Государство, потерявшее человеческое лицо. Превращение госуправленца в тирана. Снижение цены на человеческую жизнь. Избиения как способ заставить замолчать. Лишение возможности работать как замена смертной казни. Страх как единственная причина не протестовать. Слово как самоубийство. И траур по свободе. Это и многое другое можно увидеть не только в вашей скучной френдленте, но и в посвящённом Осипу Мандельштаму фильме Ромы Либерова «Сохрани мою речь навсегда». В фильме, который не должен был попасть на большие экраны (потому что Мандельштам, террор, смешанная техника и стихи), но вот попал каким-то чудом и сегодня начался в прокате. Штатный дипломированный киновед Настя Травкина отправилась на премьеру и рапортует новой порцией расшифровок кинокода.
С сегодняшнего дня «Сохрани мою речь навсегда» можно посмотреть в кинотеатрах, хотя и для кинопрокатчиков и для кинозрителя картина эта со всех сторон неудобная. Её и прорекламировать толком нельзя: вы только посмотрите на появившиеся после премьеры статьи: «биография величайшего русского поэта», «фильм о трагической судьбе Мандельштама» — тьфу, какая скукотища! Ни продать толком, ни колой запить. Жанр определить невозможно: для документалистики — слишком много экспрессии и анимированных кукол; для игрового — отменной игры закадровых голосов Сухорукова, Хаматовой и Чуриковой недостаточно; для «видовой» — слишком много усов и птичек пририсовано к изображениям памятников и храмов; для мультипликации — слишком много экстерьера. А самое главное — плохо продающая себя тема: человек рождается, взрослеет, попадает в истории и гибнет, замученный власть имущими, а потом его реабилитируют и поют ему оды. В общем, это как у Довлатова, о котором режиссёр Либеров ещё раньше снял документальное эссе от первого лица: «Тебя не печатают? А Христа печатали?!». Надо проверить, нет ли в расписании кинотеатров напротив «Сохрани мою речь» строчки «жанр: про русского поэта».
У человеческого духа гражданства нет, а убийство всегда имеет адрес. Тем страннее и чудесатее было смотреть премьеру фильма «Сохрани мою речь» почти что по месту прописки сборища мародёров — Красная площадь, дом 3. «Величайший поэт России» — очень странно слышать в одном предложении имя убитого и убийцы так, как будто они женаты. Разве может страна присвоить себе поэта? И почему государство сильнее всего бьёт себя в грудь за право владеть именно теми, кого замучило наиболее страстно? «Люблю сограждан я, но странною любовью», — так и представляю себе очередного вождя, который задумчиво входит в Мавзолей на утреннюю службу некромантии. И именно здесь, в ГУМе, расположен маленький кинотеатр с кроваво-красными шторами, загораживающими вид из окон, и билетами по полторы тысячи. Страшно подумать, но ведь и здесь могли проходить банкеты для номенклатуры. А теперь здесь сидим мы, не опасные ни для какого строя, кое-кто запивает трудную судьбу поэта халявным шампанским и шерри-бренди, закусывая канапе. Пока я толкалась между мандельштамоведами и фотографами, долиными, гафтами и ещё кучей людей, которые, наверное, известны читателям газет, беспокоилась — как пойдёт у публики серьёзная поэзия: переварит ли? не подавится? Поедая поэта… есть в этом что-то от дионисийских мистерий и христианского причастия, но где же моё вознесение?
Рома Либеров пошёл в своём фильме по хронологии. Что-то пропустил, где-то приврал: не стоит ждать от фильма фактологической ценности, режиссёр не филолог и не литературовед, чтобы копаться в черновиках и устранять неточности. Режиссёр предлагает своё виденье, причём не столько фигуры поэта, сколько его ощущений от собственной жизни. Родился, учился, влюбился, женился — всё это есть, конечно. Но вы не увидите набивших оскомину говорящих голов, рассуждающих о когда-то живом человеке, как об откопанной археологами античной развалине. И этих вечных знаков «объективности» в виде унылых проездов по чёрно-белым фотографиям тоже не будет. Будут искаляканные анимацией виды городов, летающий по небу птичка-поэт, изрисованные строчками его стихов улицы, исходящий рыданиями Виктор Сухоруков в роли юродствующего Осипа и много атмосферной кукольной анимации.
Это уже шестой фильм режиссёра о литераторах: до этого были портреты Олеши, Бродского, Владимова, Довлатова и «ИльфиПетрова» — и от картины к картине делалась попытка сломать исследовательскую «объективность» и проникнуть в ритм живого мышления писателя или поэта с помощью темпа его языка и мозаики поэтического монтажа. Мне нравится думать, что в этой деконструкции «литературных памятников» Либеров озорничает, подрисовывая писателям из школьных учебников усы, рога и «пузыри» с репликами, как в комиксах, — и в этом акте хулиганства он рушит стену культурного отчуждения, которое приносит с собой культ. Доброму доктору Франкенштейну или фанату спиритизма от литературы удаётся живая реконструкция внутреннего мироощущения Мандельштама — как бы это ни было субъективно, это работает лучше школьной методички.
Сложно не удивляться тому, что находившееся в разработке киносочинение со всё увеличивавшимся в процессе бюджетом поддержало не только Министерство культуры, но и фестиваль «Черешневый лес», а также Первый канал — благодаря чему фильм не только был закончен, но и получил прокат. С одной стороны, это могло бы быть очень круто — воспитать зрителя, требуя от него напряжённо вглядываться в такого рода видеопоэзию с не перевариваемым количеством стихотворений. Выпустить на массовые экраны свежие попытки эксперимента с киноязыком и встряхнуть память об одном из эквилибристов словесности. Сохранить речь поэта, но не превращая его рукописи в консервированный монумент под стеклом — а переплавляя в граффити на стенах городов и речитативы Вани Алексеева, известного также как NoizeMC. Разве не этого ждёт каждый кинематографист, пускающийся в свободное голодное плаванье?
Но с другой стороны — представьте себе, что мы живём в среде производства смыслов. Что-то вроде большого завода с конвейерами. Массовый кинотеатр, впустив в себя произведение искусства, выплёвывает на прилавок только номерной продукт, исчисляемый бокс-офисом, количеством посещений и циферкой-рейтингом на IMDb. От внутреннего смысла к экономическому — есть в этом процессе входа в киноиндустрию нечто сродни смерти. Пока ты остаёшься неудобным, угловатым и не вписываешься в систему мерок конвейера — ты рушишь его, застряв в нём. Правда, неизменно погибаешь сам. Рома Либеров сделал принципиальный шаг к неудобности, продолжая работать в неопределённом смешанном жанре и отказываясь от участия в каких бы то ни было фестивалях, но между вызовом и возможностью работать дальше он выбрал работу. И это лучший выбор для человека, который трудится не с целью «самовыражения», а из желания совершить безвозмездный вклад в эксперимент по имени «искусство». Мне кажется, покупка билета на сеанс «Сохрани мою речь навсегда» может считаться гражданским поступком.
В конце-концов, ведь как красиво: снял фильм о том, что поэт — это от бога, а в Кремле сидит крокодил, солнце в небе проглотил, и показал его на Красной площади. Потому что, — говорит Рома, — времена девальвации человеческого достоинства тогда и сейчас рифмуются. Красиво. Как в стихах.
