Что может быть лучшим доказательством наступившего Конца света, чем страстное вожделение пчёл, кузнечиков и собственных карикатур в образе плюшевых мишек? Однако писатель Джесси Беринг в своей новой книге утверждает, что не всё так однозначно. Наш штатный литературный критик Мария Бурова ознакомилась с апокалиптической энциклопедией сексуальных девиаций Беринга и рассказывает, почему эту книгу стоит прочесть, пока нас всех не накрыл ядерный гриб.
Если православный активист и руководитель движения «Божья воля» Дмитрий Цорионов (позывной «Энтео») прочитает книгу американского психолога и журналиста Джесси Беринга «Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся», у него наверняка начнётся неконтролируемый внутричерепной приступ православного фанатизма. Из сводок новостей нам хорошо известно, что этот «психологический недуг» может сопровождаться желанием сжечь не только сердце автора (Беринг, ко всему прочему, открытый гей), но и офис издательства Corpus. Легко представить, как сильно может оскорбить научно-популярная работа, предполагающая, что не совсем правильно считать результатом «осознанного выбора» и «сатанинской распущенности» такие осуждаемые большинством практики, как, например, педофилия.
Приличное, по мнению Беринга, — самый большой враг научного. Особенно тех его областей, что уходят в сторону плотских желаний. Человеческие пересуды о том, что и с кем в постели делать прилично, а что нет, видятся Берингу едва ли не самыми разрушительными по своей направленности. Причём осуждающие даже не всегда придерживаются одной и той же постельной истины. Американцы, жившие в XVII веке, страшно бесились, когда кто-то решался на секс с животными — за такое предпочитали казнить, а сейчас в мире живёт чуть больше семидесяти трёх миллионов стопроцентных зоофилов. А вот в Европе в XIX веке было опасно быть женщиной — если кто-то подозревал вас в излишней тяге к сексу, то могли подвергнуть принудительной клиторэктомии. Кого больше всего хотят кастрировать сейчас?
Разложив перед нами подробную карту самых «диких» сексуальных маршрутов, Беринг справедливо замечает, что единственным критерием определения сексуальной нормальности должен быть потенциальный вред. Если ни один из участников процесса не получил психотической или физической травмы, то, пожалуй, в передачу Малахова его звать не стоит. Осуждающие не должны перестать видеть человека даже в педофиле — в этом главный гуманистический посыл книги, пусть иногда этого посыла даже слишком много. Передозировка понимания — то, что всем нам будет на пользу. Беринг идёт напролом, так как не сомневается, что тяга к развлечениям в духе Содома и Гоморы — это чаще всего зов сексуальной ориентации, которую, как известно, не выбирают. Всё «прошито» в мозге: именно он направляет девиантов к «нетипичным» эротическим объектам или поступкам, как мозг других людей направляет их к «нормальным». И, как в случае любой самой скучной ориентации, причины надо искать в раннем развитии, а не в осознанном решении взрослого.
Весомое количество научных фактов, исследовательских мнений, исторического контекста и статистических данных не утяжеляет общее восприятие книги — Беринг, несколько лет подряд пишущий научно-популярные статьи для Scientific American, The Guardian и The New York Times, прекрасно владеет способностью превращать сложное в захватывающее. Однако и на абсолютную научную истину, которая позволит получить один на всех неминуемый оргазм, Беринг не претендует. Его сфера интересов всё же не столько эротическая, сколько этическая. По его мнению, мы как можно скорее должны признать, что общество не обладает расовой, религиозной, политической, сексуальной и какой бы то ни было однородностью. Такое очевидное и трудно усваиваемое знание автоматически избавит нас от иллюзии того, что в этом мире существует хоть что-то объективно положительное и отрицательное во взаимоотношениях одного биологического существа с другим. Кажется, именно эта мысль делает книгу Джесси Беринга «Я, ты, он, она и другие извращенцы» особенно актуальной для то ли вновь, то ли всё еще патриархальной России. Иногда жизненно необходимо представить, что для кого-то желание вступить в «Единую Россию», возможно, так же естественно, как для формикофила захватить в кровать кузнечиков. Пока мы отчаянно и с пеной у рта соблюдаем приличия и оберегаем стереотипы, мы обречены умереть девственниками от здравого смысла.