«Обовсём» Пола Боулза

«Дверца клетки всегда открыта. Никто не обязан оставаться внутри. Но люди хотят свободы внутри клетки. Что вообще такое свобода? Мы связаны законами физики, своим телом и умом. Я бы сказал, что свобода означает отсутствие необходимости иметь дело с тем, что нам неприятно».

«Я жажду слиться с толпой и хотел этого всегда, с самого раннего детства. Точнее, с тех пор, как меня впервые познакомили с другим ребёнком — мне тогда было пять лет. Но было уже слишком поздно. Я не желал присоединяться на чужих условиях. А теперь это уже не имеет значения».

«Я всегда считал, что меня не существует. У меня нет эго. Я рассматриваю писательство как естественную функцию. Я не пишу — это происходит само собой. Я не чувствую, что написал все свои книги. Они были написаны моей рукой, моим мозгом, моим организмом, но это вовсе не делает их моими. Я вообще никогда не чувствовал, будто мне что-либо принадлежит. Однажды я купил остров неподалёку от Цейлона. Я думал, что, когда я ступлю на него обеими ногами, смогу сказать себе: «Этот остров — мой». Но я не смог. Я не почувствовал абсолютно ничего, поэтому я продал его».

«Причина моих многочисленных путешествий заключается в том, что я всегда стремился быть как можно дальше от того места, где я родился, — как в географическом, так и в духовном смысле. Я всегда счастлив, когда покидаю США. И, как правило, чем дальше я уезжаю, тем я счастливее. Но есть ещё и вторая причина: я осознаю, что жизнь коротка и необходимо узнать о мире как можно больше. Человек принадлежит всему миру, а не только одной его части».

«Я считаю, что каждый человек должен иметь право жить в любом месте на Земле. Однако приобщение к обычаям местных жителей кажется мне невероятной глупостью. Разумеется, мне возразят: «Человек всегда остаётся человеком. Ему необходим контакт с другими людьми». Что ж, каждому своё. Я мог бы выразить своё отношение словами из «1001 ночи»: „Я не могу представить себе большего удовольствия, чем быть иноземцем среди людей, чужих мне по духу“».

«Если бы путешествия по-прежнему подразумевали использование кораблей, я бы продолжал переезжать с места на место. Для меня полёт — это не путешествие, а всего лишь способ как можно быстрее добраться из одного места в другое. Отправляясь в путешествие, я люблю брать с собой много багажа. Никогда заранее неизвестно, сколько месяцев или даже лет будешь отсутствовать и где в итоге окажешься. Перелёт же напоминает телевидение: ты вынужден брать то, что дают, потому что больше ничего нет. Это невыносимо».

«Передвижение с места на место — хороший способ отсрочить свой судный день. Я чувствую себя наиболее счастливым, когда пребываю в движении. Когда ты отрезал себя от жизни, которую вёл прежде, но ещё не начал новую — ты свободен. Если ты к тому же не знаешь, куда направляешься — ты ещё более свободен».

«Все люди изолированы друг от друга. Общество — это нечто вроде прокладки, защищающей нас от осознания этой изоляции; это фикция, выполняющая роль анестетика».

«Одно время я думал, что коммунизм способен разрушить истеблишмент. Когда я осознал, что это не так, я решил действовать самостоятельно».

«Большая часть написанного мной — призыв к разрушению. Я считаю, что естественное побуждение любого человека состоит в разрушении того, что ему неприятно. Однако это не означает, что человек осуществляет своё желание — мы далеко не всегда делаем то, что хотим. Но признавать в себе это желание — необходимо. Быть может, люди, «инфицированные» моими книгами, окажутся более способными на непосредственное разрушение, чем я. В этом смысле я всего лишь пропагандист. Но все писатели — пропагандисты той или иной идеи. Служить корродирующим агентом — вполне почётная функция. И уж тем более в ней нет ничего нового; она была частью романтической традиции на протяжении полутора веков. Если писателю удаётся побудить кого-то поставить под сомнение — а в конечном счёте и отвергнуть — любую составляющую общества, он может считать, что преуспел в исполнении своей функции. Я хочу внести вклад в разложение общества».

«Насилие в моих книгах выполняет терапевтическую роль. Тревожно думать, что в любой момент жизнь может разразиться беспричинным насилием. Но это может произойти и происходит, и люди должны быть готовы к этому. И если я убеждён, что наша жизнь основана на насилии; что вся та конструкция, которую мы называем цивилизацией (те леса, которые мы воздвигали на протяжении столетий), может рухнуть в любой момент, то это допущение неизбежно будет оказывать влияние на всё, что я пишу. Течение жизни предполагает насилие — как в мире животных, так и в мире растений. Однако среди животных только человек способен осмыслить насилие. Только человек способен наслаждаться мыслью о разрушении».

«Содержание книги не имеет для меня никакого значения. Создание ярких персонажей и интригующих сюжетов важно для широкой публики, но не для меня. Меня интересует то, как рассказана история, как сочетаются друг с другом слова, как построено предложение — в конце концов, в литературе нет ничего, кроме слов. Для меня превыше всего — язык».

«Люди склонны считать, что жизнь стала хуже — и во многих отношениях так и есть, но это утверждение лишено всякого смысла. Что мы имеем в виду, когда говорим, что жизнь стала хуже? Она стала больше похожа на будущее, только и всего. Она просто движется вперёд. Будущее будет несоизмеримо «хуже» настоящего; а в том будущем будущее будет безмерно «хуже» того будущего, которое мы предвидим сейчас. Это естественно. Не нужно быть пессимистом, чтобы это увидеть. Возможность всемирного холокоста, жертвами которого станут миллионы людей, по-прежнему сохраняется. Я не хочу, чтобы так произошло, но я предвижу возможность такого сценария. В целом я ожидаю от будущего огромных преобразований, но я не думаю, что люди моего поколения сочтут их благоприятными. Возможно, люди, рождённые в 1975 году, посчитают иначе. В конце концов, люди, рождённые в 1950, считают, что телевидение — это удивительная вещь».

«Смерть — не более чем ещё одна несуществующая величина, которой пугают тех, кто её боится. Мне нечего сказать о смерти».