В российский прокат вышел фильм «Красивый мальчик» режиссёра Феликса Ван Грунингена с Тимоти Шаламе в главной роли. Это экранизация сразу двух книг, рассматривающих историю одной наркотической зависимости с двух сторон — глазами отца, нью-йоркского журналиста Дэвида Шеффа, и его сына Ника. Сценарий к фильму писал поэт и автор романа «Кэнди» Люк Дэвис, который сам в 1980-е пережил отношения с героином. Самиздат «Батенька, да вы трансформер» решил отказаться от стандартной кинорецензии — и поэтому попросил посмотреть фильм автора самого популярного и подробного автобиографического блога о полинаркомании «Мама, я в Сибири», который в итоге нашёл в фильме в первую очередь не технические огрехи в сценах употребления, а глубокое высказывание о том, как многим российским семьям, где живут наркозависимые, стоит учиться выходу из разрушающих созависимых отношений.

Это кино — уже всемирно известная, основанная на реальных событиях экранизация мемуаров крутого американского журналиста Дэвида Шеффа, пишущего, в числе прочего, для NY-Times и успевшего в своё время взять интервью у Джона Леннона, к чьей песне о детской невинности и безусловной родительской любви — «Beautiful boy» — отсылает название фильма и одноимённой книги. У журналиста есть восемнадцатилетний сын Николас и двое детей от второго брака — с художницей Карен. Мать Ника живёт в другом городе, и у всей семьи прекрасные дружеские отношения. Ник блестяще учится в школе и не имеет никаких заметных со стороны проблем. Стерильную, полированную картину жизни стабильного американского среднего класса нарушает внезапное увлечение старшего ребёнка Шеффов наркотиками. Николас, оставаясь для семьи любящим, отзывчивым и смешливым ребёнком, читает «мёртвых философов-мизантропов, писавших книги в состоянии глубокой депрессии», и раскрашивает мрачными рисунками чёрной пастой свой личный дневник, в который записывает эпизоды употребления: «Сегодня не достал мета, купил героин».

Отец узнаёт об этом примерно через два года после начала «экспериментов». Ника кладут в рехаб. После первого курса лечения Ник хотел отказаться от колледжа и пожить спокойной жизнью в социальном доме, занимаясь простой неквалифицированной работой. Мне знакомо это чувство, когда бесконечно устал от чужих ожиданий, устал быть «проектом родителей» и хочешь стать маленьким человеком с простой предсказуемой жизнью.

— Мой сын будет всю жизнь разносить кофе?! — сокрушается с болью отец, но тем не менее позволяет сыну жить как ему хочется. А в колледж Ник всё же пошёл — и там в первый раз сделал себе укол мета. Это, судя по всему, навсегда изменило его восприятие мира. Со мной в своё время произошло то же самое.

В этом фильме, в отличие от большинства подобных драм, сосредоточенных вокруг тиражированных страшилок про героин, наконец уделили пристальное внимание зависимости от синтетических эйфоретиков. Непреодолимая тяга к ним начинается с первого укола, с одного. С героином я никогда такого не чувствовал. Метамфетамин, пировалероны и мефедрон — самые аддиктивные на свете наркотики, и я хотел бы, чтобы об этом рассказывали на уроках ОБЖ. При внутривенном употреблении почти нет шансов не оказаться в системе.

Здесь же ещё хотелось бы отметить неправдоподобную художественную красоту сцен употребления в этом фильме. Так восхитительно пенится раствор в ложке, гламурно швыряются инсулинки и зажигалки на полированный стол, и вена всегда обнаруживается с первого раза, даже когда колешься уже почти в кисть, а рука похожа на сплошной синяк, и чувственные крупные планы, когда мальчик делает девочке её первый укол, и секс в одежде под душем — это всё так соблазнительно, что у меня аж привстал. В жизни редко когда всё так красиво. Обычно страшно и много крови. Мусор, стыд. Не знаю, в какой реальности можно обойтись одним уколом эйфоретика за сессию. В фильме на каждый раз вроде по одному, в реальности хочется ловить приходы гораздо чаще, а контролировать подобные желания, будучи уже под дозой или на выходе с неё, — у меня почти никогда не выходило.

Слом парадигмы наркофобии в обществе несовместим с опасливой анонимностью, поэтому имена всех героев драмы — подлинные. Мемуары Дэвида Шеффа в своё время стали главным литературным событием 2008 года и попали в список бестселлеров New York Times. В русском переводе, кажется, книга будет называться «Прекрасный мальчик: Путешествие отца сквозь зависимость его сына». Сын Ник Шефф тоже написал свою книгу — «Tweak: growing up on methamphetamines» («Твик: взрослея на метамфетамине»). Tweek — это сленговое название процесса употребления метамфетамина.

Никто же не станет спорить, что для среднего русского ВК удобней ФБ? Вот примерно так и метамфетамин твикнул мозг Ника, позволив ему почувствовать себя таким счастливым, каким природой было не предусмотрено. Я тоже попался на этом, когда начал колоть меф.

Фильм «Красивый мальчик» — это совсем не очередная наркодрама от лица зависимого. Это первая, наверное, в мире художественная работа о наркомании глазами родителей торчка. Только отец — главный герой принадлежит к бесконечно, уже даже почти фантастически далёкому от российской действительности и русского менталитета американскому upper-middle-class. На экране разворачивался совершенно иной мир. Я никогда не вижу вокруг такой архитектуры, такой естественной природы, вписанной в огромный мегаполис, такого сочетания солнца, лета, моря, зелёного и золотого. Я не вижу такой неправдоподобной, как будто кукольной, сука, ненавязчиво красивой и удобной многослойной одежды, я не вижу вокруг таких разумных детей и таких добрых взрослых. Я не катаюсь с отцом на серфе и не слышал, чтоб это делал кто-нибудь из моих знакомых. У меня нет заднего двора с глиняными садовыми гномами. Я никогда не слышал, чтобы фразы строили так тактично, а с чувствами друг друга в семье были бы так деликатны. Чтобы в семье так уважали личные границы. Чтобы вообще признавали их.

В фильме сын протягивает бате косяк, батя, смущаясь, пытается отказаться, но рассказывает сыну, что в колледже тоже «экспериментировал». Это невероятная ситуация в мире, которому принадлежу и я, и страна, где я вырос. Здесь, если и возможно совместное употребление драгсов детьми и их папами, то это будет, скорей, в героиновых притонах, где маме херово на кумарах, как в книге «Ушастый», или там, где дети бегунками носят заказчикам килограммы джефа, как в будущей автобиографической книге моего питерского приятеля «1989».

«Красивый мальчик» — это какой-то совсем для меня другой мир. Красивый мир. Посыл фильма, вроде бы, в том, что у Ника не было причин сторчаться, но он начал колоться. Опираясь на личный опыт, позволю себе предположить, что проблемы, которые мальчики решают наркотиками, бывают иной раз настолько глубокими, что их не найти, даже написав несколько книг и сняв по ним фильм.

— Какие у тебя проблемы? — спрашивает кто-то в кино Ника Шеффа.
— Я алкоголик и наркоман.
— Нет, это способ, которым ты пытаешься решить проблему. Но какую?

Ответа на этот вопрос в фильме не прозвучало. Легко увидеть, какие проблемы решают жгутом или петлёй мои нищие и несчастные сверстники, дети, которых «воспитывают» побоями и с чьим мнением никто в мире не считался ни разу в жизни. В моём мире наркомания похожа на физически приятный селф-харм. А в мире Ника? Любящий богатый отец тщетно ищет эти причины уже более десяти лет. Он даже сам принял однажды кристалл-мет, он постоянно отслеживает уровень дофамина в мозге сына и состояние его амигдалы, он просит прощения, когда не верит ему на слово, что тот не употреблял, он прикармливает в забегаловке уличную наркоманку, чтоб расспросить её о зависимости и её чувствах. Он искренне хочет понять своего ребёнка.

Это драма не о вреде наркотиков и не о наркофобии — она о безусловной любви, о тактичности и уважении чужих чувств в самых трагических ситуациях. Вот главное отличие мира Шеффов от моего мира — там контролируют свои чувства, не топя в них других людей. Разум стои́т там выше страха, жалости, ярости. Вот главная проблема, которую сам я решал наркотиками, — контроль чувств. Пока я тщетно годами пытался выучиться контролировать страстное влечение к кайфу, я достиг больших успехов в деле контроля над другими вещами, недостойными Homo Sapiens. Я выходил иногда за границы своего мира благодаря веществам.

Ник, кстати, начав употреблять мет, тоже вышел, но, в его случае, зря: зелень и золото богатого пригорода в воспоминаниях папы о детстве сына сменяются заплёванными барными стойками, больничными коридорами, типовыми комнатами социальных домов, грязным серым асфальтом парковок, где Ник бесконечно ожидает своих продавцов, а Дэвид бесконечно разыскивает своего сына.

Главный вопрос проблемы наркомании и созависимых отношений, на который фильм всё же ответил, — что можно сделать для близкого человека, который начал употреблять и неумолимо скатывается ко дну? Ответ прост, как всё гениальное: ничего. Ничего против воли. И тогда, возможно, многое может быть спасено. Как писал Пелевин в книге «Чапаев и пустота», — чтобы спасти тонущего, недостаточно протянуть руку, надо, чтобы он в ответ подал свою.

И этот фильм не про то, как избежать или убежать от наркомании, а о том, как смягчить удар. Семья Шеффов вышла из своей трагедии со сравнительно небольшим уроном. Нам ведь есть с чем сравнивать здесь, в России, где почти в каждом подъезде живёт зависимый наркоман? Ник, к счастью, выжил, он не совершил ничего необратимо ужасного, он слез и не употребляет уже восемь лет, пишет вместе с папой семейные мемуары. Редкий хеппи-энд. Стоит того, чтобы кое-какие методы по спасению близкого почерпнуть для своей семьи, если она столкнётся с чем-то подобным.

Например, вот такой полезный вопрос я услышал в кино, который могли бы задавать своим зависимым детям нормальные, желающие помочь родители:

— Я слезу, папа, я клянусь, завяжу...
— А как именно ты это сделаешь?

Только спрашивать стоит без крика и без эмоций.

Особенно больно лично мне было весь фильм за маленького брата Ника, за Джаспера, у которого Ник однажды украл «сбережения» (восемь долларов), но всё равно оставался в его глазах супергероем, как любой старший брат в глазах младшего.

— Папа, давай ещё раз позвоним ему?
— Мы не можем, детка: он выключил телефон, — говорит мама.
— Ник опять принимает наркотики?.. — полуспрашивает-полуутверждает ребёнок, которому вряд ли больше семи лет на вид.

Мне всегда жаль маленьких детей, которые растут в семьях с зависимым наркоманом. Детям больше всех страшно видеть резкие странные перемены в родном человеке. У меня в феврале будет племянник. Не хотелось бы быть родственником, которого от него станут прятать.

Фотографии: kinopoisk.ru