Нуар, возникший в 1940-х годах, повлиял на голливудское кино и продолжает существовать сегодня в трансформированной форме. Однако неверно определять его как жанр или стиль. Самиздат вспомнил об истоках направления и рассмотрел невзрачный, но важный кадр ― белую пыль из «Мальтийского сокола», чтобы разобраться, почему «чёрные фильмы» гораздо глубже, чем кажется.
Выстрел вонзился в сумеречную тишину. Вспышка на секунду осветила лицо напротив ― так коротко, что невозможно было прочитать на нём ничего, кроме изумления. Ударная сила приподняла, а сила притяжения сокрушила крепкую фигуру детектива, бросила её вниз по склону, который словно был здесь ради этой финальной пробежки. В воздух поднялись клубы белой пыли. Они ещё стояли взвесью, когда пробежку прервал выросший на пути валун. Ночь последним занавесом опустилась на бездыханное тело Майлза Арчера.
Так могло бы выглядеть описание гибели частного сыщика Арчера в романе Дэшила Хэммета «Мальтийский сокол». Но в книге об этом ― ни строчки. Его напарник Сэм Спейд получает телефонный звонок ночью: надо приехать, Арчера убили, тело лежит «между склоном и валуном». Несколькими строками ранее Спейд даёт напутствие по поводу женщины: «Ты ещё намучаешься с ней, помяни моё слово». Арчер погибает в паузе между советом и телефонным звонком.
Как определить нуар
В фильме «Мальтийский сокол» 1941 года ― уже третьей по счёту экранизации романа ― дебютант Джон Хьюстон обозначает момент убийства Арчера. Он делает это не ради наглядности, в которой можно бы заподозрить новичка, или спрятанного между строк Арчера — в кадре он неразличим. Это было сделано ради белой пыли в кадре, с неё и с этого убийства начинается эпоха фильмов нуар.
Нуар (фр. film noir ― «чёрный фильм») возник в американском кино в начале 1940-х, его часто и неверно определяют как жанр, направление или стиль. Но жанр ― это то, что выносят на афиши и в рекламные материалы. «Чёрные фильмы» в отдельных итерациях тяготели к загадкам, детективам, триллерам и процедуралам. Название этим фильмам дали французские киноведы в 1946 году. Впрочем, в середине 1940-х в киножурналах встречается выражение red meat cycle, то есть «цикл фильмов красного (сырого) мяса». А «Мальтийский сокол» был охарактеризован чиновниками MPAA ― рейтинговой комиссией ― как melodrama-detective mystery.
«Чёрные фильмы» снимали и опытный Фриц Ланг, и тридцатипятилетний дебютант Хьюстон, и комедиограф Билли Уайлдер, и тяготеющий к хоррору Андре де Тот. В книге «Film Noir Reader 3» Алана Силвера, где собраны интервью разных лет с пожилыми мастерами, в каждой беседе режиссёры удивляются: «Как, мы с Отто Премингером снимали похожее кино? Нет, батенька, это вы сочиняете». При размытости научных контуров «чёрный фильм» — это общая интонация, к которой режиссёры, не сговариваясь, пришли в начале 1940-х годов.
Экспрессионизм
В первую очередь на формирование нуара повлиял немецкий экспрессионизм ― течение в немом кинематографе 1920-х годов, которое фиксировало ощущение перевёрнутого мира после Первой мировой войны во внешних проявлениях. Скошенные очертания домов, непроницаемые, начертанные чёрной краской по декорациям тени, ощущение, будто ты находишься внутри чьего-то нездорового рассудка, определяют фильм «Кабинет доктора Калигари» Роберта Вине. Похожее вязкое ощущение и та же диагонально вычерченная борьба света и тьмы характеризуют городские джунгли в «чёрных фильмах».
Экспрессионизм позже пересёк океан: с приходом к власти фашистов из Германии в Голливуд бежали многие еврейские постановщики, сценаристы, операторы и художники. В нуарной теме отметятся Фриц Ланг, Роберт Сиодмак, Отто Премингер, Билли Уайлдер и его кузен Вилли, Андре де Тот и другие. Почти все из них были бежавшими евреями.
Билли Уайлдер говорил в одном из интервью: «Сперва были те, кого американские студии наняли в 1920-е годы, выдающиеся гении, Мурнау, Любич… А затем, в середине 1930-х, повалили еврейские беженцы, такие как Фред Циннеман, Отто Премингер и я. Большинство из нас приехали не по приглашениям, как первая группа. Мы пытались сохранить свою жизнь».
Когда вся жизнь ― нуар
Выплюнутые родиной и не принятые в США ― на беженцев смотрели косо, были и открытые проявления антисемитизма ― с семьями и роднёй, оставшейся позади в смертельной опасности, эти авторы чувствовали своё бесконечно шаткое положение в изменчивом мире, и это выражалось в кино. Именно в фильмах эмигрантов Фрица Ланга («Женщина в окне») и Рудольфа Мате («Мёртв по прибытии») появляется случайный герой, обыкновенный человек, вовлечённый в преступный замысел или опасный заговор.
Перед отъездом из Европы эмигранты застали французский поэтический реализм. Жан Габен, который должен умереть, роковые любови, невозможность побега — в этих фильмах сама судьба казалась режиссёром. Эта интонация обречённости также переберётся в нуар: даже расправившись с врагами, герои встречают финал проигравшими. Статус-кво ― уже победа в борьбе с судьбой.
Но сам материал, из которого сделаны эти тревожащие сны, был местным. Нуар охотно полагался на дешёвые книжки о детективах, так называемый «круто сваренный» роман. Среди авторов — упомянутый Дэшил Хэммет («Тонкий человек», «Стеклянный ключ»), Рэймонд Чандлер («Глубокий сон», «Высокое окно») и Джеймс Кейн («Двойная страховка», «Почтальон всегда звонит дважды»). В книге Хэммета уже был заключён визуальный потенциал последующих «чёрных фильмов».
«Я решил следовать за книгой вместо того, чтобы отдаляться от неё. Я пытался перевести очень своеобычную прозу Хэммета на язык камеры: резкость фотографии, географически достоверное движение камеры, неожиданные, если не сказать шокирующие, завязки эпизодов», ― говорил Джон Хьюстон об экранизации «Мальтийского сокола».
Рефлексия на войну
Для «домашних» режиссёров, включая Хьюстона, нуар также стал откликом на Вторую мировую войну. Голливуд был напичкан либерально мыслящими кадрами, но вплоть до 1940 года его позиция по нацистской Германии оставалась плавающей. Капитал, прежде всего крупные промышленники, симпатизировал Гитлеру — и даже ассоциация MPAA, регулирующая кинорынок, советовала кинематографистам воздерживаться от «слишком антифашистских» замыслов. Именно такую рекомендацию получил фильм по книге Синклера Льюиса «У нас это невозможно» в 1935 году.
Первый антифашистский фильм появляется в 1939 году, в 1940-м американское кино фактически запретят в Германии ― и новая финансовая ситуация наконец освободит Голливуду руки.
Война играет и более прозаичную роль в становлении «чёрных фильмов». Как пишет Шери Чинен Бизен в книге «Blackout: World War II and the Origins of Film Noir», ослабленная в условиях войны экономика сказывалась на репертуаре. Вместо пышных декораций ― подлинные городские интерьеры и экстерьеры с обычными людьми. Вместо сложных павильонных съёмок со сложным, дорогим светом ― дневные сцены с естественным и ночные с минимальным искусственным. Наконец, военное время слегка ослабило бдительность цензоров: чем-то надо было жертвовать, и засилье криминальных фильмов стало допустимой отдушиной для американцев.
Криминал
Во время Второй мировой, времени, когда ощущение всеобщего зла проникало и в кино, Голливуд на городском материале демонстрировал преступные подполья, где царят заговоры, а бал правят циничные злодеи. В «Мальтийском соколе» детектив Сэм Спейд из Сан-Франциско оказывается в центре преступной охоты за одноимённой статуэткой. Он встречает тёмных персонажей с поддельными паспортами и неизвестным происхождением ― одного из них играет еврейский актёр Петер Лорре, известный ролью в «М» Фрица Ланга, другого ― никому не известный англичанин Сидни Гринстрит. Оба делают зло чем-то бо́льшим, нежели просто разборки местных гангстеров.
«Мальтийский сокол» вышел в американский прокат 18 октября 1941 года, он дал старт карьере Джона Хьюстона и превратил Хамфри Богарта в суперзвезду.
На седьмой минуте фильма на пересечении улиц Буш и Стоктон одним гулким выстрелом был убит частный детектив Шон Арчер. Его скатывающееся вниз тело вздымало облака почти сияющей белой пыли. Белой вопреки ночи, вопреки отсутствию света — потусторонне белой. С этой минуты мы оказывались в мире-перевёртыше. Эту белую пыль пять лет спустя вспомнит Орсон Уэллс в «Чужестранце» ― нет, мир не вернулся на круги своя. Тревожная интонация, которую французы прозвали нуаром, затихнет лишь к середине 1950-х годов.
