Автор самиздата разобрала фильм «Жаворонки на нитке» Иржи Менцеля и выяснила, как интерес к жизни простого человека, ирония и поиск самоидентификации стали отличительными особенностями чешской культуры и при чём здесь солдат Швейк и Яра Цимрман.
Рабочий и два пионера стоят на свалке, вокруг ― бетонные блоки, металлолом и мусор. Один из пионеров протягивает мужчине галстук, рабочий злится: ему явно не нравятся ни галстук, ни пионеры, ни вообще всё происходящее. Он хочет уйти, но не может.
Фильм «Жаворонки на нитке» (1969) Иржи Менцеля по роману культового в Чехии писателя Богумила Грабала — притча о социальном строе и классический представитель чешской «новой волны». Впрочем, с чешской «новой волной», характеризующей творческий расцвет чешских режиссеров в 1960-х, небольшая путаница: формально её следует считать чехословацкой, поскольку Чехия и Словакия с 1918 года были одной страной. С января 1969 года и до 1993-го, когда Чехословакия разделилась на два суверенных государства — Чехию и Словакию, ЧССР являлась федеративным государством, состоящим из двух равноправных социалистических республик: Чешской и Словацкой.
В 1968 году по всему миру проходят волнения, люди выходят на улицы и протестуют против внешней и внутренней политики своих стран. В январе 1968 года пост главы Коммунистической партии Чехословакии занимает Александр Дубчек. Он смягчает цензуру, выпускает политзаключённых — страна начинает строить «социализм с человеческим лицом». Чехословакия устаёт от советского авторитаризма, в обществе говорят о необходимости реформ. «Пражская весна» — это время перемен и надежд, но длится эйфория недолго. Вечером 20 августа в Чехословакию войдут советские войска и за тридцать шесть часов захватят страну.
Действие «Жаворонков на нитке» происходит в середине 1950-х. В центре сюжета — рабочие сталелитейного комбината под Прагой. Все они — остатки побеждённых классов: библиотекарь, отказавшийся уничтожать «упадническую западную литературу», прокурор, чьи представления о правосудии расходятся с официальными, предприниматель-капиталист, парикмахер, попавший на завод потому, что «из пяти парикмахеров трое должны быть здесь», саксофонист, молочник и повар, не желавший работать по субботам из-за религиозных соображений. Отдельную бригаду составляют женщины-заключённые, которые собирались сбежать за границу. Этих мужчин и женщин отправили трудиться на благо страны и исправлять своё буржуазное происхождение.
Сюжет в основном разворачивается на свалке металлолома, который должны собирать герои. Вместе с ним на свалке оказываются кресты, иконы, а ещё интеллигенты ― лишние в новом социалистическом обществе. До финала картины дойдут не все ― некоторые из них, очевидно сказавшие что-то не то не тем людям, неожиданно исчезнут в результате репрессий, оставшихся, впрочем, за кадром.
В 1930-е годы советские пропагандисты штамповали агитки на производственную тему — о героях труда, стахановцах. Когда эти герои побеждали «вредителей» и ставили свои выдающиеся рекорды, в финале в качестве награды они, как правило, обретали любовь. Эту тему довёл до абсурда Григорий Александров в фильме «Светлый путь» (1940). «Жаворонки» выворачивают миф о стахановцах. Последнее, о чём думают эти рабочие, — производственные подвиги. Вместо этого бывший библиотекарь, например, рассказывает о Канте при любом удобном случае, бывший прокурор — рассуждает о праве, парикмахер — по старой привычке стрижёт всех желающих. Вечерами мужчины подсматривают за женщинами под окнами общежития, а те не против и заигрывают в ответ.
Из всей интеллигентской банды аутсайдеров один лишь повар Павел пытается худо-бедно вписаться в новое общество и устраивает личную жизнь. Пару он находит, но жениться приходится на тётушке возлюбленной, потому что сама избранница — в заключении и на церемонии присутствовать не может. Когда Йитка, наконец, освободится, на два года в тюрьму попадёт Павел. В этом новом мире влюблённым не суждено быть вместе.
Единственный, кто позиционирует себя как пролетарий, — это бригадир, на фоне подопечных он выглядит самым лощёным. Однажды он решает помочь бригаде, бросает кожаный портфель и вместе со всеми разбирает металлолом, но надолго его не хватает.
В 1962 году на киностудии «Баррандов» упразднили цензурный худсовет и заменили его несколькими независимыми творческими группами. В 1965 году был основан Союз чехословацких деятелей кино и телевидения (FITES). В стране появились молодые кинематографисты, многие из них учились на кинофакультете Пражской академии. Студентам были доступны иностранные фильмы, под влиянием которых режиссёры формировали собственные представления о кино.
В основе чешской «новой волны» не лежали декреты и лозунги. За французской nouvelle vague стоял манифест критиков Les Cahiers du cinéma. Пусть этот манифест и не был настолько программным, как, например, у дадаистов, однако все авторы французской «новой волны» верили в одни идеи: поменьше жанрового кино, побольше документальности, свободы и уличных съёмок. Чешские режиссёры придерживались разных взглядов: некоторые входили в Коммунистическую партию, другие критиковали соцстрой. Снимали кино они тоже в разных жанрах: среди наследия чешской «новой волны» есть и исторические фильмы, и драмы, и комедии, и детективы, и мультипликация.
Однако их объединял интерес к человеку: они рассказывали о простых людях и не случайно работали с Богумилом Грабалом. Героями его произведений стали «пабители», как пишет сам Грабал: «Это люди, о которых можно сказать, что они сумасшедшие, чокнутые, хотя не все, кто их знал, назвали бы их именно так. Это люди, способные всё преувеличивать, причём с такой любовью, что это доходит до смешного. „Пабители“ непостижимы, их облик неясен, спорен, порой неприятен на вид, неудобен. Но, несмотря на это, они где-то за полгода всюду становятся своими». В фильме «Жемчужинки на дне» (1966) режиссёры Иржи Менцель, Вера Хитилова, Ян Немец, Яромил Йиреш и Эвальд Шорм экранизировали пять рассказов Грабала, и эта картина стала знаковой для чешской «новой волны».
Историк Наталья Коровицына полагает, что одна из особенностей чешского самосознания — это так называемое «сопротивление через адаптацию». Чехам не раз приходилось бороться за то, чтобы не потерять себя как нацию. В 1620 году Чехия проиграла в битве на Белой горе и почти на триста лет попала под господство династии Габсбургов. Габсбурги задушили все протестантские настроения в стране, сделали католицизм единственной официальной религией и упорно пытались германизировать чехов и уничтожить их язык и культуру. В 1948 году Чехия попала под сферу влияния СССР — именно этот исторический период изображён в фильме Менцеля. В кризисные моменты чехи, по мнению Коровицыной, умеют приспособиться, перетерпеть и тем самым сохранить свою идентичность.
Киновед Виктория Левитова считает, что для чешского искусства характерны наивные герои, и в какой-то мере их модели поведения отражают то самое «сопротивление через адаптацию». Йозеф Швейк — самый яркий образец подобного типа мышления. Сейчас гашековского героя активно эксплуатируют как эмблему пивной культуры: продают сувениры с его изображением и развешивают портреты в барах. Швейк превратился в лубочный образ — обычного туповатого выпивоху. На самом деле это гениальный конформист: показная наивность Швейка, которого все принимают за идиота, помогает ему выпутываться из передряг и перехитрить противников. Правда, в передряги он попадает тоже из-за своей наивности.Иржи Менцель в кино и Богумил Грабал в литературе развивают традиции наивных героев. Грабаловско-менцелевские персонажи — это простодушные чудаки, которые любят поболтать, пошутить, пофилософствовать, но отнюдь не склонны к подвигам. В «Жаворонках» герои не выражают открыто своё недовольство системой, выполняют все требования начальства и как могут приспосабливаются к обстоятельствам, но судьба некоторых из них трагична. В ещё одной совместной работе Менцеля и Грабала «Поезда под пристальным наблюдением» (1966) в разгар Второй мировой войны главный герой Милош больше переживал из-за сексуальных неудач, а другой персонаж развлекался тем, что ставил на ягодицы девушек печати с гербом Третьего рейха.
Роль Милоша в «Поездах» и Павла в «Жаворонках» играет Вацлав Нецкарж. Судьба второго героя словно продолжает судьбу первого: это такой же бесхитростный парень, но уже поднаторевший в любовных делах. Павел таскает понравившейся ему Йитке шоколад и сигареты, держит её за руку, заигрывает и в конце концов женится. В общем, Павел проходит тот путь, о котором мечтал Милош, но который ему оборвала война. Правда, у Павла хэппи-энд тоже не случается.
Ещё один знаковый для Чехии герой, появившийся в 1960-х, ― Яра Цимрман, вымышленный изобретатель, математик, спортсмен, писатель, композитор, врач и философ. В 1966 году Йиржи Шебанек, Зденек Сверак и Ладислав Смоляк в лучших традициях мистификаций Орсона Уэллса выпустили на чешском радио передачу о непризнанном гении Цимрмане. По сюжету он так или иначе был причастен ко всем важным открытиям XIX и XX веков ― именно он изобрёл динамит, электрическую лампочку, спроектировал Эйфелеву башню, подсказал Чехову сюжет «Трёх сестёр», первым достиг Северного полюса и сделал ещё много всего, однако из-за нелепых случайностей все лавры доставались другим.
Создавая мифы о Цимрмане, чехи потешаются над своим местом в истории. Шутка заложена даже в имени и фамилии героя: немецкая фамилия Zimmermann намеренно пишется по-чешски — Cimrman. Соседство с немецкой культурой — больная тема для Чехии, и чехи предпочитают иронизировать на этот счёт. В 2005 году Цимрман лидировал в телевизионном конкурсе «Величайший чех», но его, увы, дисквалифицировали, и в итоге победил реально существовавший Карл IV.
Большинство авторов, начиная с античных, определяют иронию как некое противоречие формы и содержания. Виктория Левитова полагает, что ирония в чешском кино ближе к трагической трактовке Кьеркегора. В диссертации «О понятии иронии» он смотрит на фигуру иронизирующего как на трагика-пророка, который видит несовершенство мира, предчувствует его скорую гибель и вынужден об этом известить. Герои «Жаворонков» не вписывается в эпоху, но идеально вписываются в традиции чешской культуры. Во-первых, они жертвы обстоятельств, во-вторых, они ироничны, в-третьих, пассивно созерцают мир вокруг и пытаются приспособиться к нему как могут.
Сцена с пионерами — ключевая в понимании характеров. В какой-то момент на завод с экскурсией заявляются пионеры. В кадре сталкиваются два поколения — старое и новое. Пионеры, хором поющие «Взвейтесь кострами», живут в навязанной системе, а другой никогда и не знали. Главные герои сторонятся пионеров и прячутся — и это невероятно нелепый бунт.
«Жаворонки на нитке» — один из последних фильмов чешской «новой волны». После событий августа 1968-го в страну вернётся цензура и новое руководство закрутит гайки. В 1969 году режиссёры ещё успеют закончить те картины, которые были запланированы. Многие лидеры «новой волны» ― Милош Форман, Иван Пассер, Ян Немец, Войтех Ясны — эмигрируют. Иржи Менцелю и Вере Хитиловой будет запрещено снимать несколько лет. Впрочем, сам Менцель предпочитает говорить, что именно в те безработные годы он чувствовал себя наиболее счастливым, потому что очень ленив. Фильм «Жаворонки на нитке» окажется «на полке» и выйдет в прокат только перед распадом СССР в 1990 году — как свидетельство «пражской весны» и жажды свободы, которая была свойственна тому времени.