Шеф-фотограф московского бюро агентства Associated Press Александр Земляниченко рассказывает Маргарите Журавлёвой, как снял танцующего Бориса Ельцина и получил за эту фотографию вторую Пулицеровскую премию в своей карьере.
Конечно, я помню тот день. Это 10 июня 1996 года, Ростов-на-Дону. В Кремле решили позвать в предвыборную поездку по стране не только российских, но и зарубежных журналистов. Сейчас это обычное дело, всех представителей фотослужб четырёх аккредитованных агентств — Reuters, AFP, EPA и AP — берут во многие поездки. А тогда это только начиналось. Тем, кто нас звал, наверное, это было нужно, они хотели показать эту кампанию. Ну а нам просто это было очень удобно.
Фотография сделана на центральном стадионе, не знаю, существует ли он сейчас. Там проходил концерт. Выступал Евгений Осин (ранее в тексте было указано, что выступал Валерий Сюткин). Кстати, пританцовывать Ельцин начал ещё в Уфе, но там это было на трибуне, а здесь — прямо на сцене. Безусловно, это производило впечатление, помню, что мы обсуждали это с коллегами.
Я снимал на плёнку, но не был ограничен в фотоматериалах, хотя, конечно, на плёнку мы снимали меньше, чем снимаем сейчас цифровыми камерами. Плёнку надо перезаряжать, и была опасность, что она будет заканчиваться, а событие — только начинаться.
Работа агентского фотографа состоит в бесконечной гонке. Тогда, в 1996 году, ситуация с передачей фотографий была не такой хорошей, как сейчас. Приходилось возить с собой довольно увесистый спутниковый телефон — это примерно килограмм сорок. Его нужно было настроить, чтобы передать фотографии, потому что те телефонные линии, которые существовали, были практически бесполезны. Тогда уже появилась цифровая фотография: мы снимали на плёнку, но потом сканировали, и как раз сканированное изображение цветного негатива и передавалось. И не всегда это происходило быстро.
Тогда я прибежал с концерта, нас привезли в гостиницу, и первым делом нужно не садиться есть и пить, а проявлять плёнку, сушить её феном и передавать, потому что конкуренты не дремлют и заняты примерно тем же самым.
Я был сам себе редактор, поэтому обратил внимание на эту фотографию: мне понравилось, что было какое-то соответствие Бориса Николаевича и двух девушек, которые танцуют на сцене. Слева был ещё Осин, но я решил, что он ни к чему, и отрезал его.
Эта фотография не хотела передаваться, она была в цвете, и я пытался отправить её с раннего вечера до шести утра. Вся цветная её составляющая никак не хотела пройти, всё время проходила с браком, поэтому большинство изданий напечатали её в чёрно-белом виде, но и цветных газет тогда было гораздо меньше. Цветная версия прошла к утру с большим трудом. Она была напечатана в журнале Life на развороте и во многих других изданиях.
Фотография была сделана с подиума, на который пускали всех фотографов. Почему известна моя фотография, а снимки коллег, сделанные с той же точки, нет — это вопрос не ко мне. Потом я слышал, что фотографией были недовольны, но я не работаю для тех, кто доволен. Если я сам недоволен, это другое. Всем угодить невозможно.
Я не предполагал, что снял что-то историческое. Тут моя заслуга минимальна, личность Ельцина была интересна в то время, выборы привлекали большое внимание, на виду были он и лидер коммунистической партии Зюганов. Моя задача была быстро делать своё дело. А дальше события развивались сами. Когда Борис Николаевич скончался, многие мои коллеги из других стран прислали мне вырезки из газет со словами «Саша, тебя опять во всём мире напечатали».
Если говорить о значимости, то более значима для меня фотография памятника Дзержинскому, за которую я получил первую Пулицеровскую премию. Там я гораздо больше понимал, что снимаю что-то важное.
Если совсем честно, я узнал про то, что мне второй раз дадут Пулицеровскую премию, накануне от одного редактора. Он позвонил и сказал: «Саша, вот есть ты и ещё один фотограф, кто-то из вас получит завтра премию». Я подумал, что всё-таки, наверное, так не может быть, чтобы какому-то русскому ни с того ни с сего ещё и второй раз дали премию. На следующий день я узнал, что её получил я.
В 1991 году я должен был улететь в отпуск вместе с женой и сыном девятнадцатого августа — в день начала путча. Естественно, я не улетел, как можно было улететь? Жена поняла меня. Я остался работать. Несколько моих снимков тех событий были в коллекции из двадцати фотографий, которая получила Пулицеровскую премию. Говорят, что фотография с памятником даже открывает коллекцию в музее Newseum в Вашингтоне.
Я даже не мог себе представить, что такое может быть. Это был шок. Премию получили пять фотографов, два американских, один польский и два российских — я и Борис Юрченко, которого уже нет в живых. Мне позвонил директор фотографии AP и сказал мне об этом на чистом английском языке. Я не знал, что ему ответить, потому что никак не был готов к этому. Сказал жене и стал звонить друзьям, попал на жену одного из приятелей, сказал, что получил Пулицеровскую премию, на что она спросила: «Саша, а что это такое?»
Когда получаешь премию, приятно внимание и оценка, но работаешь-то ты не из-за этого. Когда я узнал после смерти Ельцина, что фотографию ещё раз напечатали во всём мире, это было для меня важной оценкой. Я подумал: «Да, хорошо, что я всё-таки сделал».
Если вы хотите узнать историю какого-либо кадра из первых рук, присылайте свои заявки на почту [email protected]
