволить только Алла Борисовна Пугачёва, и то в 1980-х. Хотя честно говоря, уже сложно отделить феминизм от маркетингового феминизма. Все поняли, что это продаётся, вот и давайте показывать в рекламе прокладок настоящую кровь, сейчас двести миллионов просмотров накрутим.

Но у тебя нет ощущения, что со всем этим что-то не то?

Идея такая: для того чтобы что-то продать, нужно упростить это до размера слогана. Увы или к счастью, сложно понять, но мы сейчас находимся в процессе, последствия которого не очень хорошо осознаём. Конечно, любой радикализм и упрощение, попытки продать тебе слоганы часто приводят к… Хотя нет, я вот понимаю, что боюсь приводить пример, потому что любая сказанная фраза, в которой будет намёк на «триггер», — за неё можно крепко получить сейчас. Упрощение ведёт к тому, что идея попадает к людям (ох, вступаю на зыбкую почву), которые тут же радикализуют её, а потом пишут в инстаграмах, как и что их оскорбило. 

Например?

Есть такая украинская художница Маша Рева, за которой я с интересом слежу. Она делала толстовки с ботаническими принтами, а теперь вовсю работает с мировыми брендами, и вообще звезда. В одной из недавних работ она стала рисовать на людях и выкладывать снимки в инстаграм. Как-то я лайкнула её фото, на котором изображена девушка в тёмной комнате в объёмной чёрной одежде. Её лицо тоже закрашено чёрным, а вокруг губ нарисован красный круг. И тут я заметила, что под фото — сотни комментариев, и все они возмущённые. Оказалось, её обвиняют в расизме и высмеивании чернокожих этим снимком. Я специально походила по профилям комментаторов — сплошь белые юные девчонки. Я была в шоке, художница потом писала, что вообще-то сама против расизма, ничего такого не имела в виду. Вот один из примеров того, как слоганы, попадая на благодатную почву, превращаются в инструмент подавления и манипуляций. Самое смешное, что через два дня все об этом забыли. Наверняка переместились куда-то ещё.

А с тобой такое бывает? Кто-нибудь цеплялся за твои высказывания?

Я не слишком публичная персона, чтобы не могла высказывать что-то. Но, опять же, в России о многих вещах ещё можно говорить. Когда актриса Толкалина беседовала с «Медузой» про харрасмент и Вайнштейна, она не подозревала, что мир  вокруг этого закрытого сообщества изменился.

Нет ощущения, что пространства для высказывания стало меньше для обеих сторон?

Ну да, не можешь сказать про харрасмент, потому что придут люди из «Партии мужчин» и борцы за мужские права или Роскомнадзор какой-нибудь. В такой ситуации приходится озвучивать свои мысли как можно корректнее. Но вообще это интересно — жить в мире, где одни нормы отменили, а про другие не договорились.

Мы в самиздате сейчас ведём исследование рабства. Мы считаем, что оно может иметь самые разные формы: кто-то раб соцсетей, кто-то на кирпичном заводе. Рабом чего ты можешь назвать себя?

Я раб душевного спокойствия. Я всегда пытаюсь себя ото всего оградить. Во многом себе отказываю, так как мои защитные механизмы постоянно на страже. Я раб этих защитных механизмов.

Эффективный способ отстранения. Удивительно, что он работает в России, по которой ты ездишь с гастролями.

Ты должен понимать, что так или иначе я всё равно с реальностью сталкиваюсь, мы же много турим, колесим по России. У неё очень крепкие объятия. После тура я могу дома сидеть неделями и никого не хочу видеть. Иногда это прямо тяжело — смотреть на Россию. Не понимаю, как ты это делал, пока работал репортёром.

То есть Россия не может тебя вдохновить?

Ну нет, почему? Когда я пытаюсь копнуть ту Россию, о которой мы говорим, то мне заявляют, что я пишу слишком грустные песни. Не то чтобы я делала песни по запросам. Но очевидно вот что: людям максимально хочется отстраниться от реальности особенно здесь. Я это вижу даже в метро. Может, ты наблюдал, как в подземке играют разные музыканты, и если звучит что-то лиричное и медленное, то все идут мимо, а если что-то с барабанами и прочими бубнами, то люди останавливаются, притопывают, улыбаются — это вырывает их из реальности. Возможно, к чему-то такому я стремлюсь — создать другое пространство, где ты можешь быть свободен и наедине с гармонией, я назвала бы это неким универсальным опытом. Место, в котором ты забываешь, что ты это ты.