Улиссофобия и отвага

Я начал читать «Улисса», так как мне понравились «Дублинцы» и «Портрет художника в юности». Первый относительно серьёзный ступор наступил, уже не помню точно, где, но вроде бы на моменте визита Блума в газету — я захотел сделать продолжительную паузу. Однако потом я вспомнил, что Ахматова, пафосно кичившаяся обилием свободного времени, заявляла, будто прочла «Улисса» аж шесть раз. Я не смог стерпеть такого высокомерия носатой поэтессы и, продолжив вгрызаться в хаосмос текста, таки прочёл его до конца (периодически закрывая книгу по причине необходимости потребления пищи, посещения университета и прочей ерунды). Да, на это ушло куда больше времени, чем у тёти Ани, но я всё-таки не уступил ей — и, что самое главное, всем бедам назло получил эстетическое наслаждение (пусть и ограничился лишь одним заходом). Когда-нибудь намереваюсь повторить, предварительно размявшись, к примеру, на Пинчоне.

Закончив читать похождения Леопольда, я бросил курить и пить на полгода. Такого интеллектуального поражения я не претерпевал со времён знакомства с «Живой шляпой» Носова. Весь мой предыдущий литературный багаж был смыт словоохотливой волной ирландского жуира. Нарочито тяжеловесные фразы, сочащиеся мыслеформами образы, приперчённые безупречными комментариями Хоружего — всё это бесило меня долгие пятьсот с лишним страниц. Фарш из историй, искусства и теологической мишуры, завёрнутый в лоскуты стилей, застревал в мозгах. Всякий раз, когда я пытался процитировать что-нибудь из Улисса на пересменках, ребята, недоумевая, отворачивались. Мысли о коленках Навсикаи и наливных плечах Молли отвлекали от работы: зубило отбойника то и дело предательски мелькало рядом с моей ногой. Дни связывались в недели, потом в месяцы — а синяя книга с картой Дублина на форзаце всё не покидала мою тумбочку возле кровати. Тысячу раз я пытался остановиться (особенно во время Быков Солнца) — но страницы иссякли, Молли домастурбировала Леопольду, и день закончился на рассвете. Спасибо художнику.

Впервые, ещё в детстве, я услышал по радио «Серебряный дождь» в утренней передаче Леонида Володарского о книге, которую невозможно прочитать, о невероятно большой книге. В голове отложилось — «самая сложная». Точное название я не запомнил, зато запомнил, что оно было коротким. Спустя несколько лет (может, даже больше пяти) после выпуска из школы, роясь на торрентах, я случайно наткнулся на лекции Юлианы Каминской по зарубежной литературе, где одной из книг в списке рекомендаций к прочтению был «Улисс». Тогда-то он и всплыл снова. Перед покупкой на первую стипендию этой книги я прочитал с большим и неожиданным удовольствием «Илиаду», «Одиссею», сборник «Дублинцы» и «Портрет художника в юности». И я до сих пор помню и всем рассказываю, когда разговор заходит об «Улиссе», какое это было уникальное удовольствие: когда каждая глава из всех восемнадцати бросала тебе (читателю) вызов — что-то стилистически новое, отличающееся от предыдущего... «Улисс» был последней преградой, которая стояла передо мною на пути к мировой литературе — и не только литературе. Взять даже творчество Радиохэд или Боуи, которые каждый раз старались делать что-то новое, не выпускать одних и тех же альбомов, как Джойс в своём романе, или как Вендерс, Годар, Антониони, которые рассматривали идеи «Улисса» через объектив камеры. И пусть сейчас для меня «Улисс» на фоне «Радуги тяготения» или «Бесконечной шутки» — лишь база, инструмент, с помощью которого я ловлю кайф от всяких других «самых сложных кирпичей», именно он дал мне главный пинок к тому, чтобы изучать мир искусства.

Я начала читать «Улисса», потому что попалась на вечную шутку, когда небезразличный вам человек советует прочитать какую-нибудь нудятину, а потом лопается со смеху, глядя, как вы пытаетесь её осилить. При этом, не желая разочаровывать предмет своего обожания, вы, конечно же, не можете признаться ему, что книга — убийственное занудство, потому что боитесь упасть в его, предметовых, глазах. Именно на это я и купилась, но в моём случае вышло ещё смешнее, потому что про эту книгу я узнала из писем Т.Э. Лоуренса: он там просил кого-то из своих друзей переслать ему книгу потолще. Что он собирался с ней делать, история умалчивает. Возможно, пустил на самокрутки. Однако я стоически читала её ровно полгода. Я собиралась бросить. Но боясь упасть в глазах предмета обожания, продолжала читать. Я придумала методику, которая должна была помочь мне дочитать чёртов талмуд, а именно: я оставляла «Улисса» в ванной, чтобы в каждый свой заход читать хотя бы по паре страничек. Параллельно с «Улиссом» я умудрилась прочесть тучу другой литературы про мотоциклы в Первую мировую и роман Рэдклиф Холл. «Улисс» всё не кончался. В тот день, когда я всё-таки смогла осилить поток сознания Молли Блум в финале, я напилась, как собака. Такое ощущение, что надо мной действительно от души поржали: сколько я ни напрягала мозги, никаких параллелей с «Одиссеей» не увидела (хотя в том, что они существуют, меня активно убеждали комментарии С. Хоружего). Вот теперь тоже думаю, на самокрутки роман пустить или солить с ним капусту?

Как и все мужчины, «Улисса» я начал читать для того, чтобы иметь половую связь с впечатлительными студентками филфака. И с невпечатлительными тоже. И необязательно филфака. Да и вообще — со студентками. Но речь сейчас не об этом. В один из омерзительных дождливых питерских вечеров я зашёл в книжный магазин и купил двухтомное издание романа с комментариями. Первые сто страниц дались мне тяжело. Я начинал подозревать неладное. Мне казалось, что я чего-то не понимаю. Прочитав ещё сто станиц, я осознал, что вообще ничего не понимаю. Для решения литературно-полового вопроса я решил обратиться за советом к своей подруге-культурологу. Как человек, тонко чувствующий, за какие струны нужно дёргать, пытаясь играть на арфе души утончённых и возвышенных нимф, она решительно посоветовала мне бросить тщетные попытки осилить Джойса:
— Просто купи бабе пива и чего-нибудь пожрать. Какой, нахуй, Джойс? — с порога заявила она.
— Пиво? Слишком дерзко, мне кажется, — ответил я.
— Тогда «Монастырскую трапезу» или «Кадряночку» бери. Тёлки любят вино, — парировала культуролог.
— Так это же самое дешёвое и отвратительное, какое только бывает. Ты уверена? — спросил я с налётом сомнения.
— Естественно. У тебя есть деньги на более дорогое? Какая у гуманитариев жизнь, такие и напитки. В идеале — вообще лучше купить креплёного красного или «Столичной». Тогда твои бабы вмиг разглядят в этом аллюзию к Венедикту Ерофееву, и секс тебе обеспечен, — продолжала рубить с плеча подруга.

В неравном бою между литературой модернизма и очередным грехопадением победило второе.

Её доводы показались мне более чем убедительными. Роман я бросил читать на моменте, где на небе появляется колесница. Да какая, собственно, теперь разница, какая колесница и что было дальше. Я закрыл книгу и понял главное: умудрённый жизненным опытом усатый ирландец писал свой никому не нужный легендарный роман не для того, чтобы читатель понимал суть написанного. Из этой ситуации я извлёк для себя куда более важную мысль, которая могла бы стать эпиграфом к «Улиссу»: стоимость двухтомника Джеймса Джойса — это два литра вина в мягкой упаковке, одна пачка сигарет средней ценовой категории, традиционно стильная зажигалка «Cricket» и одно зелёное яблоко, которое одновременно служит изящной закуской к вину и тонким намёком филологическим девам на первородный грех.

Резюмируя, хочу сказать, что слог Джойса мне показался излишне сложным. Бесчисленные отсылки к гомеровской классике заставили задуматься о том, чтобы никогда не браться за второй том «Улисса» — да и за самого Гомера. В своих литературных вкусах я отдаю предпочтение разобранной на цитаты классике Ильфа и Петрова, прозе Даниила Хармса, произведениям русских постмодернистов и этикеткам с составом освежителя воздуха на казахском языке.