В конце прошлого года в «Новом издательстве» вышла книга Николая Кононова «Восстание» — роман в жанре докуфикшн, действие которого объединяет историю лагерных восстаний ГУЛАГа и Второй мировой. В основе сюжета лежат реальные события и реальная историческая личность, хотя в самой книге герой почти всё время мёртв, а его биография художественно воспроизведена по мотивам записей в его соннике. В рецензии на книгу читатель самиздата пытается разобраться в том, работает это всё или нет и нужно ли такую книгу вообще читать. Спойлер в первом абзаце.
В сущности, мне нужно донести до вас всего одну, но, на первый взгляд, крайне противоречивую мысль: роман Николая Кононова «Восстание» — хорошая, добросовестная книга, основанная на глубокой и драматической реальной истории, написанная критически мыслящим и небесталанным автором, — и это книга, которую читать, в общем, необязательно. Возможно, даже и не стоит её читать.
Роман этот написан от лица Сергея Соловьёва, документально-реального героя, совершившего в своей жизни несколько сложных географических и ментальных перемещений: с фронта в плен, из плена — в Русскую национальную народную армию (то есть к власовцам), оттуда — в немецкий лагерь, из немецкого лагеря — на свободу, чтобы затем вновь оказаться в лагере, теперь уже советском. Советский лагерь был не один, а несколько: пребывание в них Соловьёва растянулось на несколько десятилетий.
Главным образом, роман как будто бы фокусируется на последней части этой истории. Соловьёв участвовал в «Норильском восстании» — серии выступлений заключённых против лагерного режима, произошедших вскоре после смерти Сталина, когда до того строгая и всем понятная лагерная система вдруг обратилась в хаос. Соловьёв был конспиратором, заговорщиком, в романе за ним закреплено авторство политической программы «Демократической партии России» — подпольного союза заключённых, возглавивших восстание.
Формально, это история неудачи: восстание подавили, тех, кто не погиб, растащили по разным лагерям. Однако история поражения, обработанная художественно, часто превращается в победу (есть даже подозрение, что это вообще одно из базовых предназначений литературы).
Для рассказа от первого лица биографию и саму личность Соловьёва необходимо было воссоздать почти с нуля. У Николая Кононова были только маленькие огрызки соловьёвских интервью, его сонник с записями снов за много лет, а также немногочисленные отзывы о нём бывших товарищей. Он поступил разумно, сразу же убив в тексте и реального, и художественного Соловьёва, рассказывая историю от его лица, но уже мёртвого, не существующего лица. Так что это документальный роман, рассказанный с того света. Тоже известный и уважаемый жанровый заход.
Что сложнее, так это попытка воспроизвести внутренний монолог героя, персонажа «из 30-х»: это практически безвыигрышный аттракцион, заочное соревнование с писателями вроде Зощенко и Платонова. Первые страниц сто «Восстания» тонут в этом языке, советском волапюке, жестоком и немилосердном.
Выбираясь из языка, мы обнаруживаем собственно сюжет — другой печальный пример выбора, без правильного варианта. Чтобы не погибнуть, Соловьёв должен уйти к немцам. Чтобы попасть в советский лагерь, Соловьёв должен вернуться. Объяснить этот выбор можно, и книга это делает совсем не плохо. А вот понять — гораздо сложнее. Следуя за Соловьёвым, она затем документирует и заново воссоздает хронику самого «восстания». Да, мы преодолеваем и его, узнав, что к чему там было. Герой тем временем остаётся по-прежнему мёртвым — таким, каким и был с самого начала. У нас есть художественный план его перемещений из пункта А в пункт Б (между тем мы не забываем, что он никогда не покидал пункта В, куда мы его поместили в самом начале). И всё, что нам остаётся, — сама последовательность перемещений, сам путь.
История оборачивается в сон — длинную последовательность событий, которые мы не столько понимаем, сколько принимаем как должное, пока спим. «Восстание» слегка спекулирует на этой идее, используя в качестве путеводителя по действию сонник Соловьёва. Сны запутанны и неясны, у нас опять нет живого героя, чтобы по-фрейдистски его допросить и выстроить гипотезу из ответов. Мертвец остаётся мертвецом. С ним лучше не путешествовать, как говорил в другом месте герой одного небольшого рассказа.
