Батенькамобиль и Красная Ракета возвращаются из Хакасии, до Москвы осталась тысяча километров. Экипаж шлёт финальный отчёт с колёс: любовь в пещере Чёрного дьявола, шапито на выезде, люди разговаривают с носком.
Игорь Залюбовин
Директор отдела Любви к жене и дальним командировкам
Путешествие — это такая маленькая жизнь, прожитая как бы не целым человеком, а несколькими гранями его личности. По крайней мере, примерно так бывало со мной раньше, так случилось и в этой экспедиции. Две недели я был тем, кем приятнее всего быть мужчине в дальней дороге, — дворняговатой помесью Эрнеста Хэмингуэя и балканского подростка без обуви — чуть-чуть писать, немножко петь, малость пить, питаться всякой гадостью и спать где придётся, забыв обо всём на свете. Я, конечно, хотел быть героем Мартина Шина из фильма Копполы, но наши отношения с дьяволом в этой поездке сложились несколько иначе. По крайней мере, так кажется через призму сегодняшнего элегического настроения.
Вот это юношеское, с придурью, вообще заняло в дороге немало места — отправившись искать сами-не-зная-что, мы нашли не то, что рассчитывали. Красную Ракету, невероятную природу, человечность шаманов и бесконечные фаллические символы, тонны гомерически смешного и столько же грустного, нашли, может быть, самих себя в ином ракурсе. Нечёсаные, выжженные солнцем, искусанные всеми русскими комарами по обе стороны Урала, мы не перестаём улыбаться, глядя в лобовое стекло наших экспедиционных авто, что мчатся к закату — дня и путешествия.
Толпа цыган, танцующих на автозаправках под грохот волшебной синей колонки, экипаж десантного корабля перед высадкой в Нормандии, журналисты-документалисты-исследователи, уничтожители хот-догов, апологеты отечественного автопрома, последняя смена в пионерском лагере: пятнадцатилетнее коллективное бессознательное кричит внутри — мы не забудем это никогда!
Говоря всерьёз. Я ехал заниматься работой, на первый взгляд абстрактной, по итогу — должной стать своего рода вехой, чекпойнтом. Как это бывает во время большой работы, важного дела, я, конечно, понял многое о себе — сегодняшнем, завтрашнем. О вещах, не имеющих отношения к путешествию, и оттого — к данному тексту, но вещах серьёзных и настоящих. Нашёл друзей, единомышленников, с которыми, уверен, мы сделаем немало интересного. С радостью, свойственной баптистскому богослужению, я хочу назвать их поимённо: Егор, Лиза, Вася, Антон, Яныш, Федя. Отдельно хочется поблагодарить тех, кто проделал с нами большой путь, но не сумел разделить его до конца: Алёну и Гену.
Самое главное. Мы проехали десять тысяч километров, половину невероятной, громадной страны. Мы попытались понять её такой, какая она есть: прекрасной и уродливой, злой и нежной. Она — большая каменная мать, в жизни и перманентной смерти которой есть, пожалуй, всё, что требуется для хорошего очерка: дьявол, дьявол, дьявол и, конечно, любовь.
Дмитрий Яныш
Директор отдела Прочее и заведующий магазином
Уже успевший враз одичать и сойти с ума от высоты гор и бескрайности полей, я внимательно следил за танцем сладострастных губ старой шаманки и думал, что моя единственная интимная близость за последнюю неделю, протяжённостью в жизнь, — это храпящий в спальном мешке Залюбовин. «Вы получите в пещере то, с чем вы в неё придёте» — говорят нам губы. Моя пещера началась субботним утром две недели назад, и я пришёл в неё с сумкой чистого белья; возвращаюсь с верой в сказки. В домовых и духов. Потому что масштаб красоты природы тех мест не умещается в рамки бетонной коробки, в которую я вернусь другим. Поверил так, что кормил сахаром реку и искренне переживал и извинялся перед духом леса, когда сходил в его владения по большой нужде. Веру в отечественный автопром. Потому что Красная Ракета провезла меня по местам, где не ступало колесо дефендера. Моя ракета! Я врос в неё руками так, что, несмотря на общий вклад, бесспорно считаю своей, и даю порулить Феде, только когда начинаются бессонные галлюцин...
Василий Мостовщиков
Директор по видео, режиссёр монтажа
Был у меня один знакомый, который родился и жил большую часть своего детства в шапито. Годам к шестнадцати он люто хотел оттуда свалить. И только сейчас, четыре года спустя, после двух недель в Батенькамобиле я, кажется, его понял. Единственное, что осталось решить, — так это то, кто из нас настоящие клоуны: мы или весь остальной мир. Ну, то есть да, с одной стороны, полицейский отряд выбьет с приклада дверь в подъезд, в котором находится таой хостел. Внутри хостела страдающий постоялец, используя три гласных, попросит побрить ему шею. На заправке рядом из еды смогут предложить только подорожник, а в соседнем кафе добрая кассирша растеряется, не узнав твою говядину. С другой стороны, это мы — те чуваки, которые решили ездить по разным городам, что-то этим людям объяснять на лекциях и спрашивать, где у них тут дьявол прячется. Не знаю. Я пишу это, пока еду в Красной Ракете. Только что закрыли окна. Резкий холодный ветер с песком заменил нежный и тёплый аромат удушающего бензина. Рядом Дима и Игорь стучат по крыше и поют Pink Floyd. К запаху бензина они привыкли. Я тоже начал радостно стучать. Наверное, пришло время найти мораль всей этой поездки. Окей. Дуглас Адамс был снова прав. Чем дальше и дольше ты путешествуешь, тем более незначительным кажется то, куда ты едешь. Как-то так.
Фёдор Балашов
Главный по звуку в самиздате
Пока я ехал в чёртовой «семёрке», пришло в голову это мерзкое поэтичное:
Сегодня должна закончиться наша экспедиция, мы вернёмся в Москву. В пятницу вдохновлённое и насыщенное эмоциями настроение как-то резко переломилось и превратилось в то серое, которое с тобой всегда там, в троллейбусе, который везёт тебя на сраную работу утром. Свет на выезде из нашего тоннеля трансформации сознания кажется совсем не добрым, там светло, но слишком туманно, и сколько фарами в тумане не свети, яснее путь не станет.
Послушав то, что говорят шаманы, тишину тайги и кошкулакской пещеры, возвращаться в городскую рутину совсем не хочется. Я не помню, когда я в последний раз был в душе, и мне это нравится.
Я сижу в долбаной «семёрке» и жую в голове то нацарапанное в пещере слово «любовь», как неразжёвывающийся кусок свинины, его невозможно проглотить — и выплюнуть как-то неудобно.
Наверное, эта дебильная меланхолия пройдёт, когда я заточу булочку на очередной заправке, и потом, перечитывая этот текст, буду ловить рвотные рефлексы от самого себя.
Всё будет хорошо, ребята, когда-нибудь.
Елизавета Кочергина
Штатный экспедиционный фотограф
Всё это очень похоже на неплохо написанный сценарий — случилось, кажется, всё, что могло (и никак не могло) случиться, завязка завязалась, развязка развязалась, катарсис достигнут, и мы приближаемся к финалу.
Перемены необратимы, кто-то приобрёл альтер-эго, кто-то завёл воображаемых друзей, кто-то сочинил песню, кто-то её спел.
Мы проехали тысячи километров по громадной и противоречивой стране, сломали и купили машину, хохотали, как сумасшедшие, танцевали, купались, грустили, ели ананасы, говорили с шаманами и искали дьявола в людях, в городах, в подземелье.
Мы нашли совсем не то, что искали: оказывается, ребята, нет ничего на свете важнее любви, и если бы не она, то всё это вообще не имело бы никакого смысла. Так-то.
Егор Мостовщиков
Основатель самиздата
Дорогой Билли!
Любопытно складывается жизнь — ты стал невоспетым героем этой дикой двухнедельной поездки, прямо как Семён, сорокалетний череп горного барана, который мы взяли в путешествие, чтобы фотографировать в красотах, а в результате вытаскивали из багажника только чтобы достать палатку или сумку с пятью тоннами консервированных ананасов — ведь за каким-то чёртом Яныш их купил.
Юность твоя сложилась хорошо — ты был очередным белым носочком в коллекции Феди Балашова — ходил с ним на рейв и техно-вечеринки, посещал записи подкастов, бороздил космос в поисках якоря, неспешно стирался с другими белыми вещами, ходил за пуэром и был спокоен.
Было хорошо.
Люди же, так сложилось, вокруг тебя собрались лютые — на одиннадцатые сутки дороги они нарисовали тебе удручённую мордочку и дали имя Билли в честь маньяка Билли Миллигана, а потом стали развлекаться.
Юрты, степи, тихие горные реки, духи воды, духи земли, духи камней, Залюбовин поёт и играет на укулеле где-то на краю мира, мы купаемся в тёпло-ледяной заводи водохранилища на совершенно пустом берегу на рассвете, кричим от счастья, спим по два часа в день и не переставая едем, Яныш рубит дерево и кирпичи, готовит походный ужин, Лиза вытаскивает один за другим полезные в походе предметы, которые никто больше не додумался взять с собой, Федя, самурай во всём чёрном (кроме носков), ходит с двумя рекордерами наперевес и записывает звуки мира, Вася просит нас остановиться, чтобы мы не портили кадр, Ярош врос в руль и будет вжимать сцепление до конца своих дней, даже сидя на совещании в стеклянном офисе.
Ты не представляешь, как страшно видеть этот мир, Билли, ведь его невозможно описать, даже если это письмо к белому носку с глазками и скептической улыбкой.
Енисей на рассвете с монструозной ГЭС, как гигантская космическая тарелка с вереницей жёлтых ламп, готовая к взлёту прочь от нас, древние камни, к которым люди приносят молоко, чтобы получить детей и не увидеть, как каждый вечер его на заднем дворе ритуально сжигают работники музея, идиотская песня «Собака съела товар», мост самоубийц в Новокузнецке, где влюблённые вещают замочки, учебные мастерские в посёлке Шира, с холодными воротами, упираясь в которые, удобно сидеть, ждать, когда починят Красную Ракету, и не находить слов, чтобы объяснить, почему всё остальное так легко не починить; Пермь и ночные крики; Тюмень и запах дыма; Екатеринбург и истории лучших сносов жилых построек; Новосибирск, Киров, Новокузнецк, шаманы, которые ждут тебя на разговор, туманное утро в горах, разбитые на мокрых камнях ступни, бесконечная радость, река.
Билли, знаешь, это была идиотская затея — не уверен, что вообще получится рассказать, в каком путешествии тебе довелось побывать — либо нужно было вести систематические записи, либо нужно просто понадеяться, что глаза тебе нарисовали не просто так.
Я точно знаю, ведь если не читать строки внимательно, никогда не поймёшь почему на дне пещеры, известной как Обитель чёрного дьявола, чьей-то рукой вырезано слово «любовь» (и «Кемерово» на входе).
Антон Ярош
Основатель самиздата, хранитель очага ордена
Мы никогда не станем прежними. Наша экспедиция в течение всего времени перемещалась на двигателе с вероятностной тягой. Всё, что могло пойти не так, пошло не так; всё, что могло сломаться, — сломалось. Если бы вдруг небеса разверзлись и на нас свалился бы ошарашенный кашалот, мы бы уже не обратили на него внимания.
Что такое трансформация? Это способность вовремя измениться под новые условия существования и органично встроиться в предложенную реальность. Кажется, мы успешно прошли курс начинающих трансформеров.
И ещё я могу подписаться кровью, что у нас сложилась команда, рядом с которой хочется прожить всю жизнь. Жизнь в дороге.
