Исследование

«Что такое дом»

Говорят, лучше бы уйти в моря и не вернуться. В рамках совместного исследования «Что такое дом?» самиздата «Батенька, да вы трансформер» и ПИК наш дальневосточный корреспондент Иван Белозёров поговорил с четырьмя моряками дальнего плавания из Владивостока и сфотографировал их. Одному хватает полутора недель на суше, но он хочет там остаться; для другого домом может стать даже затонувший истребитель времён войны; третий не любит путешествовать, а четвёртый в море хочет домой, а дома — в море. Все они рассказали о своей жизни и переживаниях.

25 лет, женат

Ходит на танкерах-химовозах, третий помощник на судне

В современном флоте шторм не так страшен для моряка: судно не потонет, это всем понятно. Шторм скорее неприятен: и спать сложно, и работать не очень удобно. Большинство работ приостанавливается, потому что на палубу выходить вообще нельзя: водой заливает и ветер до 60–80 узлов.

Но недавно мы всем судном пережили долгий переход через Атлантический океан, который преподнёс нам очень много сюрпризов в плане непогоды. И у нас сильная качка продолжалась порядка трёх недель. Зато сейчас погода хорошая. Пару дней назад мы вышли из Нью-Йорка, и теперь наше судно двигается в порт Новый Орлеан. Переход займёт примерно шесть-семь дней. В данный момент у меня вечерняя вахта, я управляю судном, смотрю вперёд. Погода спокойная, мой путь освещает луна, и в темноте очень хорошо видно.

Моя вахта длится с восьми до двенадцати часов утром и вечером. Кроме этого у меня есть ещё грузовая вахта, и я готовлю документы для прихода и ухода из порта. Каждый порт — это разный пакет документов, и в мои обязанности входит их знание. В США, особенно в крупных портах, любая ошибка в документах может караться штрафом, что не очень приятно. Но у меня пока такого не было.

Ещё у нас есть слопчест (slop chest) — это судовой магазин, в котором продаются шоколадки, чипсы, зубная паста, шампуни и всё, что нужно человеку для нормального проживания. Алкоголь, сигареты. Я отвечаю за весь этот товар, выдаю его людям, и в конце месяца сумма списывается с их зарплаты. Штука классная, на самом деле. Порой это помогает хотя бы имитировать нормальную жизнь на судне.

Ещё недавно я выстраивал здесь судовую сеть, и теперь у нас есть интернет. Не как раньше, когда моряк уходил в море на девять месяцев — и никто ничего о нём не знал. На всех судах нашей компании установлен интернет, он работает в любой точке мира, пусть и не самый быстрый, но скорости связаться с роднёй хватает. У меня есть семья, есть родители, есть брат, и с ними хочется связаться, узнать новости. Я стараюсь общаться с семьёй каждый день — так быстрее время проходит.

Я бы не сказал, что в море меня что-то держит. Я и на берег хочу возвращаться. При этом я скучаю по семье, но и в море мне нравится. Это как две стороны одной монеты. Я когда дома по три-четыре месяца, чувствую, что мне пора в море. Эта тяга, нужда, нужда в работе. Уходишь в море, работаешь пару месяцев — и думаешь: ну всё, пора домой. И вот такими контрастами и заполнена жизнь моряка. А это и правда контраст. Вот представьте: сидишь дома с любимой женщиной, друзьями, вы отдыхаете каждый день, делаете что хотите, и тут тебя вызывают, ты собираешь сумки — и в течение двух-трёх дней летишь непонятно куда, непонятно в какую среду. Тебя бросают в общество незнакомых людей, которые уже провели на этом судне несколько месяцев, им уже всё осточертело, они не такие приветливые, как люди на берегу. А потом сам становишься таким же.

Конечно, хочется вернуться на берег, открыть какой-то свой бизнес, чтобы попивать коктейль на тропическом острове, но в море есть своя романтика. Особенно когда ты выходишь на палубу во время сильного, но тёплого ветра и смотришь за борт, а там волны пенятся, сквозь них проходят лучи солнца, и ты понимаешь, ради чего ты здесь.

Но Владивосток не перестаёт быть для меня домом. Дом — это, наверное, то место, куда ты возвращаешься снова и снова. Я вырос во Владивостоке и не представляю свою жизнь в другом месте. Да, я бывал в разных странах, разных местах, но дом — он один. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то дом — там, где ты сам, где чувствуешь себя дома. Если относиться к своей каюте, к экипажу как к постороннему, то будет сложно. А если ты приходишь в каюту и воспринимаешь её как свой дом на следующие четыре месяца, то тогда ухаживаешь за ней и убираешься там. Прямо как дома.

36 лет, не женат
Служил на танкерах-химовозах, сейчас безработный

В 99-м году во Владивостоке было три способа заработать: воровать, торговать или ходить в море. Я выбрал третье, потому что других способов заработать приличные деньги я не видел. Вот и морячу уже тринадцать с половиной лет.

Я ходил по всему свету. Линии Азия — Южная Америка, Америка — Европа либо Европа — Азия. Один раз работал на маленьком танкерочке, он ходил только по Европе. Или вот, например, была линия Северная Америка — Южная Америка. Вверх-вниз. Был на четырёх континентах, только в Австралии и Антарктиде не был.

Шесть месяцев в году я работаю в море. У меня режим — четыре месяца в море, четыре на берегу, ну там плюс-минус недели. Иногда мне звонят через три месяца, говорят, что надо срочно уйти в море. Я говорю: «Если срочно, тогда сделайте мне контракт покороче». Ну и делают на три месяца. А потом неудобный порт на списание, нет человека, и вот три месяца превращаются в четыре.

Хоть моя работа связана с путешествиями, именно в моей должности люди на берег не сходят: меня банально не отпускают. В порт судно заходит только для грузовых операций, а я как раз за них и отвечаю, поэтому главная работа у меня в порту. Но я уже не страдаю — я уже попутешествовал и понял, что мне это не очень нравится. Мне нравятся хорошие книжки, хорошая компания, хорошие разговоры о чём-то умном и хорошая выпивка. Правда, выпивка с годами всё меньше. Я домашний, скорее, человек.

Домой хочется, наверное, месяца через два после начала рейса. Третий месяц — самый тяжёлый. В первый месяц всегда есть работа: ты принимаешь дела, и тебе надо в них вникнуть, принимаешь пароход, и сразу начинается — один порт, второй, выгрузи, погрузи, помой танкер, покрась. Авральные работы. Наступает третий месяц, ты перевалил за середину, и вот списание нескоро, и поработал всласть, и всё начинает раздражать. А на четвёртый ты понимаешь, что через месяц уже списание, и ты строишь планы на берег. И последние два дня просидеть на судне невыносимо. Твой сменщик в гостинице, и ты уже на чемоданах и думаешь: «Только не убейтесь и не утопите пароход».

А дом у меня — это Владивосток, а какая квартира — непринципиально. Дом — ведь это общество, в котором ты вращаешься. Для большинства это семья, а у меня нет семьи. Мне нужен какой-то круг общения, и вот те люди, с которыми я общаюсь, это и есть дом.

У меня были амбициозные планы уехать, найти себе работу на берегу. Но понимаю, что это пока неосуществимо, и планы пробуксовывают. Если бы я нашёл работу на берегу, которая меня б устраивала, вот это место стало бы моим домом. А сейчас… Ну вот я живу во Владивостоке, жил в Питере. Я приезжал в разные города, селился и смотрел по ситуации: понравится — не понравится. Если бы мне понравился Санкт-Петербург, там бы остался. Но Питер чудесный город, пока не начинается дождь.

Я по жизни сижу на чемодане. Семьи нет, ничто не держит, могу уехать куда хочу. Вообще планирую уехать в Питер по делам. И если мне сильно понравится, я там буду жить. Пока дождь не пойдёт.

33 года, разведён, есть дочь
Работает на рыбодобывающих судах

Отец у меня помощником капитана по радиоэлектронике работал, ну и я пошёл. В первый рейс сходил в 2006 году, там была смена экипажа, ну и я решил остаться. Начинал с крабовиков — это небольшие суда, на тридцать человек. Сами крабов ловят, сами перерабатывают. Потом там же в море подходит перегрузчик, мы перегружаем — и дальше продолжаем работать. Теперь хожу на промысловых рыбодобывающих. Они же рыбоперерабатывающие. Платят, конечно поменьше, чем раньше, не сравнить, но тем не менее у меня больше ста тысяч в месяц. На берегу такую зарплату — без образования и если не подвернётся хорошее место — сложно найти.

Рейсы у нас от четырёх месяцев, график — четыре через четыре. Четыре месяца в море, четыре на берегу. Удобно. И успеваешь отдохнуть дома, и в рейсе не сильно устаёшь. Но это в среднем. Максимально и восемь может быть. Мы работаем по американской системе. Шесть часов работаешь, шесть часов отдыхаешь. Правда, у них эта схема рассчитана на трёхмесячные рейсы, ну, мы чуть подольше.

В принципе, мне полторы недели на берегу достаточно, чтобы отдохнуть. Морально. А физически ты не устаёшь. Точнее, тяжело до первого перегруза — это когда ты первый раз полные трюмы рыбой забил, а потом уже привыкаешь. И физически тебе всё равно, абсолютно. А для психологической разгрузки достаточно и полутора недель.

Конечно, в море хочется к семье, к родным. Стараешься им звонить, но с этим графиком тяжело. Шесть часов ты работаешь, и когда шесть часов после этого отдохнул, ты опять должен выйти на работу. И твоё время отдыха у тебя на сон, еду, помыться, побриться. Особого времени звонить нет. Два-три раза в месяц получается.

Хочу на берег уже сойти. Планы есть. Последнее, что осталось сделать, — квартира. Сейчас у меня своей нет, но она уже строится. Пока живу в доме, где я вырос. Жены нет, развелись, дочка вот со мной живёт, пока я тут. Вообще это часто бывает у моряков. Бывает, и по два-три раза женятся-расходятся.

Но с морями я готов прекращать. С застройщиком я уже рассчитался, осталось заработать на ремонт. Ну а пока в море, со смены возвращаешься, и твой дом — это каюта. За время рейса привыкаешь к ней, стараешься следить, чистоту поддерживать. Иначе тяжело.

27 лет, холост, брат Алексея Курханова
Круизный пароход

Наше судно называется «Профессор Хромов». Это небольшой круизный пароход ледового класса, очень манёвренный, с несколько нестандартной конфигурацией корпуса, что позволяет нам осуществлять навигацию в довольно-таки необычных для судоходства местах. На этом судне я состою в должности штурмана, и за минувшие три месяца рейса мне довелось побывать на островах Папуа — Новой Гвинеи, Соломоновых островах и Вануату. Побывать в племенах, которые сохранили свою культурную составляющую, практически обособленную от внешнего мира; в некоторых из них ещё лет тридцать назад процветал каннибализм. Нам удалось понырять в безумно красивых местах среди кораллов. В общем, всё как в передачах National Geographic.

Сейчас я нахожусь в Новой Зеландии, на самом юге её самого южного острова, в небольшом порту Блафф. Мы готовимся выйти в десятидневный круиз по островам субантарктики. Эти места сохранили практически нетронутую уникальную природу в первозданном виде. Это места обитания уникальных видов птиц и животных. Большинство растений на островах уникальны, они есть только здесь. Это привлекает натуралистов, орнитологов со всего мира, которых на судне у нас предостаточно в каждом круизе.

Как правило, бо́льшая часть наших пассажиров — это престарелые люди, пенсионеры, а также один-два человека — какие-нибудь интересные личности, фотографы или исследователи. Например, в следующий вояж с нами идёт Дерек Моррисон, это один из топовых фотографов National Geographic в Новой Зеландии.

В среднем рейс занимает от трёх до четырёх месяцев. Но нынешний рейс займёт семь месяцев. Это долго, но не могу сказать, что я недоволен происходящим. В общем и целом работа здесь — это каждый день приключения, новые знания не только касаемо моей профессии, но и мест, где я бываю. Практика английского языка, интереснейшие люди. И впереди ещё четыре месяца такой жизни!

От рейса к рейсу представления о доме довольно сильно размываются. В моём случае это зависит от того, насколько комфортно мне находиться в том или ином месте. Бывает, что рейс оказывается довольно тяжёлым, да и работа в море — это работа без выходных, устаёшь физически и эмоционально. И в таком случае время от времени мысленно отправляешься в те места, где тебе было бы комфортно, куда хочется возвращаться. Текущее же путешествие с головой окунает меня в настолько интересный и захватывающий круговорот событий, что я крайне редко вспоминаю о том, что мне хотелось бы вернуться куда-то ещё и оказаться где-то в другом месте. Поэтому конкретно и в данный момент дом для меня — это судно «Профессор Хромов».

После очередного вояжа, каждые десять-двенадцать дней, мы возвращаемся в Новую Зеландию, и там появляется связь. Я могу отправить родителям фотографии, рассказать несколько историй из мест, где я был. Что касается собственной семьи, я решил не обременять себя и какого-нибудь очень хорошего человека. Потому что большую часть года я нахожусь в море, в работе. И подобный ритм жизни поодаль друг от друга — это такая каторга, и обрекать на неё себя и кого-то ещё, мне кажется, пока не стоит.

Я всё-таки думаю, что мой дом во Владивостоке. Это место, служащее отправной точкой, откуда я вновь и вновь возвращаюсь в море. В будущем, разумеется, это изменится, но пока так. Можно, конечно, доходить до крайности. Буквально забравшись на какой-нибудь невероятно красивый мыс острова Кэмпбелл, смотреть на безумно красивый пейзаж, который открывается с высоты, над головой летают огромные альбатросы, вокруг цветы и растения, которых ты никогда не видел. Ты находишься словно на другой планете, и вот тебе в этом месте настолько приятно находиться, настолько хорошо, что на какое-то время оно становится твоим домом. Ровно до тех пор, пока ты не замёрзнешь, или не захочешь есть, или пока не придёт время возвращаться на судно. Или, ныряя на глубину десять-двенадцать метров к затонувшему самолёту времён войны, усаживаешься за его штурвал, и тебе настолько удивительно и здорово, что это тоже будет твоим домом. Ровно до тех пор, пока твой организм не начнёт отказывать и тебе не придётся всплыть.