«Царствование злого духа» Шарля Фердинанда Рамю и «Его кровавый проект» Грэма Макрея Барнета — два романа, написанные с разницей ровно в сто лет, представляют собой радикально отличные литературные традиции. Зато их объединяют высокогорье, буколические просторы, клаустрофобия посёлков в десять домов и, конечно же, живописная мокруха в деревнях.
«Царствование злого духа»
Шарля Фердинанда Рамю
![](/media/images/01.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.png)
Шарль Фердинанд Рамю — бронзовый памятник швейцарской литературы, которому вот уже не одно поколение блюстителей традиций не устаёт кивать и отдавать почести. Поклоны в сторону этого автора можно встретить на страницах книг многих франко- и немецкоязычных авторов. Прежде всего стоит сказать, что Рамю более всего известен как крепко сбитый реалист. Однако роман «Царствование злого духа» открывает мистический цикл произведений автора. Вместе с романами «Смерть повсюду» и «Небесная твердь», которые скоро переведёт Алексей Воинов для издательства libra, они будут составлять условную сверхъестественную трилогию.
Замысел и первые наброски того, что станет «Царствованием злого духа», появились в 1907 году. Первая версия создавалась в 1913-м, вышла в свет по частям в 1914-м, а в твёрдой обложке появилась в 1917 году. Этот роман Рамю перешивал и перекраивал, толкал и вкривь, и вкось: он несколько раз переделывал главы, возвращался к старым версиям или, напротив, изобретал новые и периодически реконструировал текст согласно своей писательской эволюции.
«Царствование злого духа» — роман, основанный на библейских сюжетах и поверьях высокогорных селений, который ставит христологические вопросы (хотя и не требует от читателя глубоких знаний теологических понятий), пытается разобраться в антропологии зла и низменных страстях. Тем не менее он достаточно легковесен и развлекателен, чтобы взять с собой в метро — как того и хотели издатели.
Остросюжетность в этом романе — рудимент. Рамю сразу выкладывает все карты на стол, тем самым упраздняя возможность хоть какого-то детективного сюжета (который, если честно, не повредил бы). В общем, в живописную швейцарскую деревеньку приходит Сатана в личине обувных дел мастера: подбивает каблучки и меняет набойки, пока жители мрут как мухи.
Такое вот бракосочетание умиротворённости с кровопусканием всегда составляло любопытный парадокс швейцарской литературы, который позже будет подхвачен другими авторами — особенно Жаком Шессе. В тишь (изредка прерываемую счастливыми трелями) благополучной деревни с изумрудными долинами и мириадами пасущихся агнцев, проникает нечто, что превращает сюжет в альпийскую резню бензопилой. То нашествие бешеных лисиц случится, то крестьянин абсенту переберёт и всю семью зарубит, то инфернальный сапожник заявится.
Дьявол Рамю выстроил парк аттракционов из насилия, богохульства, похоти и рек красного сухого, на фоне зловещего веселья которого люди гниют заживо, женщины падают ниц на улицах, бог не отзывается, а церковь переживает раскол. Опровержение ли это абсолютного всеблаженства бога или теодицея? Сложно сказать. Торжество зла? Не совсем. Бесноватый пасквиль на швейцарское общество двадцатого века? Очень даже возможно.![](/media/images/btnk.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
«Его кровавый проект»
Грэма Макрея Барнета
![](/media/images/02.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.png)
Немного ошеломляет то, что второй роман шотландца Грэма Барнета не только попал в лонг-лист Букеровской премии 2016 года, но и пробился в шестёрку лидеров. Нет, с романом всё прекрасно. Удивляет то, что выпущенная крошечным издательством Contraband книга была замечена престижнейшей премией и обласкана изданиями крупнейшего калибра.
Как и «Царствование злого духа», этот роман повествует о социальной клаустрофобии в загерметизированной деревеньке. Как и Рамю, Барнет моментально вскрывает всю подноготную внешней идиллии, только тут все помудрёней. Семнадцатилетний Родерик Макрей на первых же страницах признаётся (да так, что мы ему даже сочувствуем) в совершении тройного убийства и крайне удивляется абсурдным просьбам психиатров и всяческих тюремных казначеев эту версию опровергнуть.
Костяк романа составляет исповедальная рукопись Макрея, где он описывает неумолимо мрачную картину будней шотландских землянок, мягкие ужасы пресвитерианского детства и неплодородные каменистые земли, на которых древние кланы захлёбываются от давно зреющей вендетты.
Родерик, как оказывается, — рассказчик не вполне надёжный, а в его благонадёжности можно усомниться в первые десять минут чтения. Поэтому этот письменный монолог переплетается со свидетельскими показаниями, письмами, газетными вырезками, отчётами о вскрытиях, судебной стенограммой — которые для того и нужны, чтобы всё написанное юношей опровергнуть, фокус повествования сменить, а читателю указать, что тот в своих симпатиях заблуждается.
Вообще псевдодокументалистика — фирменный барнетовский прием. К примеру, его предыдущий роман «Исчезновение Адель Бедю» якобы принадлежит безымянному автору и переведён с французского. «Проект» вроде как найден самим писателем во время архивных изысканий в Хайлендском центре в Инвернессе, а рукопись Родерика — вполне реальна. Но с таким же успехом читатель может довериться фиктивным «Дому листьев» Марка Z. Данилевского или же «Бедным-несчастным» Аласдера Грея.
Кстати, номинация «Его кровавого проекта» на «Букер» — выбор читателей, что легко объяснимо. Развлекательность неовикторианского триллера — есть. Мастерская стилизация шотландского Хайленда 1869 года — есть. Нарастающий саспенс — есть. Ненадёжный рассказчик — есть. Добротная психосоциальная проза — есть. Достоевщина — без неё никуда. Если вы любите истории о девятнадцатом веке, дурных приметах, тумане и тёмных водах шотландской души — прочтите и вы.