Кажется, игра «А вдруг и это Пинчон?» порядком надоела. Томасом Пинчоном уже успели побывать и Уильям Томас Гэддис, и Джером Дэвид Сэлинджер, и Ванда Тинаски, а теперь и Эдриан Джоунз Пирсон. Будучи сначала незамеченным, роман Пирсона «Страна коров» заметно прибавил в читателях и рецензентах после эссе Арта Уинслоу в «Harper’s Magazine». Уинслоу предположил, что автор — это Пинчон, одурачивший литературный истеблишмент, написав великолепный роман под псевдонимом никому не известного писателя. Впоследствии Алекс Шепард из «The New Republic» доказал, что Пирсон — псевдоним вовсе не Пинчона, но некоего А. Дж. Перри. Из-за повышенного интереса к персоне постмодерниста-затворника и попыток установить авторство обозреватели упустили главное — естественную красоту самого романа.

Главный герой Чарли — не слишком преуспевший академик, разведенец, а также, по собственному определению, «много всего, но ничего целиком» — по одному единственному телефонному собеседованию нанят координатором особых проектов в сельско-общинный колледж Коровий Мык в засушливом городе Разъезд Коровий Мык. Его обязанности, кажется, довольно просты: помочь учреждению в продлении аккредитации и устроить ежегодную рождественскую вечеринку.

Но не всё так просто: колледж разделён на два противоборствующих лагеря. Чарли придётся примирить мясоедов, консерваторов и богобоязненных граждан — с вегетарианцами, модернизаторами и приверженцами духовного просвещения. На мирном пути успешного примирения, а следовательно, и аккредитации, стоит череда абсурдных препятствий. К примеру, противники подбрасывают телячьи мошонки в почтовые ящики друг друга, преподаватель ораторского искусства и коренной житель Алан Длинная Река не разговаривает ни с кем много лет, а учитель поэзии составляет ежегодные отчёты исключительно ямбом. Не помогает добиться цельности в академических рядах расщеплённость самого координатора: Чарли пытается посетить барбекю и сеанс тантрической йоги, назначенные на одно и то же время, подписывает как петицию о внедрении электрических печатных машинок, так и петицию за продление эксплуатации ручных, и ни в чём отдельно не преуспевает.

После первых двухсот страниц введения в абсурд жизни колледжа роман раскрывается в своей монументальности и всеохватности затрагиваемых тем. Чарли размышляет о сегментах пространства/времени, конфликте/компромиссе, прогрессе/стирании; о том, как угнаться за аккредитацией и любовью в общинном колледже, и, конечно, о метафоре. К слову, даром метафоры Пирсона в романе обласкано буквально всё: от луны и влаги до удалённых тестикул телёнка.

Что роднит Пирсона с Пинчоном, так это ощущение дезориентации и временного смещения. В связи с соседством Чарли с веселящейся по ночам буйной гиперсексуальной кафедрой математики он не спит вот уже несколько месяцев, путая день с ночью. Разговор с одним коллегой сменяется разговором с другим, но мы понимаем, что они не одновременны, а переплетены воедино утомлённым разумом координатора особых проектов. Будни Чарли путаются, незначительно разнятся, но неизменно повторяются. На цикличность указывают и главы романа (Излучение, Воплощение, Растворение, Излучение), соответствующие стадиям Вселенной согласно тантрическим учениям.

Ощущение времени в «Стране коров» так же дуалистично, как и главный герой с его окружением. Время в Коровьем Мыке одновременно непрерывно и дискретно, линейно и закольцовано. Например, к флагу США добавляются две-три звезды (с двадцати трёх до сорока восьми) примерно каждые пятьдесят страниц, что пугает и сбивает с толку. Разъезд Коровий Мык представляется то заспиртованным во времени городишком, застрявшим посередине становления США, то вполне реальным и открытым прогрессу и изменениям. Как сказал учитель истории и наставник Чарли Уилл Смиткоут:

Автор не только вторит Прусту с его утраченным временем, но идёт дальше: ищет прорехи в ткани исторического времени и пытается заштопать эпистемологический разрыв, господствующий в колледже. В свойственной Пирсону шаловливой манере он демонстрирует, насколько прогресс человеческих знаний не поступателен и скачкообразен, что порождает пропасть непонимания между поколениями. Вот почему Разъезд Коровий Мык с его обитателями словно существуют в двух разных эпохах.

В своих же попытках постигнуть хронотоп Пирсон, предположительно, отсылает нас к апориям Зенона — парадоксальным рассуждениям об отсутствии предела делимости пространства, времени, движения и бесконечности. Отсюда стрелы (постоянно встречающийся символ времени и движения) и дихотомии (в разных коннотациях). Машина, в которой Чарли с друзьями едут в другой город к умирающему Смиткоуту, несущаяся сквозь непроглядную тьму ночи, к примеру, иллюстрирует апорию дихотомии: компании кажется, что не преодолена и половина пути, а чтобы преодолеть половину, нужно сначала преодолеть половину половины, и так до бесконечности. Пирсон заставляет нас поверить, что времени и какого-либо движения вовсе нет, но тут же возвращает привычные атрибуты бытия на место.

*«Нужно, чтобы мир заполнили странники с рюкзаками, отказывающиеся подчиняться всеобщему требованию потребления продукции, по которому люди должны работать ради привилегии потреблять всё это барахло, которое на самом деле им вовсе ни к чему... Передо мной встаёт грандиозное видение рюкзачной революции, тысячи и даже миллионы молодых американцев путешествуют с рюкзаками за спиной, взбираются на горы, пишут стихи, которые приходят им в голову, потому что они добры и, совершая странные поступки, они поддерживают ощущение вечной свободы у каждого, у всех живых существ...»

/ Джек Керуак

Если продолжить игру в ассоциации, то Пирсон скорее уж Робертсон Дэвис — проказник канадской литературы и большой любитель помещать своих персонажей-эксцентриков в академические круги. Оба тяготеют к ярмарочно-карнавальной эстетике, подкупают энциклопедичностью, подтрунивают над своими персонажами и работают в так называемом жанре «campus novel», хотя Пирсон и гораздо сатиричнее.

Будучи целым калейдоскопом жанров/течений (здесь и роман идей с притчей, и постмодернистское понимание историзма по Фуко) и одновременно пародиями на них, «Страна коров» при этом остаётся самостоятельным, цельным, очень живым и смешным романом. Не хочется вешать ярлыки, но перед нами Великий Американский Роман — прекрасный в своей многогранности и игривой философичности.