В эти предновогодние дни все идут в кино на семейные комедии. Все кроме наших читателей, которые тратят последние дни уходящего года на вопрос о том, почему в Год российского кино с российским кино так и не произошло чуда. С погибшими под собственными бюджетами громоздкими блокбастерами мы разберёмся позже, а сегодня поговорим о том, почему безжалостная справедливость сметает тушку артхаусного кино с прилавка индустрии.
Где-то в эстонском приморском городке отдыхал с семьёй режиссёр Антон Бильжо. Вдохновившись постсоветским курортным декадансом (заброшенные санатории, полупустые ночные клубы, бедные краеведческие музеи), он решил, что в этих краях нужно непременно сделать кино. Бильжо написал сценарий фильма про любовь, собрал деньги, нашёл команду энтузиастов — и вместе они сняли сказку для взрослых.
Внутри «Рыбы-мечты» прячется такой скелет: зануда-корректор Роман влюбляется в роковую красотку Хелену и становится героем-любовником. Лучше для сказки и не придумаешь: история о пробуждении в маленьком человечке мужской сексуальной энергии. Актуальная история для неокрепших молодых юнцов — и необходимая, следуя патриархальной логике, для вторичной социализации всякого рода тряпок и маменькиных сынков.
Как это и бывает в сказках, герои «Рыбы-мечты» — карикатурные персонажи, причём очень толсто карикатурные. Роман из Петербурга. Это автоматически делает его интеллигентом в самом общепринятом понимании. Набор характеризующих его эпитетов не отличается оригинальностью: он скромный, воспитанный, неуверенный в себе. Роману тридцать девять лет, поэтому кризис среднего возраста сидит на нём идеально. И, наконец, он корректор, который считает редактуру энциклопедии о подводном мире Балтийского моря трудом всей своей жизни. Главная героиня этой сказки — практически всегда обнажённая дикарка Хелена. Антагонист — москвич Марк — самоуверенный и завистливый охотник до дамских сердец, полный антипод протагониста. Сюда Бильжо подобрал потрясающие актёрские типажи. Мишуков — низкорослый и худощавый, Виторган — высокий и дородный, Янушаускайте — стройная скандинавка.
Эти карикатурки Бильжо аккуратно разложил по действительно сказочному хронотопу. Раньше в Усть-Нарву, маленький городок, где снимался фильм, приезжала отдыхать российская интеллигенция, а сейчас дамы среднего класса и возраста ищут здесь секса. Конкретное историческое время не ощущается в этом богом забытом месте, пропитанным постсоветской романтикой со своим абсурдно-комичным бытом, с местными жителями, которые при всей убогости гардероба умудряются одеваться, будто английская аристократия.
В свою «Рыбу» Бильжо засунул музыку Филипа Гласса, добавил песню Хелены, написанную эстонским композитором Стеном Шериповым, и отправил в свободное плавание по волнам кинематографа.
В Онфлёре, на фестивале русского кино, её встретили с распростёртыми объятиями: Мишуков и Янушаускайте получили призы за лучшие мужскую и женскую роли. И если с Мишуковым всё ясно, к своей карикатуре он отнёсся с комичной серьёзностью, то в случае с Янушаускайте много чего непонятно.
Её персонаж — чисто функциональный. Хелена — не личность, а инструмент, необходимый для реализации потаённых желаний неуверенного в себе мужчины. В фильме к героине относятся как к сексуальному объекту: её имеют в разных местах и позах. Девяносто процентов экранного времени она ходит обнажённая. Если на какой-то короткий срок Роман откажется от любовно-сексуальных услуг Хелены, то она, не раздумывая, перейдёт в руки Марку (тут, видимо, работает логика «не пропадать же хорошей вещи»). Отсутствие информации о том, кто она такая, что у неё на уме, какие у неё жизненные обстоятельства и где она родилась, зрителю выдают за эротический покров тайны. Да, в фильме присутствуют невразумительные намёки вплоть до попытки сделать из Хелены русалочку, но на деле окажется, что авторам картины она просто не интересна. Всё, что от неё требуется — быть сексуальным объектом, чтобы эротические сцены радовали глаз. Северия Янушаускайте — прекрасная актриса, но в «Рыбе-мечте» от неё остались только стройная фигура и милое личико. Собственно говоря, со своими задачами она справилась на отлично, за что и получила награду.
Сегодня «Рыба-мечта» приплыла в российский прокат. Она обзавелась постером, на котором гордо красуется цитата с Кинопоиска «подкупает полусказочной атмосферой», и трейлером, где большими белыми буквами на чёрном фоне написано: «Сказка для взрослых».
Сказка — это когда в некотором царстве, в некотором государстве жил был кто-то, с ним случилась непонятная фигня, он всё исправил, а мы вынесли из этого урок. Короче, сказка — это инструмент социализации.
Но парадокс сказки для взрослых заключается в том, что прямая дидактика там неуместна, а урок всё равно нужно вынести.
И тут уже неважно, заложена ли в сказку для взрослых поучительность. Сама форма гарантирует, что полезные выводы непременно будут сделаны. Из сказки Антона Бильжо нетрудно вынести жизненный урок. Основной конфликт выражен здесь вербально. Роман однажды скажет Марку: «Ты или пишешь, или трахаешься». Главный герой хочет выбрать первое, но выбирает второе. И всё становится ясно: секс — помеха творчеству; женщина нужна мужчине для того, чтобы её любить или долбить; завидовать чужой любви и долбёжке — дурно, за свою женщину нужно сражаться. Ну и далее по списку.
Остаётся ответить на вопрос, кому такая «Рыба-мечта» придётся по вкусу. Сорокалетний батя, конечно, мог бы сводить на фильм пацана-подростка, но, боюсь, картина Бильжо здесь не выдержит конкуренции с очередным тестостеронным боевиком. Отчаянная домохозяйка скорее предпочтёт романтическую комедию или мелодраму, где есть секс-символы мужского пола. Синефилов русским «артхаусом» уже не удивишь, а пенсионеры скорее дождутся, когда «Рыбу-мечту» покажут по телевизору. И поступят правильно.
«Рыба-мечта» — безусловно, фестивальный морепродукт, выполненный по всем соответствующим ГОСТам. Его даже можно назвать обидным словом «артхаус». В какой-то момент минимализм, свойственный скандинавской фестивальной эстетике, переходит здесь в чисто русскую постперестроечную чернуху. Жанровые границы стираются, романтическая комедия становится триллером. Соблюдены необходимые пропорции: достаточно открыть любые другие рецензии, где вам расскажут, что в «Рыбе-мечте» чувствуется влияние Чарли Кауфмана, Аки Каурисмяки, Мишеля Гондри и даже Жан-Пьера Жене. Занимательно, что самому Бильжо здесь, видимо, места не нашлось: сюжет не выходит за рамки простой любовной истории, а киноязык — известных эстетических приёмов.Когда мы рассуждаем об артхаусе, мы действительно имеем дело с очень неприятной и скользкой штукой.
Сам термин, безусловно, спорный, поэтому в киноведческих кругах это слово попросту принято игнорировать. Главный подвох заключается в том, что это не строгое направление, здесь нет узких эстетических рамок. Так можно назвать и пикантную французскую комедию, и сухую немецкую социальную драму, и бессобытийный американский инди, и даже абсурдную русскую чернуху. В общем, здесь не имеет значения, какой используется жанр, стиль и прочее. Куда важнее — это целевая аудитория. Точнее, её отсутствие.
Не париться насчёт аудитории может себе позволить только режиссёр-автор. Он понимает, что его кино — не продукт, а произведение искусства. Цели тут бывают разные: от проведения собственного психоанализа на плёнке до нравственно-поучительного высказывания о современном состоянии общества. Отсняв кино, режиссёр-автор отправляет его в путешествие по разным фестивалям, дальше в ход идут критики, которые посмотрят и расскажут, «что же хотел сказать автор», а там уже можно выйти в прокат или выпуститься на DVD, чтобы синефилы из разных стран понаделали скриншотов себе на странички и оставили отзыв в своём блоге. А уже лет через десять-пятнадцать можно пересмотреть эту картину в каком-нибудь киновузе или на ретроспективном показе, прочитать о ней в учебнике или монографии, и так далее.
Режиссёр артхаус-фильма работает по той же схеме. С одним только отличием: он не автор. Ну нет у него сформированного стиля, наболевших проблем, уникального метода. А опускаться до жанрового кино, видимо, нет желания: кому захочется быть ремесленником, если можно сделать вид, что ты художник? Вот почему говорят, что артхаус — болезнь дебютантов. Остаётся только выбрать несложную тему (особой популярностью пользуются истории о первой любви, взрослении или бедности), дать незамысловатый комментарий, добавить пару-тройку отсылок, чтобы показаться интеллектуалом, и подобрать саундтрек. Заботиться о целевой аудитории не нужно: это «кино не для всех» (только для синефилов, которые и так порядком подустали и сейчас охотнее смотрят блокбастеры). Готово! Можно отправлять кино на разные фестивали, благо их сейчас как собак нерезаных. Но если авторы используют фестивали как стартовую площадку, то для артхаус-режиссёров фестиваль — это пик. Дальше картину ждёт постепенное (если повезёт) забвение. И спасти её можно только в случае если со временем артхаус-дебютант всё-таки станет автором.
Проблема в том, что конвейерное артхаусное производство было запущено ещё в начале нулевых и за последние пятнадцать лет успело создать десятки одноразовых фильмов. Те, кто занимается фестивальным кино сегодня, делают это на свой страх и риск и всё чаще исключительно за свои деньги. Времена, когда можно было удобно прокатиться по фестивалям со своим артхаусом, ещё не прошли, но уже подходят к концу.
Даже в океане русского кино невооружённым взглядом заметно изменение направления течений. На фоне давно развернувшейся на западе дискуссии о вульгарном авторстве у нас тоже появились свои вульгарные авторы типа Жоры Крыжовникова или Павла Руминова. Те, кого мы раньше называли смешным словом «новая волна», сейчас работают на крупнобюджетных проектах — и никакой альтернативы этому искусственно созданному критиками движению не пришло. Остались только режиссёры-одиночки с мировыми именами — и нескончаемый поток провальных блокбастеров и фильмов-катастроф. Неудивительно, что картина Бильжо незаметно переплыла через «Кинотавр»:
