«Это всего лишь конец света» — шестой фильм канадского вундеркинда, актёра, режиссёра, сценариста, продюсера и лица мужской коллекции Louis Vuitton Ombré 2015 года Ксавье Долана. В общем, вы должны представлять себе, с кем имеете дело. Артхаусный Джеймс Франко, открытый гей, обладатель неприличного для двадцатисемилетнего кинематографиста количества наград самых престижных кинофестивалей и очень спорный объект для серьёзного критического анализа.
Если попытаться выложить весь список претензий к его фильмам (странные или спорные вещи там случаются всегда, и всегда — одни и те же), чувствовать себя будешь примерно так, будто бьёшь котёнка. И на это даже есть несколько более объективных причин, чем пушистость Ксавье Долана и его славные глазки. Хотя и это тоже не стоит обходить вниманием: наверное, со времён Хармони Корина не появилось второго молодого кинематографиста, который умеет пользоваться юным возрастом как важным художественным преимуществом.
Неоднозначная репутация — это когда тебя называют хипстером, обвиняют в дурновкусии и любви к ненужным виньеткам, добавляющим фильму метража, но не смысла. При этом в 2014 году фильм Долана «Мамочка» разделил каннский Приз жюри с последней лентой Жана-Люка Годара, которому тоже ничего нельзя сказать поперёк, но по другой причине: где бы это их кино сейчас было, если бы не Годар? Лежали бы все. На самом деле, неудивительно, что с каждого фестиваля молодой канадец обязательно уносит какой-нибудь сувенир: пожалуй, нет другого такого среди относительно новых режиссёров Европы и США. Его фильмы притягивают самое горячее внимание публики, для независимого автора уровень ажиотажа вокруг Ксавье — вообще невероятный. С первого, довольно незамысловатого фильма под названием «Я убил свою маму» до предпоследней, действительно самой удачной картины «Мамочка» на произведения Долана обрушивается приличная такая волна зрительского и профессионального интереса, так же закономерно спадающая до выхода следующего фильма. И ничего нового или удивительного он, в целом, не делает, нацистом себя не объявляет, десятиминутных сцен насилия или реалистичного секса в фильмы не включает, а самая шокирующая жестокость, на которую он способен, — это врезать посреди фильма дурацкий поп-хит, который зрителю придётся ещё неделю вытряхивать из ушей. Однако же он делает в кино, феноменальные вещи, которых сейчас не делает почти никто. Вы их даже можете не заметить при просмотре (почему — другой вопрос).
Сценарий фильма «Это всего лишь конец света» написан по пьесе Жана-Люка Лагарса, в которой успешный писатель заезжает в гости к своей провинциальной семье — в последний раз, потому что у него СПИД. Сказать об этом он так и не успевает и уезжает в закатную даль под звуки брани родственников. В общем, фильм Долана начинается с того, что про СПИД ни слова не сказано — видимо, чтобы несколько снять тревожную социальную нагрузку и обратить наше внимание на настоящие проблемы. Проблемы белых людей.
В очень красивом доме, обставленном самым уютным образом и увитом зеленью, живут богемная мать главного героя, его пубертатная сестрёнка, уставший от жизни брат и абсолютно святая молчаливая жена брата, которая здесь единственная, кто понял, что с блудным сыном что-то не так, но не может проронить ни слова, потому что все остальные бесконечно орут.
Почти что фильм Михалкова, только вместо разрушенного величия России — некая неизвестная болезнь.
И вроде бы этот фильм мог стать отвратительно нудным, безликим образцом камерной драмы, какая есть у каждого второго европейского режиссёра, но Ксавье Долану хватает смелости оставаться собой даже при необходимости доказывать свою художественную зрелость. Поэтому в какой-то момент он не выдерживает препарирования мелочных человеческих надежд и обид и монтирует клип под единственный хит группы O-Zone, гимна школьных дискотек 2000-х годов. Стоит только уловить ощущение того, что противостоять дурацкому обаянию таких моментов невозможно, как становится понятно, зачем вундеркинду Долану этот взрослый разговор, в котором, конечно, ничего не осталось от автора пьесы — ни близкой смерти, ни тяжести прошлого. Одна невыносимая лёгкость бытия, которую режиссёр чувствует едва ли не острее многих своих взрослых коллег. Главный недостаток фильма, наверное, именно в этом: одно на другое совсем не накладывается, это два разных модуса жизни.
Неудивительно, что как большую кинозвезду Ксавье Долана все эти годы выращивали именно в Канне: всё, что он делает, хорошо вписывается в традицию европейского кино с его пристальным взглядом в бездну человеческой души. Долан занимался тем, чем до него — каждый по-своему — занимались и Бергман, и Триер, и все другие знаковые фигуры этого сегмента искусства. Но он тоже делает это по-своему — через глуповатую музыку, инстаграмный формат, симпатичных растрёпанных юнцов, которые жизни не видали. При всех длиннотах и шероховатостях в его историях всегда сохранялась очень живая логика человеческих чувств и поступков, потому что к этому вопросу он подходит без притворства, не руководствуясь какими бы то ни было схемами. Обаяние «Конца света», его нерв — в том же самом. Здесь кричат и обижаются весьма жизненно (настолько, что диагноз, пожалуй, можно поставить каждому персонажу ещё в середине фильма). При всей душности сюжета в нём сохраняется воздух, хотя бы в мечтах, надеждах и полунамёках на то, что всё могло бы быть по-другому. Ну и во многом благодаря тому, что о реальности смерти здесь говорится очень мало — по крайней мере, прикрыть эту тему жирной финальной метафорой не получается, слишком искусственно, особенно на фоне предшествующего надрыва.
Есть объяснение происхождения этой подлинности. Миром сегодня правят не серьёзные взрослые люди, а кидалты. Замечаете, как смешно и жалко с экранов и страниц звучат банальные, хоть и правильные, нравоучения?
Основные потребители кинопродукции — всё те же молодые люди, которым нужен если уж не новый язык, то хотя бы разговор с теми, кто их понимает.
Вся искусственная драматическая линия, собственно, заключается в том, что за короткое время своего пребывания в доме герой Гаспара Ульеля так и не успевает сообщить семейке действительно нехорошие новости. За двенадцать лет его отсутствия у всех накопилось море неразделённой любви, больших и маленьких обид, заезженных историй, которых он не слышал. А ещё проблем посерьёзнее, как то, что некому занять в доме место умершего отца, некому принимать за всех решения, некому составлять смысл жизни. Наивные уставшие люди заглядывают в рот успешному отпрыску в ожидании, что он проронит наконец необходимую мудрость, а он выдавливает разве что: «Да нет, всё нормально». Ему непонятно, откуда в близких и любящих людях, живущих вместе под одной крышей, столько яда и изнеможения. Им непонятно, почему при всей своей профессиональной успешности он остаётся такой тряпкой, человеком, совершенно неспособным подарить им вожделенный покой и контроль.
Человеку всегда недостаточно. Недостаточно успеха или недостаточно любви,
а если есть и то, и другое — то экзистенциальная пропасть откроется где-нибудь ещё, да хоть в корзине с грязными носками.
Герои фильма Долана ошибаются тогда, когда принимают жизнь другого за абсолют благополучия, за место, где можно спрятаться от огромной дыры в собственной жизни. Поэтому особенно грустно от того, что страдают не румынские студентки, а красивые французы, и страдают именно так, как во взрослом мире делать это стыдно: бегают друг за другом, заламывая руки и вынашивая каждый свой кризис. И хотя всё закончится безрезультатным обменом ненавистью, правильный вывод сделать несложно: единственная постыдная вещь в человеческих отношениях — это умалчивание.
Главных слов не скажет никто, кроме матери, курящей в сарае, чтобы старшенький не застукал: «Я тебя не понимаю, но люблю». Все остальные важные слова утонут в ненужных разговорах и ссорах, разгорающихся из-за них. После такого и умереть не жалко — там, где слова не прорастают, понимание могут внести только события, так что какой-то просветлённостью от финала всё же веет.
Самая адекватная из сопливых фестивальных драм этой осени, наиболее зрелый фильм Ксавье Долана, радующий не только идеальными актёрскими линиями, но и захватывающими дух кадрами, как у всех взрослых дядь. Возможно, это последний такой опус: кажется, наш мальчик обиделся на замечания диванных критиков и обещал следующий фильм в Канн не привозить. Наслаждайтесь, пока он не вырос в настоящего кинематографиста с седой щетиной снаружи и неисцелимым презрением к человечеству внутри.
Спасибо хотя бы за то, что слишком склонных к пустопорожней рефлексии городских невротиков, которые, собственно, и будут составлять основной массив зрителей этого фильма, Ксавье Долан научит тому, что иногда своё гладкое лицо стоит отворачивать от размышлений о серьёзных проблемах в виде жизни, смерти, любви и вечности и обращать внимание на то, что рядом всегда есть живые люди, так же клокочущие сиюминутными и долговременными чувствами. Их не обязательно понимать, достаточно просто любить.
