Американский художник Маркус Роткович, впоследствии ставший Марком Ротко, был не только одним из основоположников абстрактного экспрессионизма и одним из самых дорогих послевоенных артистов, но и теоретиком искусства, пытавшимся осмыслить соотношение разума и интуиции в художественном творчестве. Вдохновляясь детьми и примитивными культурами, Ротко предпочитал цвет форме и стал известен на весь мир своей «живописью цветовых полей». В своём эссе Ротко рассказывает о смысле творчества и защищает художников от обвинений в побеге от реальности.
Кроме того, необходимо также учитывать испытываемые невзгоды. В наше время удел приверженца данного ремесла — голод. Однако и это положение дел может считаться счастливым по сравнению с узаконенными преследованиями в Византии или угрозой адского пламени у евреев, магометан и ранних христиан.
Все эти испытания были преодолены. Подпольно и перед лицом опасности работа продолжалась и живопись выжила. Поистине удачливыми были художники, жившие во время золотого века Перикла, под покровительством образованных купцов Ренессанса или мятежных солдат-поэтов Треченто. Однако если мы изучим почести и состояния немногих выживших, которые продолжили усилия тысяч, трудившихся в безвестности, и если мы затем взглянем на всех тех, кому судьба не улыбнулась в той же мере, то увидим, что слава и воздаяние даже в те благоприятные времена не были настолько обильными, как нам хотелось бы думать. Не стоит забывать и о художниках в тоталитарных режимах наших дней. Сколькие из них покинули свои страны, вырвав себя с корнем из родной земли, или живут в нищете и опасности, отказываясь быть сломленными запретами на своё искусство!
Можно сказать, что все эти люди жили ложной верой в конечный успех. Люди могут быть слепы к некоторым аспектам своего существования, но не ко всем. Они вполне могли питать иллюзии насчёт своего места в бессмертном пантеоне искусства или насчёт значительности своего вклада, но они никоим образом не могли заблуждаться насчёт земных вознаграждений: примеров противоположного слишком много — и любой, кто верит в нечто подобное, не знает ничего ни об искусстве, ни об осознанной жертве, которую оно подразумевает.
Лишения — не мольба о помощи. Художник сознательно принимает свою судьбу, и я не верю, что он ожидает милости из-за своей добровольной жертвы. Он не хочет ничего другого, кроме понимания и любви по отношению к своим творениям. Для него не может быть иной награды.
Если бы обеспечение места в загробном мире было целью, художник мог бы во все времена найти в обществе более короткие пути для её достижения. Если подразумевать под бессмертием то, что проповедуют священники, становится очевидно, что художник никак не мог считать себя наследником подобных благ. Стоит лишь почитать о поношениях и проклятиях в адрес художников со стороны Исайи и других пророков, чтобы ужаснуться материальным бедам, постигавшим как создававших изображения, так и использовавших их. Магометане отказывали тем, кто имел изображение человеческой фигуры в доме, во всех чувственных удовольствиях магометанского рая. В Византии на протяжении ста восемнадцати лет выполнение изображений было запрещено христианским законом, а разрушение великих художественных творений той эпохи, равно как и эллинистических скульптур, бережно хранимых и почитаемых предыдущими императорами — то есть, вандализм — считалось богоугодным делом. Турки, в свою очередь, замазали прекрасные фрески и сняли мозаику в Соборе Святой Софии. В Египте художник работал ради бессмертия — но не своего, так как долговечность его каменных памятников продлевала жизнь человека, которого они изображали, а не их создателя.
Можно сказать, что человек так же часто уничтожал произведения искусства в надежде на обретение бессмертия, как и надеялся на обретение бессмертия через их создание. В XV веке Савонарола осуждал сотворение изображений, призывая народ уничтожать их и убеждая самих художников добровольно бросать свои полотна в костёр ради обретения бессмертия. Среди этих художников был и Боттичелли, который уничтожил некоторые из лучших своих работ, хотя и продолжил писать картины впоследствии. Реформация, без сомнения, во многом ответственна за обращение голландцев к жанровой живописи, поскольку до этого они проявляли особую склонность к изображению религиозных сцен. Эта перемена представляет собой отдельный вид вандализма, так как она во многом способствовала упадку классического искусства.
Однако мысль о бессмертии не может быть полностью отброшена. Существует другая форма бессмертия, которую человек инстинктивно стремился обеспечить себе на протяжении всей своей истории, и склонность к которой за последние сто лет стала еще более отчетливой. Речь об идее биологического бессмертия, которое подразумевает произведение потомства, то есть создание продолжения самого себя в материальном мире. И в этом смысле творческая деятельность идентична любой жизненно необходимой деятельности, ведь она представляет собой неизбежную биологическую потребность.
Искусство часто описывается как форма ухода от действия. Утверждается, что художник, находя практические, мирские дела обременительными, уходит от мира настоящей деятельности и укрывается в мире воображения, чтобы освободиться от этого бремени. Итак, миром настоящей деятельности обыкновенно считается тот, который возлагает на человека необходимость удовлетворения его телесных нужд. Предотвращение физического голода или дискомфорта считается миром надлежащей, реальной деятельности. По мере повышения уровня жизни число вещей, необходимых для удовлетворения физических нужд, заметно возросло. Изначально этими нуждами, вероятно, были следующие: достаточное количество еды для утоления голода, укрытие для защиты от плохой погоды и одежда для предотвращения болезни. Сегодня однако мужчина не может жить без кафеля в ванной комнате, качественной сантехники, пылесоса и прилично выглядящего костюма, а женщина — без многочисленных смен одежды для каждого сезона и несчётных приспособлений для экономии времени. Эти экономящие время приспособления служат продлению досуга, который должен быть посвящен удовлетворению эстетических нужд. Досуг требует «прикрас»; он должен, прежде всего, быть привлекательным. Наконец, участие в производстве и распространении этих несчётных приспособлений постепенно вошло в область реальных нужд человека, для удовлетворения которых ранее было достаточно элементарного обеспечения пищей, одеждой и кровом. Любой, кто проводит жизнь за производством или приобретением этих вышеупомянутых «прикрас», обслуживающих физические потребности, ведёт деятельную жизнь. И стоит отметить, что жизнь нашей цивилизации в целом — это повесть о триумфе, трагедии и непрерывном труде во имя реализации такой реальности.
Разумеется, это предполагает, что телесные нужны составляют ядро существования и что остальные нужды (если таковые наличествуют) будут удовлетворены автоматически. Но это предположение опровергается тем фактом, что среди классов, где обладание этими благами не составляет проблемы, имеет место и большая предрасположенность к слабому здоровью. Ни один другой класс не подвержен в такой мере неврологическим расстройствам, которые, как недавно обнаружила наука, нередко являются более разрушительными и труднее поддающимися лечению, чем «настоящие» болезни. Подчинённый класс, который готов положить свою жизнь, чтобы сделать все эти необходимые вещи более доступными для всего общества, оказывается более здоровым. Почему? Потому что эти люди, в силу своего идеализма, удовлетворяют нужду, такую же важную, как и физические. Идеализм здесь исполняет роль деятельности, которая занимает место рядом с другими формами самовыражения, без которых человек не может вести здоровую жизнь.
Искусство — именно такая деятельность. Оно представляет собой вид деятельности, родственный идеализму. Обе — выражение одного и того же побуждения, и человек, который не даёт выхода этому побуждению в той или иной форме, так же виновен в эскапизме, как и тот, кто не удовлетворяет своих телесных нужд. Собственно говоря, человек, проводящий всю свою жизнь на производстве, так что у него не остаётся ни времени, ни сил на удовлетворение никаких других нужд, — намного больший эскапист, чем человек, занимающийся искусством. Потому что занимающийся искусством также уделяет внимание своим физическим нуждам. Он понимает, что человеку для жизни нужен хлеб насущный, в то время как другой не способен понять, что нельзя жить хлебом единым.
Искусство — это не просто вид деятельности, это вид общественной деятельности. Это средство коммуникации и, став частью окружающей среды, оно оказывает своё воздействие на общество. Здесь возникает соблазн заключить, что польза искусства в качестве формы общественной деятельности зависит от количества людей, которых оно затрагивает. С этой точки зрения, Мэксфилд Перриш — самый общественный из художников и, следовательно, наиболее заслуживает уважение общества. Но не стоит и говорить, что подобный ход мыслей приведёт к самым абсурдным умозаключениям.
Когда художник создаёт нечто, что понятно ему одному, он тем самым совершенствуется как личность, а значит, совершенствует и общество (точно так же, как мы приносим пользу себе — а следовательно, и обществу — когда едим). Другими словами, общество извлекает выгоду каждый раз, когда отдельный человек приводит себя в соответствие с миром, ведь, как бы там ни было, эмпирическая мера благополучия общества состоит из совокупного благополучия отдельных его членов.
Невозможно предсказать, сколько продлится эффект от отдельного импульса. Минутный стимул может за сто лет оказаться более важным для развития общества, чем тысяча других стимулов, эффект которых изначально более очевиден. Удовлетворение личных потребностей, таким образом, никогда не бывает эскапистским видом деятельности. Более того, оно ближе к естественной деятельности, чем сотня актов благотворительности, направленных на нужды других. Кому судить, какие из личных потребностей более необходимы обществу?
Слово «декадентский» используется в двух значениях. Определённые виды искусства были заклеймены как декадентские по отношению к другим — особенно по отношению к другим произведениям искусства той же традиции. Термин часто применяется к искусству в конце традиции, когда возможности для развития исчерпаны — например, эллинистическое искусство греков IV века до нашей эры, когда творческие инновации прекратились. Таким образом, когда художники в отдельно взятом обществе больше не способны развивать формы традиции и в результате обращаются к средствам, которые кажутся ложными, их работы попадают в первую категорию декаданса.
Слово «декаданс» также использовалось для описания искусства, подчёркивающего плотские и чувственные аспекты — как, например, искусство последних дней Рима, искусство барокко и искусство французской монархии и французских символистов.
В любом из значений оно может быть использовано как сугубо описательный термин, который может помочь нам поместить данное произведение искусства рядом с подобными творениями из разных стран или эпох.
Однако используемое общественными критиками, о которых здесь идёт речь, это слово вовсе не подразумевает описания пластического процесса, а имеет нравственные коннотации. Это подтверждается тем фактом, что многие из художников, которых эти люди одобряют, использовали декадентские формы, но это несоответствие осталось незамеченным их защитниками. В сущности, поскольку эти люди требуют более или менее натуралистического и диалектического искусства, одобряемые ими художники непременно обращались к декадентскому искусству (определённому выше) за пластическими прототипами, поскольку именно декадентство обыкновенно навязывает искусству непластические цели, две из которых — воспроизведение действительности и создание мистических иллюзий.
Как слово с нравственным подтекстом декаданс бесполезно для нас, потому что оно никак не относится к картинам и не описывает их свойств. Использование слова декадентский просто сообщает нам о нравственных предрасположенностях тех, кто его использует, и привычках общества, в котором они живут.
Это политически-мотивированное использование слова декаданс также можно рассмотреть за выбором работ, которые Немецкая библиотека выставляла в качестве показательного примера настоящей тоталитарной мужественности. По большей части это были работы художников-романтиков, играющих с полумистическим светом и сентиментальностью. Однако мужественное общество, преданное положительным материальным ценностям, имеет намного больше причин осуждать такое изнеженное и декадентское искусство, чем то искусство, которое оно запрещает. Здесь не-декадентским считается искусство, которое умиротворяет усталого воина — подобно тому, как это делают женщины или пиво.
Россия — ещё один пример попытки свести искусство к функции принесения непосредственной пользы государству.
Вездесущая улыбка, преобладающая в нашей рекламе зубной пасты, казалась отличительным признаком их живописи на всемирной выставке, и функция данной живописи состоит в том, чтобы показать, что в России всё в порядке.
Даже в первом из описанных определений слова декадентский — которое действительно основано на пластических соображениях — есть крайне мало полезного для нашей дискуссии. Мы можем использовать слово в этом более специальном смысле, только если люди, вовлечённые в дискуссию, имеют аналогичные предубеждения в отношении определённых типов искусства. Например, для академика византийское искусство может считаться декадентским по отношению к эллинистической традиции, которая для него представляет собой высшее достижение. Для других критиков эллинизм — это уже упадок подлинной силы греческого искусства, а византийское искусство представляет собой возрождение этого искусства посредством возвращения к изначальным пластическим принципам. То же может быть верно и в отношении Ренессанса, где некоторые считают Джотто вершиной великого возрождения классических принципов, а флорентийцев — упадком великой традиции. Для других флорентийцы — это обновители, положившие начало более великой традиции: живописи Ренессанса. Таким образом, слово декаданс имеет смысл, только если мы используем его для категоризации традиций и места художников в них. Некоторых из них мы можем назвать декадентами, и использовать их как мерило для других художников, в которых мы обнаруживаем подобные качества.
Путаница усугубляется, когда это слово используется в обоих смыслах одновременно; когда люди смешивают его нравственные и пластические атрибуты и подразумевают то одно, то другое поочерёдно. Именно это смешение — наиболее распространённое, ведь наше просторечие переполнено словами, происхождение и значение которых очень запутаны, но чьё широкое употребление предполагает, что они настолько же просты и ясны, как и слово стул. В итоге появляются абсолютно бессмысленные обобщения вроде: «византийское искусство — это декадентское производное греческой традиции» — и в то же время «раннее христианское искусство — это реакция на языческий декаданс». Или «голландское искусство — это возрождение живописи, потому что оно демонстрирует интерес художника к окружающему, а не к отжившим сверхъестественным мифам», и с другой стороны «натюрморты — это декадентское занятие, потому как это показывает, что людям больше нечего сказать о других людях». Так о чём это мы?
Ввиду всей этой путаницы, необходимо понимать, что данное слово не имеет чётко определённого значения в контексте искусства и, разумеется, не может использоваться в качестве основания для рассуждения о преимуществах одних видов искусства перед другими.
Почитать Ротко в оригинале можно здесь.
