Девять книг о положении женщины и мужчины в обществе

Думаю, почти все знают песню 1965 года Mothers' little helper группы Rolling Stones, в которой рассказывается о женщине в депрессии. Она покупает замороженный стейк, готовит кекс из полуфабриката, переживает из-за отношений с детьми, которые теперь, конечно же, совсем не те, что были в прежние времена, а в процессе закидывается всё новыми и новыми порциями антидепрессантов. В конце концов гибнет от передозировки. Героиня этой песни вполне могла бы по совместительству оказаться и героиней книги Бетти Фридан «Загадка женственности» — именно о таких женщинах, запертых в рамки своей «женской судьбы» и трагически там несчастливых, несмотря на внешнее благополучие, в ней и идёт речь.

В 50-е и 60-е годы ХХ века в американском обществе наметилась любопытная тенденция. С одной стороны, женщины добились большого количества прав и свобод. С другой — после волны эмансипации, пик которой пришёлся на годы Второй мировой войны, вновь стал усиливаться социальный прессинг: СМИ, школы, реклама, кинематограф активно насаждали представление об идеальной женщине как о жене и матери. Мужчинам не хватало рабочих мест, а ещё Америка нуждалась в бесплатных нянях, сиделках, кухарках и домашней прислуге, и в эту область общество мягко, но настойчиво выдавливало женщин. Всё громче звучал призыв «назад к семье!» Свобода выбора, самовыражение, карьера становились предметом торга — в обмен на них женщинам предлагали стиральные и посудомоечные машины, пылесосы, большие автомобили и уютные дома в пригороде, и всё больше американок соглашались на такую сделку. Последствия для женщин оказались катастрофическими: в 50-е и в начале 60-х годов стремительно падает успеваемость среди девочек, сокращается число работающих женщин, лавинообразно растёт количество самоубийств, депрессия распространяется как грипп, семейное насилие становится вариантом нормы (всё равно женщине некуда бежать). Именно об этом аде, скрытом за глянцевым образом «счастливой жены и матери», и рассказывает в своей книге Бетти Фридан — с удивительной прозорливостью, жёсткостью и в то же время с состраданием.

Мне кажется, что из всех классических книг по феминизму «Загадка женственности» наиболее актуальна для нашей страны сегодня. Пропаганда и насаждение традиционных ценностей, агитация за классическую модель семьи («папа работает и деньги зарабатывает, мама красивая и занимается домом») и девственность до брака, акцент на «особом предназначении женщины» — всё это блуждающие болотные огоньки, влекущие нас всех в ту самую топь, из которой американки с таким трудом и потерями выбрались полвека назад.

Феминизм — это не только про женщин, но и критический способ понять «маскулинность» и тех подростков, которые берут оружие в руки. В октябре 2017-го, когда я была в командировке в США, одна из моих знакомых, белая образованная женщина средних лет, состоящая в браке, сказала, что хочет отправить дочку не в ближайшую школу, а в ту, где больше разнообразия детей по цвету кожи, происхождению, сексуальности и прочее. Не то чтобы я удивилась, но смысла, кроме политической корректности, в этом не обнаружила. Понять вполне прагматичный смысл такого действия помогла мне феминистски фундированная литература о правых в США.

Книга первая — Arlie Russell Hochschild «Strangers in Their own Land: Anger and Mourning on the American Right» (NY 2016). Эту очень известную исследовательницу-социолога интересовало то, почему американцы, живущие в неблагополучных штатах с плохой экологией, голосуют против политиков, стремящихся эту ситуацию улучшить. В фокусе её исследования — эмоции, которые испытывают люди с конкретными гендерными, расовыми и классовыми характеристиками: белые мужчины среднего класса. Эти мужчины во многих поколениях честно выполняли свою традиционную гендерную роль — много работали в частном бизнесе, платили налоги, и, «стоя в очереди», приближались к осуществлению американской мечты. И вдруг они обнаруживают, что «без очереди» социальные блага и привилегии начали получать женщины, мигранты, гомосексуалы. Они испытывают чувство сильной фрустрации — их отодвигают от «правильной маскулинности», они становятся «сердитыми (злыми) белыми мужчинами».

Этот процесс уже другой феминистcки фундированной книги известного исследователя маскулинности — Michael Kimmel «Angry White Men. American Masculinity at the End of the Era» (NY 2013). Почему же некоторые мужчины злы настолько, что эта злость оборачивается насилием, массовыми расстрелами, в том числе в школах, ростом популярности экстремистских групп? Ответ заключается в том, что определённый слой мужчин считает свои права и привилегии естественными, данными им по рождению, по факту гендерной принадлежности. Когда они ощущают лишение или ограничения прав, в том числе из-за влияния феминизма, — они становятся «очень злыми» и обвиняют тех, кто «отнимает их права»: мигрантов, женщин, гомосексуалов, чёрных.

Согласно такому пониманию маскулинности, любой мужчина и мальчик должны соответствовать норме: быть сильным, успешным. Его агрессивность приветствуется. И если все вокруг именно такие и только такие, но кто-то не может, не хочет или у него не получается, если он иной, — риск его травли очень велик. Травмированные подростки в гомогенных белых школах, где все вокруг маскулинно «правильные», а они нет, пытаются восстановить маскулинность через насилие, вплоть до стрельбы по учителям и одноклассникам. А там, где вместе учатся дети разных рас, сексуальностей, разных физических возможностей, там, где не процветает и не культивируется один единственный тип мужественности, — шансы привыкнуть к другим выше, а насилие, как показывает Киммель, ниже. Поэтому обучение в школе, в которой дети — разные, оказывается гораздо более безопасным, а выбор родителей — достаточно ясным.

Кэти Акер — американская писательница, тексты которой, будь то проза или эссе, ни на что не похожи и одновременно отсылают ко всему на свете: от «Исповеди» до послевоенной французской теории, от Берроуза до Диккенса, от комиксов до проклятых поэтов. Кажется, что знаменитая фраза Рембо «Я — это другой» в её текстах горит и плавится, для того, чтобы наконец зазвучать в новой, постмодерной и феминистской аранжировке. Каждый из её текстов образует поле эксперимента, который характеризуется поразительным бесстрашием: живым материалом для него, совершенно очевидно, служит её собственное тело и её собственная жизнь.

Переживание невозможности существовать так, как то предписывают порядок и сила обстоятельств, ощущение своей, но разделённой с другими уязвимости и острая социальная чувствительность — всё это заставляет Акер искать ответы на предельные вопросы. Причём безо всякой надежды на то, чтобы их найти. «Киска, король пиратов» — её последний роман, написанный в 1996 году, незадолго до смерти. В романе угадываются по меньшей мере три референта: Стивенсон с его «Островом сокровищ», Антонен Арто и героиня некогда скандального жёлтого романа «История О», с которой Арто будто бы находится в переписке.

«Киска, король пиратов» — это история бывшей секс-работницы. Она стала частью женской пиратской команды, которая отправилась на поиски сокровищ. Сокровища, вероятно, могут символизировать гендерное равенство или справедливость. На каждой из женщин-пиратов — печать патриархального насилия, с которым им удаётся порвать только благодаря своему побегу навстречу морю и приключениям. Однако важной для российской (и не только) феминистской повестки эта книга сегодня оказывается не только и не столько благодаря своему эмансипаторному призыву и основным мотивам — сексуальности, угнетённости, телесности, структурному неравенству и прочим. Чувство юмора, эротизм, хулиганство и самокритика — всё это необходимо для того, чтобы феминистские формулы не превратились в догматику, не стали служебными атрибутами очередного стиля или орудием инквизиции. Представляется, что ироничность этой книги — точная литературная примета своего времени — может послужить хорошим критическим подспорьем в современной ситуации, не лишая при этом новые интуиции женского движения ни теоретической полноты, ни политического смысла. Пиратство в данном случае можно воспринимать как универсальную метафору коллективного неповиновения и интеллектуального разбоя, без которых трудно представить себе живость мысли и действия.

Мы много знаем об отдельных фактах феминистского движения в России до и после революции 1917 года. Но собрать их в значимый политический и культурологический нарратив не просто. Один из первых, если не первый, опыт, как ни странно, — книга конца 1970-х годов американского историка Ричарда Стайтса «Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860–1930». Книга была издана на русском языке под редакцией известного историка и феминистки Ольги Шныровой в 2004 году. Почему Стайтс и американские 1970-е? Мы знаем, что эстафета феминистского движения перешла к американской ситуации в это время. Волна феминизма поднималась вместе с молодёжным движением, антивоенным, антирасистским. Этому движению удалось изменить не только социальные нормы, но и систему гуманитарных наук.

Появились кафедры женской истории, гендерных исследований, возник запрос на пересмотр одновариантной, мужской истории. Стайтс показывает сложносоставность и историческую динамику, а также массовость женских и феминистских движений в России, которые привели к политическому установлению гражданского гендерного равенства 19 марта 1917 года, а затем и к социальному строительству «феминистского уклона большевизма», по сути созданию системы нового быта: детских садов, бесплатного образования, бесплатной медицины. Таким образом «невидимый женский труд» стал социально-политической ответственностью, и это повлекло за собой исследование детской психологии, педагогики, педиатрии. В связи с этим только упомяну книгу известного российского историка Ирины Юкиной «Российский феминизм как вызов современности», изданную в 2007 году, где историческая картина женского движения в России дополнена множеством примеров из архивных источников.

Вряд ли дневник Марии Башкирцевой приходит в голову как пример книги о борьбе за права женщин. А между тем это документ, который показывает, как именно женщина становится феминисткой. В своё время, спустя 130 лет после Башкирцевой, я прошла очень похожий путь от «киндер-кюхе-кирхе» до своего блога про интерсекциональный феминизм.

В 1877 году Башкирцева наконец-то получает возможность всерьёз заниматься живописью, её семья переезжает ради этого в Париж. Мария поступает в художественную школу и сразу начинает делать успехи. Её картины носят в мужскую мастерскую, чтобы «позлить» студентов тем, что женщина так хорошо рисует. Высшая похвала от её учителя — сказать, что она пишет «как мальчишка».

Постепенно Башкирцева начинает замечать несправедливое отношение к себе и другим художницам. Окружающие ждут, что в будущем она выйдет замуж и бросит живопись. Судьи на конкурсах живописи предвзято относятся к рисункам, написанным женщинами. В Школу изящных искусств не принимают студенток. Мария пишет об этих несправедливостях в дневнике, часто с возмущением, но после делает оговорку, что она не хочет равенства между мужчиной и женщиной, потому что это «дурной тон».

Непонятно, что именно заставляет её пересмотреть свои взгляды, но 2 января 1897 года Башкирцева пишет уже совсем с другой, феминистской позиции: «Если бы женщин воспитывали по-мужски, то неравенства, о котором я сожалею, не существовало бы». Побороть это неравенство, продолжает Башкирцева, можно, только если открыто выступать против него. И она постарается своим примером доказать, что женщина, несмотря на «все невыгоды, которыми стесняет её общество», может «сделаться чем-нибудь». Что самое приятное, Башкирцевой это удалось.

В книге собраны ключевые статьи всех ведущих феминистских теоретиков конца XX века: с момента зарождения женского движения и до первых концептуальных расхождений — всего 26 гениальных авторок. С одной стороны, такая книга — хороший искусствоведческий экскурс с обзором, или скорее с саморепрезентацией разных идей, а также рефлексией актуальных тогда проблем и их решений — от извечного вопроса Линды Нохлин «Почему не было великих художниц?», через подвижничество Люси Липпард и до важного текста Риты Фелски о взаимоотношениях феминизма и эстетики. С другой стороны, в этих текстах можно увидеть и зачатки новых проблем, с которыми мы уже сталкиваемся сейчас, спустя 18 лет после выхода книги. Например, очень много поводов для размышлений по-прежнему даёт манифест киборгов Донны Харауэй или идеи Джудит Батлер. В любом случае, данная антология достойна стать настольной книгой, и очень хотелось бы увидеть её продолжение о современности. Надеюсь, для этого не придется ждать ещё 12 лет.

«НЕ/СПРАВЕДЛИВОСТЬ» вышла в серии книг «Антропология для детей», издательство «Самокат». Это очень частная коллекция исторических эпизодов, описывающих, как люди по каким-то причинам вдруг не принимают действительность такой, какая она есть, и пробуют изменить её, сделать более справедливой. Во время подготовки к проекту я много читала про Исландию, и мне даже удалось там недавно побывать.

Исландии — страна, в которой президентом впервые в мире была избрана женщина. Различные международные индексы показывают, что в Исландии наименьшая в мире разница в положении между полами. В «НЕ/СПРАВЕДЛИВОСТИ» есть история про «Длинную пятницу» — невероятно успешную демонстрации силы, которую в 1960-х провели исландские женщины и навсегда изменили гендерные порядки в стране. Они всего лишь на один день полностью прекратили работать и вышли на демонстрацию. Мамы оставили детей их отцам, бабушки не присматривали за внуками, перестали работать булочные и столовые, гостиницы и школы. Мужчины тоже не смогли выйти на работу — куда же деть детей? Им пришлось самим готовить себе завтрак, обед и ужин. А главное, они увидели, что означает таинственное словосочетание «невидимая работа». Я всегда думала, почему бы такую же демонстрацию не провести и в других странах? «НЕ/СПРАВЕДЛИВОСТЬ», как и многие другие мои книги, я делала для своих собственных детей, потому что не могла найти в магазинах книги, которые мне хотелось бы им почитать. Собственно, получились не совсем книги, а скорее рабочие тетради, в которых подросток должен комментировать, писать, рисовать и придумывать. Идея — сделать книги, которые «разговаривают» с подростками на равных, а не свысока и воспринимают своих читателей всерьёз.

В детстве одной из моих самых любимых книг была «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен. Странным образом, после того как я надела феминистские очки, поняла, что Пеппи — или, как оказалось в оригинале, Пиппи — идеальная героиня, обладающая суперсилой. По сути, она одна из первых эмансипированных персонажек в детской литературе. Девочка, которая живёт совершенно самостоятельно в старом доме, потому что решает, что ей более нужна размеренная жизнь, чем бесконечное скитание по морям и океанам вместе с отцом, капитаном шхуны «Попрыгунья». Свою суперсилу — способность поднимать огромные тяжести — Пеппи использует изредка, неохотно, в моменты необходимости или опасности. Обладая такой силой, Пеппи в то же время очень чуткая и тонко чувствующая девочка, она всегда готова прийти на помощь своим друзьям. Её попытки вписаться в жизнь маленького шведского городка — пойти в школу, купить лекарство в аптеке, понравиться подругам матери своих друзей — часто терпят неудачу. Но Пеппи никогда не унывает. Некоторая отстранённость и «невписанность» в общество дают ей силы что-то незаметно менять в нём. Думаю, эта книга до сих пор интересна и актуальна для современных девочек.