Мишель Серр — один из выдающихся французских интеллектуалов, писатель и философ. Одним из основных его интересов остаётся разработка новой политической философии, которая бы учитывала характер развития информационного пространства XXI века. Сегодня у вас есть уникальная возможность ознакомиться с переводом лекции, прочитанной Серром 11 декабря 2007 в институте исследований в области компьютерных наук INRIA, и узнать, как меняют человечество открытия в области хранения и передачи информации, а также какое будущее нас ожидает в связи со всеобщей компьютеризацией.

Я не знаю ни одного живого организма, о котором нельзя было бы сказать, что он хранит, обрабатывает, передаёт или принимает информацию. Эта четверичная характеристика настолько присуща всему живому, что мы испытываем соблазн определить саму жизнь таким образом. Однако мы не можем этого сделать, поскольку примеры обратного тоже существуют в огромном количестве. Я не знаю также ни одного неживого предмета, о котором нельзя было бы сказать, что он хранит, обрабатывает, передаёт или принимает информацию. Таким образом, данная четверичная характеристика свойственна всему в мире, как живому, так и неживому. В итоге, когда мы изобрели аппарат, который хранит, обрабатывает, передаёт и принимает информацию (я говорю, конечно же, о компьютере), мы тем самым изобрели универсальный инструмент. Он универсален не только потому, что способен выполнять любые задачи, но и потому, что имитирует свойства всего в мире.

Это влечёт за собой культурные, когнитивные и, прежде всего, практические перемены. Раньше, только переступив порог, мы могли распознать род занятий человека по его одежде и движениям его тела. Если, к примеру, мы видели человека в кожаном фартуке, бьющего молотом о наковальню, — мы понимали, что он кузнец; если мы видели человека с рубанком в руках — понимали, что это столяр; если женщину в белом среди множества реторт — что она химик или фармаколог. Сегодня, куда бы мы ни зашли, мы видим человека, сгорбившегося перед экраном, и мы понятия не имеем, чем он занимается.

Я рассмотрю произошедшую революцию в трёх разных аспектах: во времени, в пространстве и в отношении людей, которые пользуются новыми технологиями.

Говоря о четверичной характеристике, я подразумевал соотношение информации и носителя. Это соотношение имеет свою историю.

Обратимся к той стадии истории, когда человечество ещё не изобрело письмо. Во времена оральной стадии (в лингвистическом смысле, а не во фрейдистском) мозг и тело человека исполняли роль носителя. За хранение, обработку и передачу отвечали, соответственно, тело, память и голос.

В первом тысячелетии до нашей эры произошла революция, связанная с изобретением письма. Благодаря шкуре животных, папирусу и бумаге письмо становится первым внешним носителем информации. Перемена в соотношении информации и носителя влечёт за собой множество преобразований в нашей цивилизации:

Из всего вышеописанного видно, что сама наша цивилизация стала прямым следствием развития письма. Последствия этой революции поистине обширны.

Вторая революция, связанная с соотношением информации и носителя, произошла в XV веке с изобретением книгопечатания. И снова происходят масштабные преобразования:

И снова революция, связанная с соотношением информации и носителя, влечёт за собой полное преобразование культуры и цивилизации.

И если мы сегодня становимся свидетелями ещё одной такой революции, мы должны наблюдать вокруг себя аналогичные преобразования. Вот они:

Таким образом, преобразования в современном мире по своему масштабу очень напоминают преобразования в двух предыдущих случаях.

Со школы нам известно, что великие революции касались «твёрдого»: индустриальная революция, экономическая революция, изобретение ветряной мельницы или кузнечного дела. Сравнение преобразований, подразумеваемых «мягкими» и «твёрдыми» революциями, ошеломляет. Целые цивилизации исчезают и возникают заново, когда происходят информационные революции.

или адрес

Если вы спросите у меня мой адрес, я могу дать традиционный ответ, в котором укажу мой почтовый адрес. Этот адрес относится к евклидовому пространству, основанному на известных точках отсчёта и ориентирах, с широтой и долготой, разделением на государства, департаменты, муниципалитеты и расстояния между домами. В таком пространстве мы жили до недавних пор, и я продемонстрирую, что теперь мы его покинули. Это было пространство сетей (координат, дорог, авиамаршрутов и так далее). Поскольку эти сети существуют уже очень долго, мы можем сказать, что пространство сетей было пространством прошлого.

В каком же пространстве мы живём сегодня? Если у меня сегодня спросят мой адрес, я отвечу, что по адресу, названному ранее, я получаю лишь рекламу, от которой стараюсь как можно скорее избавиться. Таким образом, почтовый ящик перестал быть местом, где я храню, обрабатываю, передаю и получаю информацию. Для этих целей я использую мой мобильный телефон и электронную почту. Эти два адреса больше не относятся к ранее описанному пространству.

Новые технологии вовсе не сократили расстояния, как говорят некоторые.

В действительности они перенесли нас из одного пространства в другое: из евклидового пространства в топологическое, где расстояния не существует.

Эта перемена пространства имеет несколько важных культурных последствий.
Я говорил выше о пространстве, определяемом благодаря заданным точкам. Этими точками, как правило, были места средоточия. На протяжении нескольких лет во время поездки на работу я был свидетелем возведения четырёх башен огромной библиотеки. Я с сожалением смотрел на это место, где в будущем будут собраны тысячи книг, — и это в период, когда любой поисковый сервис может помочь мне найти какой угодно текст, не выходя из дома. Я думал о той обсерватории в виде гигантских солнечных часов, построенной махараджами Нью-Дели в XVIII веке для наблюдения за движением планет. Они не знали, что Галилей уже изобрёл телескоп, который, естественно, делал эту конструкцию устаревшей. Заданными точками в этих случаях оказались уже устаревшие места средоточия, в которых мы больше не нуждаемся.

Второе культурное последствие относится к области юриспруденции и наглядно показывает смену пространства. Слово «adresse» состоит из префикса ad и слова directus, которое означает направление или расстояние, но также отсылает к закону через слово rectus. Пространство, о котором идёт речь, было прежде юридическим пространством, пространством закона. Называя свой домашний адрес, вы называете место, куда сборщик налогов может явиться, чтобы потребовать с вас то, что вы задолжали государству. Это юридическое пространство является также политическим, поскольку в слове rectus содержится слово rex, то есть «король». И если вы уклонились от военной службы или совершили преступление, полиция может прийти по этому адресу и отправить вас в армию или в тюрьму.

Смена пространства означает смену закона и политики. Не будет преувеличением сказать, что, сменив пространство, мы теперь пребываем в пространстве без закона. И действительно, интернет ныне — это пространство без закона. Кроме того, к нему практически невозможно применить законы другого пространства. В Средневековье леса были пространством без закона, где промышляли разного рода подозрительные личности, поскольку стража туда никогда не наведывалась. Как следствие, законопослушные граждане не рисковали проходить через эти места без сопровождения. В один прекрасный день храбрые путешественники узнали, что разбойники, носившие зелёные одежды, подчинялись человеку по имени Робин Гуд (Robin des Bois — «Робин из леса»). «Des Bois» означает «в месте без закона», так как в лесу закон не действовал; «Robin» означает «носящий мантию» (robe) — признак власти. Таким образом, Робин Гуд — это человек, носящий мантию в месте, где нет короля: в лесу. Таким образом, Робин Гуд олицетворяет собой новый закон. В контексте современных технологий эта метафора означает, что вместо применения для этого нового пространства внешнего закона необходимо зарождение нового закона исключительно для данного пространства. Все известные нам законы появились таким образом, включая Римское право. Римское право берёт начало от двух близнецов, вскормленных волчицей (lupa). Не требуется глубоких познаний в латыни для того, чтобы знать, что lupa также означает «проститутка». Ром и Рем были детьми проститутки, рождёнными в лесу (пространстве без закона), откуда и берёт начало основа Римской империи — Римское право.

когнитивная сфера

Будут ли новые технологии иметь последствия для нашего образа жизни и, прежде всего, для того, как мы познаём?

Из курса философии нам известно, что человек владеет тремя способностями: памятью, воображением и разумом. Я выбрал память, чтобы проанализировать на её примере влияние новых технологий.

На оральной стадии люди собирались вместе по вечерам, чтобы послушать греческих певцов, называвшихся аэдами. Аэды обладали феноменальной памятью и способны были излагать странствия Улисса, состоявшие из приблизительно пяти тысяч стихов. Диалоги Платона почти всегда начинаются с того, что прохожий встречает друга на площади. Он затем говорит своему другу, что слыхал, будто тот присутствовал при смерти Сократа. Друг подтверждает, что это так, и начинает пересказывать последние слова Сократа, не забывая при этом ни одной запятой из его речи, и диалог в итоге растягивается на двести сорок пять страниц. Эта феноменальная память сохранялась вплоть до повсеместного распространения книгопечатания. Таким образом, студенты, слушавшие курс Альберта Великого по космологии, могли годами позднее в полной мере записать его слова.

Изобретение письма оказывается первой катастрофой. В сущности, платонизм — это борьба между Сократом, который не желает записывать и прославляет живую речь, и Платоном, который, в свою очередь, отдаёт предпочтение мёртвым словам, записанным на пергаменте. Изобретение письма, таким образом, сопровождается существенной потерей способности к запоминанию, с которой мы все хорошо знакомы — не случайно каждый студент всегда ведёт конспект из страха забыть то, что говорилось на лекции.

Мы находим наглядное подтверждение этой потере способности к запоминанию в текстах Монтеня, где он утверждает, что он предпочитает «человека скорее с хорошей, а не с туго набитой головой». Этим он всего лишь хотел сказать, что историк того времени обязан был знать в полном объёме все труды Тацита, Тита Ливия, Геродота, Плутарха и Диона Сиракузского, потому как они были доступны всего в нескольких библиотеках в мире. С появлением книгопечатания становится достаточно всего лишь знать место, где находится та или иная книга.

Сегодня, благодаря доступности любой информации в Сети, у нас больше нет необходимости в памяти и, следовательно, мы её утратили. Каким образом способность, которая считалась неотъемлемой частью человеческого мозга, исчезла? Мы должны проанализировать слово «утратить», чтобы понять значение этой утраты памяти и осознать, что мы в результате приобрели.

Мой старый преподаватель древней истории говорил, что мы передвигались на четырёх ногах до тех пор, пока одно событие длинной в несколько тысячелетий не привело к потере передними конечностями данной функции. Как следствие, мы обрели руки и получили универсальный инструмент. Одновременно рот потерял свою хватательную функцию, которая перешла к рукам. В свою очередь, рот также стал универсальным инструментом благодаря речи. Изначальные функции, которые мы утратили, таким образом, позволили нам обрести универсальные инструменты, подобные тому, который я уже упоминал ранее.

Что же мы обрели, утратив память? Обратившись к истории, мы видим, что именно благодаря утрате памяти мы изобрели в эпоху Ренессанса физические науки. Потеря способности к запоминанию освободила нас от обременительной необходимости помнить и позволила нейронам посвятить себя новым занятиям.

Каждый раз, когда мы изобретаем новый инструмент, организм утрачивает соответствующую функцию, которая объективируется в этом инструменте. Память можно понимать в двух смыслах: в субъективном (собственная память) и объективном (память компьютера).
Письмо и книгопечатание тоже были видами памяти, и сегодня мы обладаем намного лучшим видом памяти, чем наши предшественники. Мы утратили память в субъективном смысле, но она воплотилась в объективном. Объекты затем эволюционируют вместо нашего тела. Память, которую мы раньше принимали за постоянную и неотъемлемую когнитивную функцию человека, оказалась зависимой от носителя. Прежний образ мыслей, прежние наука, культура, политика и религия исчезают, как только мы меняем носитель.

Письменный носитель настолько изменил цивилизацию, что мы совершенно забыли оральную стадию. Печатный носитель полностью изменил цивилизацию в её прежнем виде. Боюсь, что мы сейчас присутствуем при культурной перемене, которая полностью изменит наши когнитивные способности. То, что я показал на примере памяти, вполне может произойти с воображением и разумом.

Во II веке на месте Парижа был город под названием Лютеция. Тогдашний римский император Деций постановил, что первые христиане должны быть пойманы, брошены в тюрьму или казнены по всей империи. Однако христианство существовало в Лютеции ещё с I века, и однажды вечером первые христиане, которые только что избрали епископа по имени Дионисий, собрались вместе. Вот они благоговейно слушают проповедь своего нового епископа, и вдруг — окна и двери разбиваются вдребезги, римский легион врывается в помещение и центурион, взойдя на помост, отрубает голову епископу Дионисию, и та катится по полу. Но тут происходит чудо. Епископ Дионисий наклоняется, берёт свою голову обеими руками и демонстрирует её пастве, а легионеры в ужасе убегают прочь.

Когда вы утром садитесь за компьютер, вы держите перед собой собственную голову, как это делал святой Дионисий. Ваша память, ваше воображение и ваш разум объективированы; вы утратили свою голову. Что же остаётся у вас на плечах? Леон Бонна на своей картине изобразил на месте головы епископа пучок света.

Я закончу предсказанием новой катастрофы: новые технологии обрекли нас на неизбежность стать изобретательными. Поскольку мы имеем в своём распоряжении знания и технологии, нам не остаётся ничего иного. Это предсказание может привести в ужас старого брюзгу, но молодые поколения найдут его обнадеживающим, ведь отныне умственный труд должен стать творческим, а не монотонным, как это было до сих пор.