Сегодня в прокат выходит фильм Андрея Звягинцева «Нелюбовь», взявший на Каннском кинофестивале Приз жюри — что, впрочем, неудивительно. А удивительно то, что режиссёр, которого так любят обвинять в жестокости и беспросветном пессимизме в лучших традициях российской «чернухи», снял фильм о том, что на самом деле не всем всё равно. Тем не менее на фоне всё того же неутешительного диагноза.
Новый фильм Звягинцева — новый семейный сюжет. Администратор салона красоты Женя и труженик офиса Борис разводятся со всеми вытекающими: новые любовники, продажа квартиры, взаимное отвращение. Ситуацию многократно усложняет наличие общего ребёнка, тихого и замкнутого Алёши, которого ни один из родителей не хочет забирать с собой в новую жизнь. Оба воспринимают сына как груз неприятного прошлого, с которым просто нужно сделать что-то, чтобы он больше не мозолил глаза — например, сдать в интернат. После очередного семейного вечера и подслушанного родительского скандала Алёша уходит из дома и исчезает.
Эта короткая аннотация, сопровождающая все страницы фильма на сайтах и материалы к нему, может возмутить своей безапелляционной зверскостью — особенно тех, кого до глубины души оскорбил предыдущий «Левиафан». Но беда последнего была в первую очередь в том, что слитая в интернет картина попала в водоворот обсуждений и получила широчайший общественный резонанс таким образом, какого этот фильм (которому, впрочем, можно вменить обилие обобщений и дидактичность) совершенно не заслуживал. Дело не в том, что Звягинцев снимает то, что называется притчами — это не совсем так; точнее, это определение не исчерпывает всё, чем являются его фильмы. Но за долгие годы работы у режиссёра уже сложилась собственная философская вселенная и язык, требующий понимания. Обманывает кажущаяся простота, формальный минимализм во всём — от операторской работы до предельно внятного нарратива — но элементы его фильмов пересекаются таким образом, что не допускают однозначности, которая кажется слишком уж логичной. Можно принимать или не принимать «Нелюбовь», но понять этот фильм правильно — необходимо. Лучше всего это получится у тех, кто видел предыдущие работы Звягинцева: картина выглядит своеобразной вариацией на все главные темы режиссёра.
В интервью Антону Долину Звягинцев объяснил, что вынесенное в название слово обозначает не отсутствие любви, а антипод этого чувства. Серая и тяжёлая атмосфера фильма наполнена, никакого отсутствия в ней нет: запускается он равнодушием и отвращением, движется к отчаянию и вине, и только в конце приходит к пустоте — не трагической, а обыкновенной и бессмысленной, на борьбу с которой никто не выходит. Всё это время жизнь людей набита мелкими и не очень движениями. Первое, что бросается в глаза — повседневный информационный шум, в котором Звягинцев поселил своих персонажей. В конце каждой сцены кто-то обязательно утыкается в смартфон, смотрит телевизор или слушает радио в машине. Единственный человек, который смотрит на мир непосредственно — это мальчик, который, впрочем, исчезает в первые же двадцать минут фильма, успев проронить пару слов и несколько сдавленных рыданий. Короткая прогулка Алёши по оврагу кажется самой живой сценой «Нелюбви» — просто с точки зрения оптики. Там есть солнце, московская, но всё же природа, сверкающая вода и большие деревья. После исчезновения ненужного сына небо становится серым, а большая часть действия происходит в сумерках, разрезаемых лучами волонтёрских фонарей.
Несмотря на то, что политических уколов и прибитых к каждой второй стене портретов Путина в «Нелюбви» нет, новый фильм вновь базируется на том, что происходит в нашей (да, конкретно российской) социальной реальности. Когда следователь деловито сообщает издёрганной Жене, что её «бегунка» искать некогда, поскольку у госструктур есть дела поважнее, а подростки, как показывает практика, возвращаются домой, «в комфорт», — к поискам подключается волонтёрский отряд «Вера». Списан он был с существующего начиная с 2010 года ПСО «Лиза Алерт»: члены отряда одалживали для съёмок оборудование, а актёры, играющие поисковиков, в процессе подготовки к фильму участвовали в реальных операциях. С этого момента фильм сильно расслаивается, и обвинить его в пафосной диагностике национального и глобального равнодушия нельзя. Женя и Борис, вяло занимающиеся поисками сына, потому что «надо же что-то делать», на время оживают: слишком много усилий к этому делу прикладывают совершенно чужие люди, не получающие за свои долгосрочные прогулки по лесам и подъездам ничего.
Нужно понять, для чего двух главных героев Звягинцев и его бессменный сценарист Олег Негин изначально показывают, что называется, бездуховными, бесчувственными и инертными. Режиссёр прямо рассказывает об этом в своих интервью. Стоит ли считать это снобизмом или грубостью: «Не все же мы тут такие» — вопрос, прямо скажем, не существенный. Но это сгущённое уродство персонажей, в общем-то, будет главным условием, на котором мир «Нелюбви» будет работать. Мы не обнаружим в самом сюжете свидетельств того, как Женя и Борис докатились до такого состояния, но к финалу всё сложится, и у нас даже не возникнет вопроса о том, как они будут жить дальше. Этот мир бесконечно закольцован, он совершает одни и те же круги от надежды на светлое будущее до той самой нелюбви. Эти люди ничего не делают для того, чтобы выйти из такого движения.
«Нелюбовь» — не столько портрет «типичного обывателя», как опасно выражается Звягинцев, сколько ёмкое описание самой низменной стороны человеческой природы, которая бежит от полноценного чувственного существования в узкий коридор представлений о том, «как надо». Поиски пропавшего Алёши его родители начинают с необходимостью испытывать страх осуждения. Пару дней назад, собираясь убрать ребёнка из своей жизни, они и не думали о том, что будет, если в их нарисованные и утверждённые планы на будущее вмешается что-то третье, большая беда, которую нельзя игнорировать с точки зрения какой угодно морали. Даже если эта мораль материализована в оставшемся за кадром начальнике Бориса по кличке Борода, согласно чьей фундаменталистской корпоративной этике сотрудникам компании запрещены разводы. Это, пожалуй, самый смешной и горький психологический пируэт «Нелюбви». Не то чтобы жирная шутка про РПЦ, а мыслительный абсурд: взрослый и вроде бы обладающий сознанием и возможностью выбора человек старается хотя бы видимо соответствовать православному укладу, но не из страха прогневить бога, а из отчаянного нежелания оказаться уволенным.
В фильме продолжаются линии, уже когда-то прорисованные Звягинцевым и Негиным: актёр Алексей Розин, исполнивший роль Бориса, уже играл в «Елене» плюшевого трутня из Бирюлёва, сына главной героини. Оттуда же пришёл и Антон, новый возлюбленный Жени — состоятельный, спокойный взрослый человек, живущий в квартире с панорамными окнами и убеждённый, что «нельзя жить в нелюбви». Его роль тут мала, его задача — оттенять извивающихся в своём отвращении к себе и другим Женю и Бориса. В остальном он бессилен и безучастен точно так же, как и молодая (и уже беременная) девушка Бориса — но как можно поддержать тех, кто уже навсегда застыл умом и душой? В конце концов обе новые любови просто сидят или лежат рядом, постепенно заражаясь той же болезнью от главных героев.
За пределами трагедии продолжается жизнь, которую бывшие муж и жена пытаются как-то продолжать держать в руках, не понимая, чем закрыть образовавшуюся дыру. Это не событие, не детективное приключение, а в первую очередь будни, и разрушать их размеренный ход страшно и жалко. В «Нелюбви» есть переворот не хуже, чем у этого вашего Нолана: после виртуозно сделанной сцены опознания в морге становится понятно, что вся история не в том, что Алёша пропал физически, затерялся в пространстве или умер. Его больше невозможно найти, и это не спойлер. Исчезновение мальчика открывает эсхатологическую, а не детективную сторону картины: это конец, апокалипсис, про который тут так много болтают по радио, но случившийся в рамках одной семьи. Просто передавшееся по наследству отторжение детей от родителей в фильме Звягинцева закончилось наиболее радикально.
Вся привычная по предыдущим фильмам формальная красота тут тоже на месте, и от фильма к фильму она становится всё более пластичной. Если когда-то поля, горы, деревья и живописная колористика его фильмов обрамляла абстрактный притчевый сюжет, то сегодня Звягинцев не боится встраивать любовь к подобным композициям в злое социальное повествование. Есть, например, роскошный групповой портрет в голландском духе, только нарисованы на нём фигуры столпившихся в лифте офисных работников. Фестивальный успех фильмов Звягинцева логичен хотя бы потому, что он входит в малочисленную категорию российских режиссёров, язык которых действительно универсален настолько, насколько универсален был язык Бергмана, из чьих «Сцен из супружеской жизни» и родилась идея «Нелюбви».
В общем-то, в «Нелюбви» мы видим и слышим всё, что Звягинцев созидал и разрушал в каждом своём фильме, но тут вся зубастая поучительность в какой-то момент вдруг сменяется надеждой, отсутствие которой так часто вменяют этому художнику. Не всем всё равно: люди умеют любить друг друга и приходить на помощь. Волонтёры, которые действуют в рамках этого сюжета, буквально воплощают вариант воли к ответственности и бескорыстию.
Не все окончательно слепы: до того, как уйти навсегда, ангелический ребёнок сжирающих друг друга родителей долго всматривается в заоконный тушинский пейзаж поверх страниц надоевшего учебника. Мир за пределами проклятого комфорта квартиры спокоен и тих, зимой он превратится в брейгелевский пейзаж. Жизнь идёт своим чередом, хотя у кого-то — бессмысленно вертится на одном месте. Это не диагноз, а внятное приглашение к диалогу и размышлениям.
