Леонида Юзефовича, историка и писателя, никак не оставит в покое генерал-белогвардеец, барон Роман фон Унгерн-Штернберг — судя по тому, что это уже третья (вторая с половиной) книга о нём. Герой заел автора, а автор в ответ пытается заесть героя. Но такой кусок не проглотишь. Я, как всегда, опаздываю: книга Леонида Юзефовича «Самодержец пустыни. Барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг и мир, в котором он жил» впервые вышла в 1993 году и была переиздана в 2010, но мне только сейчас удалось разжиться ею, а точнее стащить в гостях. Хозяева дома не очень приятные люди; пусть живут себе без Юзефовича.
Кто и зачем читает «Самодержца пустыни», можно уточнить у психотерапевта. Один рассматривает, куда ведёт судьба, другой пишет заметку ко дню рождения Унгерна для «Спутника и погрома», третий хочет узнать, как и где приходят к власти. Я тоскую по силе, которой у меня нет: бить людей, которыми недовольна, не замечать рваных ботинок и собственных противоречий.
Шестьсот с лишним страниц восстанавливают биографию Романа Фёдоровича Унгерна-Штернберга — белого генерала, который даже на фоне Гражданской войны выглядел немного ненормальным. Это документалистика, а значит, сюжет известен заранее: герой из чахаров, харачинов и казаков собьёт Азиатскую дивизию, с нею перейдёт границу Монголии и возьмёт столицу страны Ургу. Восстановит независимость Монголии. Устроит первый и последний в Монголии еврейский погром. Запугает и своих, и чужих пытками; даст дряни и садистам безусловную власть. Герой отправится из Монголии в Забайкалье, неудачно попробует поднять восстание; соберётся идти через пустыню Гоби в Тибет, сбежит от одного мятежа, а вторым будет сдан в плен русским. Героя осудят и расстреляют.
Герой никогда не умрёт.
Леонид Юзефович воссоздаёт путь барона и даже больше: он начинает с дедушки, которого Унгерн (безосновательно) называл пиратом, и заканчивает судьбами соратников и врагов, переживших барона. В распоряжении автора мемуары, газетные заметки, письма; есть даже список проступков кадета Романа в петербургском Морском корпусе, где «постоянно фигурируют какие-то состоящие под строжайшим запретом, но дорогие сердцу шестнадцатилетнего кадета Унгерн-Штернберга „ботинки с пуговицами“».
Восстановленный умным специалистом по достоверным источникам мир, окружающий Унгерна, смахивает на бред. На съезде Монгольской народной партии запрещают искать новое перерождение правителя Монголии; штаб дивизии, наказанный, сидит на деревьях.
Возглавляет бред Унгерн-Штернберг, буддист и православный, который толком не разбирается ни в том, ни в другом, но твёрдо намерен создать огромную империю «монгольской крови».
Себя барон считает человеком, должным исполнить это, а остальных, кажется, — бредом.
Многое в истории Унгерна значат легенды. Как справедливо замечает писатель, легенды рождаются там, где о них просят. Предание говорит: осаждая Ургу, барон в одиночку въехал в город, прогулялся по нему и свободно выехал из города, да ещё и часового стукнул. Другое предание: Унгерн ездил в лес повидаться с филином, а на чердаке его дома жили волки, питаясь трупами казнённых. Предания и баечки перемежают факты: приказал пытать, приказал зарубить. Или заключить в тюрьму, а потом пытать и зарубить. Что сделать с интендантом, который при переправе подмочил муку? Утопить. Как наказать отравителя раненых, пьяницу, насильника и жулика? Дать двести палок и сжечь. «Унгерн, как всегда в таких случаях, отсутствовал», — рассказывая о сожжении, аккуратно отмечает автор. Как он смел не пойти на казнь? Если уж требуешь кого-то сжечь, то ты обязан суметь это видеть. Но барон не садист. Он не присутствовал при казнях и пытках.
Кто вообще Унгерн такой? Он генерал Белого движения и завоеватель Монголии, а ещё цин-ван с правом иметь жёлтый паланкин, красно-жёлтую курму, жёлтые поводья на лошади и трёхочковое павлинье перо на шапке. Но не это становится важным. Леонид Юзефович настойчиво спрашивает: в чём проблема Унгерна? Вопрос этот кажется ему значимее, чем любые другие обстоятельства времени и места. Пал Омск, атаман Семёнов бездействует, Каппель с армией идёт по льду реки Кан, а лёд ломается под копытами лошадей — и главное: что не так с бароном Унгерном? Врангель плывёт из Севастополя в Турцию, Азиатская дивизия стоит под Ургой — не тогда ли барон сошёл с ума?
В Урге грабёж, у атамана Семёнова бардак — в чем тайна Унгерна? Барон верит, что способен понять человека с первого взгляда; кто произвёл плохое первое впечатление, не доживает до второго. Барон не носит оружия даже в бою. Пока комендант Урги растлевает и душит кого попало, барон пишет Пекинскому правительству, Далай-ламе XIII, казахским ханам на Алтае.
Барон уверен, что он избран и прав, —
с бароном точно что-то не так.
Тут бы сказать, что автор в этом вопросе доходит до исступления, но нет. Леонид Юзефович — умный, тонкий историк. Он не орёт, а изящно намекает: Унгерн не интересовался женщинами и, кстати, говорил фальцетом. Знавшим Романа взгляд его казался застывшим, безличным и бездушным — вероятно, от плохой развитости окологлазных мышц; тут же Юзефович добавляет, что «обычно этот физический дефект связан с недоразвитием эмоциональной сферы».
В конце концов, автор книги начинает немного раздражать — на фоне своего героя. Юзефович — интеллигентный человек, читатель, скорее всего, тоже. Мы норма. Наша плоть соткана из аксиом: нельзя убивать. Только средства оправдывают цель. Мы тип человека, барон — явление. Пока автор препарирует Унгерн-Штернберга, читатель препарирует препарацию и немного тоскует. Страшно сказать: барон нужен, а мы так-то нет. Не хочется быть наблюдателем за наблюдателем, хочется быть гневом. Ананасный компот перед распятым мальчиком пить. Словом, «Самодержец пустыни» — книжка глубоко мучительная: прочёл, ходишь и громко гудишь головой.
Юзефович говорит, барон душевнобольной; по мне, если болеешь душевнобольным, кто ты сам-то такой? Впрочем, автор не на шутку уязвлён Унгерном; как уже упоминалось, это, по сути, третья книга Юзефовича об Унгерне. Была повесть «Песчаные всадники» о последних днях жизни барона, затем первый документальный «Самодержец пустыни: Феномен судьбы барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга» в 1993 году. Кажется, что тема исчерпана, но Юзефович снова возвращается к «сумасшедшему барону», дополняет и перерабатывает предыдущую книгу. Её не хватило, чтобы ответить себе: что же не так с Унгерном?
В новом издании Юзефович изменил заглавие, добавив фразу «И мир, в котором он жил»: может, линии на карте или новые персонажи как-то объяснят, где сломался барон, где он из человека, в котором «будто чего-то не хватало», превратился в одержимца. Но времена и места, где тревожился и бил офицеров плёткой Роман Фёдорович Унгерн-Штернберг, оборачиваются абсурдом, загадкой, ложью — как и сама его жизнь. Он верил в судьбу и всё время ждал вести от неё, а предсказания обещали Унгерну победу, они же предрекали ему смерть. Накануне похода в Забайкалье для него гадала жена хорунжего, монахи в Гандане, гадалка из Юрги. Для него заглядывали в будущее ламы-прорицатели. Они обещали, что поход в Забайкалье пройдёт успешно, если не убить ни одной змеи по дороге. Лошади гибли от укусов, но никто не смел убивать гадюк. А поход закончился неудачей.
Придётся нам любить документальные книги за их предопределённость — мы точно знаем, чем всё закончится. Документальная биография рассказывает, как герой идёт к смерти: юность барона реконструируется в том числе по протоколам допросов перед судом и расстрелом. По Борхесу её можно назвать третьим сюжетом, о поиске — он же вариант второго, о возвращении.
Документальная биография говорит: ты убьёшь, что любишь, и затоскуешь. Юзефович отмечает: «Легендарный монгольский князь был порождением того мира, которым всегда восхищался Унгерн и основы которого им же самим и были подорваны». Это история «неразумной и непостижимой совокупности всех событий, обстоятельств и поступков». То есть судьбы.
Роман Унгерн-Штернберг стал легендой Белого движения и его позором.
Позже Павел Милюков назвал стояние барона в Урге «самой удручающей страницей в истории Белого движения»; и это при том, что белые не хуже Унгерна прибегали к насилию. Это не тема Юзефовича, поэтому стоит заглянуть в другие источники. Из книги «Гражданская война в России. Война за Поволжье»: «Появление белых войск означало, по свидетельству одного из бывших министров колчаковского правительства Гинса, наступление эпохи <...> полного произвола военных властей. „Крестьян секли, — говорит тот же свидетель, — обирали <...>, в свою очередь, крестьянство вело борьбу с ними путём непрекращающихся восстаний; это вызывало ряд кровавых карательных экспедиций Колчака“».
Среди белых не было рыцарей в сияющих доспехах, но даже они сочли, что Унгерн — это слишком. То ли испугались жестокости, которая сопровождала барона, то ли не одобрили, что он выломился из самого хода Белого движения, дабы направиться к собственной цели — поднять спящий Восток. В любом случае, белогвардейцы тоже не поняли, что же не так с Унгерном-Штернбергом. Но с ним наверняка что-то не так.
В конечном итоге судьба говорит каждому «нет»: обманет атаман, твой адъютант выстрелит в тебя, а Монголия от тебя устанет. Ты никогда не увидишь Тибета, не нахлынет орда с Востока, чтобы умыть кровью уставший мир. Но и твой враг не победит. Никто не получит землю в Гренаде, судьба обманет всех. Кто всё ещё хочет ей верить, может вслед за бароном сходить к ламе-гадальщику; один точно принимает за ширмой в вестибюле гостиницы «Байкал» в Улан-Удэ, бывшем Верхнеудинске.
