Принципы, по которым некоторые произведения сегодня получают статус гениального, а другие проходят незамеченными прямиком на задворки арт-моды, часто остаются загадкой даже для самих кураторов и галеристов. Объект искусства можно проверить временем — и даже составить формулу, где гениальность произведения будет увеличиваться прямо пропорционально его возрасту в том случае, если оно всё ещё кажется актуальным. А вот с современным искусством дело обстоит сложнее, и один из способов стать гениальным современным художником предлагает Серж Генсбур.
Большинство знают Генсбура как музыканта и провокатора: в девяностых он стал популярен среди нашей молодёжи то ли из-за ощутимой принадлежности к группе easy-listening, то ли в силу очень понятного любому грубияну сорта напускной эпатажности. Но мало кто читал его единственное прозаическое произведение — фантастически-автобиографическую повесть «Евгений Соколов», написанную им в 1980 году в качестве желчного плевка в сторону бывших коллег из академических кругов мира живописи.
Герой романа, собственно, Евгений Соколов — художник, проходящий путь от маленького бездаря до великого артиста. Этот трудный путь никак ему не даётся, сколько он ни учит, ни зубрит, ни копирует мастеров — до тех пор, пока волею случая он не соединяет страсть к живописи со своим врождённым то ли талантом, то ли пороком. Дело в том, что Евгений Соколов — выдающийся пердун, и его способность громогласно вонюче испускать газы растёт с каждым годом. С того момента, как внезапный пук подводит руку Евгения и он делает свою первую «газограмму» — его слава начинает расти пропорционально количеству газов в его кишечнике.
Сам Генсбур тоже был известен пикантной особенностью испортить воздух в обществе и привычкой таскать за собой бульдога, чтобы спихивать на него всю вину за это безобразие (пёс перекочевал и в книгу). А совместное выступление со Скримин Джей Хокинсом и вообще можно считать раблезианским гимном летучим производным физиологии, которое обязательно нужно послушать после прочтения повести с чувством глубокого удовлетворения своим человеческим существованием.
Оригинальность способа рождения шедевра из духа кишечника завораживает европейскую, а затем и мировую общественность, и Евгению приходится, идя на поводу у мирской славы, питаться бобовыми, остреньким и прочими катализаторами метеоризма. Заказы по всему миру, роспись домов, усадеб и капелл: Евгений Соколов работал на пределах возможности своего организма, разрушая себя громоподобными раскатами токсичных газов. Тема человека, который становится одновременно объектом и инструментом уничтожения, близка жизни Сержа Генсбура, который жил как будто бы на изнанке собственной личности. Он так об этом и высказывался: я, говорит, вывернул своё пальто, обнаружив, что подкладка норковая. Трагедия художника, ставшего смертельным заложником собственной популярности, приводит к финалу, прекрасному и как метафора, и как идея для перформанса, поэтому читайте заинтригованно.
Надо сказать, что несмотря на дерзкую и противную манеру мщения сообществу художников, которыми Генсбур не был принят в бытность обучения в Школе изящных искусств, — «Евгений Соколов» на контрасте с концепцией написан высоким литературным языком, полным искусствоведческих и медицинских терминов. Для Генсбура было важно написать такое произведение на классическом французском языке, чтобы создать воплощение парадокса современного искусства в литературной обёртке. Глубокая задумчивость должна нахлынуть на читателя, когда он проникнется ходом размышлений поэта о соотношении формы и содержания.
Разочаровавшись в идее стать великим художником, сам Генсбур уничтожил все свои картины: то ли потому, что они и правда были плохи, то ли просто потому, что «это не Френсис Бэкон». Неплохой способ создания мифа, и, если вам по нраву низменные мифотворцы, переходите от «Евгения Соколова» к «Дневнику одного гения» Сальвадора Дали, где лейтмотивом проходит скатологическая спекуляция на гениальности всех жизненных сфер великого художника. На сей раз в нарциссически высоком ключе.
