На этой неделе на Youtube-канале рэп-исполнителя Хаски пройдёт онлайн-премьера фильма «Люцифер», для которого он повесился в окне отеля, сжёг себя и расстрелял целую съёмочную группу глянцевого издания. Сами съёмки этого кино превратились в перформанс с захватом реальности, и похоже, он ещё не закончился. Главред самиздата Григорий Туманов оказался невольным участником этого перформанса и самого фильма и теперь пытается разобраться, что это было на самом деле и почему для того, чтобы покончить с карьерным этапом, рэперу понадобилось его убивать.
На бывшем «Хлебозаводе», который теперь зовётся Северным «Флаконом», вовсю идёт гастрономический фестиваль. У самого входа расположен длинный стол, за которым сидят парочки с пластиковыми бокалами и уличной едой. Кто-то спешно доедает, чтобы отправиться к очередному фудтраку; кто-то, надев солнечные очки, просто подставляет лицо солнцу. Напротив стола расположен длинный ангар. Сейчас там дегустируют вермут и учат смешивать из него коктейли — на вход выстроилась длиннющая очередь. Почти годом раньше, 11 сентября 2018 года, в этом же ангаре меня застрелил рэпер Хаски.
***
Нельзя сказать в точности, что вся эта история — не про один большой обман. В ней слишком много двойных смыслов, а случайности кажутся не такими случайными. Я же попытаюсь рассказать, что знаю о том, как рэпер Хаски решил покончить со своим прежним образом и заодно впутал в это меня.
16 февраля 2017 года
Если вы не знаете, как превратить дорогостоящий номер элитной гостиницы в вольер для павианов, но у вас нет обезьян, а вам почему-то захотелось это сделать, то всё, что вам для этого понадобится, — это сотрудники московского глянцевого издания. Записывайте: один редактор, продюсер, директор видеоотдела, два оператора, звукорежиссёр, ассистент и гримёр. Их суммарная зарплата всё равно не позволит снять этот номер даже на сутки, но у них есть съёмочный бюджет, а ещё — бартер. Благодаря второму обстоятельству они оказываются в этом номере, благодаря первому могут купить на всех пластиковой еды в заведении «Прайм» — вечный атрибут любой фешен-съёмки в этом городе. Дайте им несколько часов, не мешайте: они раскидают куртки по комнатам, перетащат диваны так, как им это удобно, будут безостановочно наливать себе кофе из Nespresso-машины, пока не иссякнет весь запас капсул, и участники съёмочной группы, конечно же, будут ронять крошки от сэндвичей на пол.
Я ещё работаю редактором в журнале GQ и по-прежнему впечатляюсь несоответствию процесса изготовления глянцевой картинки его результатам. Номер отеля Ritz-Carlton на Тверской, который мы по бартеру арендовали под интервью с подающим надежды артистом Хаски, ещё до начала записи превращается чёрт знает во что. Пока мы в очередной раз двигаем диван, я ещё раз прогоняю в голове всё, что знаю о новом рэпере, который, как я уверен, должен стать феноменом. Он им, в принципе, уже становится: клип «Черным-черно» уже сравнивали с Hotline Bling Дрейка, а в «Пуле-дуре» с рефреном «не хочу быть красивым, не хочу быть богатым» отдельные критики увидел «Винтовку — это праздник!» по версии 2010-х.
Он и впрямь довольно любопытный, этот новый рэпер. Парень из общаги журфака МГУ, попавший туда прямиком из Улан-Удэ. Сначала в свободное от работы на телеканале «Россия» время читал рэп про царя и его колесницу, очевидно отсылая к событиям на Болотной площади в мае 2012 года. После облачился в спорткостюм и стал смотреть в сторону Донбасса, Есенина и Летова с Лимоновым. Мне правда хочется расспросить его о многом, пока он надевает красные штаны и олимпийку Adidas, которые мы с коллегами взяли в шоуруме (бартер!). Ещё никто из нас не догадывается, что эта одежда к рэперу Хаски прирастёт и выбираться ему из него придётся то ли как из плаценты, то ли как змее — из отмершей шкуры.
Мы говорим с ним о Захаре Прилепине, нелюбви к группе Run The Jewels; я, кажется, первый, кто узнаёт у него о том, что вдохновение он черпает не совсем из стихов Есенина, а скорее поглядывает в сторону Бориса Рыжего; что роман с Донбассом у него — вовсе не от старшего товарища, а из собственного любопытства. Ещё он не видит проблемы в том, что активно противопоставляет себя глянцу, но перед нашим интервью успел выступить на вечеринке журнала Esquire, а теперь сидит в дорогущем отеле перед представителем ещё более буржуазного издания.
Красный костюм Adidas мы подарим рэперу сразу после того, как запишем в коридоре отеля ещё и тизер, на котором он читает стихи Бориса Рыжего. Стая павианов покидает номер, оставляя за собой рассыпанные по ковролину крошки и опустошённые кофейные капсулы. Интервью выйдет на сайте GQ через несколько дней и станет в карьере Хаски одним из системообразующих, запустив цепочку событий, о которых мне нужно рассказать дальше. «Какой-то он, конечно, людоед», — говорит мне по дороге в редакцию коллега. Я пожимаю плечами.
***
Пока я копался в обстоятельствах, при которых был снят фильм «Люцифер» о перерождении рэпера в некую новую сущность, я не один раз связывался с участниками съёмочной группы. После того как фильм показали на летнем фестивале Beat Film, мне хотелось окончательно разобраться, что это всё-таки было — череда случайностей или безупречный план по захвату реальности. Часть сотрудников анонимно согласились рассказывать мне о старте длинного перформанса, включающего в себя кино. Вот что ясно: в какой-то момент в 2018 году Хаски стал сильно тяготить образ, прилипший к нему в том числе моими стараниями. Свойство глянца немедленно впиваться в любого нового героя и перемалывать его пришлось рэперу не по душе. Судя по тому, как в итоге был построен сюжет его длинного перформанса, Хаски само слово «рэпер» утомило до ужаса. Примерно со всем этим он пришёл к знакомым из творческой группировки Ataka51 Филиппу Иванову, Дмитрию Горбатому и Алексу Епихову и видеопродакшена широкого профиля Stereotactic. На этой встрече музыкант сообщает, что ему осторчертел глянцевый Хаски, поэтому его нужно каким-то образом убить. Для того чтобы покончить с ним, нужны следующие компоненты: мейнстримовые медиа, методы перформанса и социальные сети.
25 августа 2018 года
Реальность вокруг меня и без того расслаивается из-за маячащего впереди открытия пространства «Рихтер» на Пятницкой, 42. Я уже не работаю в GQ, а возглавляю самиздат, но чаще, чем редактировать тексты, мне приходится работать то грузчиком, то посудомойкой, то барменом, так как рук в особняке решительно не хватает. Пока я таскаю очередной поддон с бокалами, телефон в моём кармане вибрирует. Это сообщение от абонента «Дима Хаски» в моём Telegram так никуда и не делось: «Дарова! Как дела? Есть одна тема такая конфиденциальная».
Конфиденциальной темой оказывается предложение спустя год переснять то самое интервью, которое мы записали в отеле Ritz-Carlton, и опубликовать его там же, на сайте GQ. Хаски передаёт мои контакты другому участнику тотального перформанса, о котором я ещё даже не подозреваю, — режиссёру из творческой группировки Ataka51. На встрече в офисе Stereotactic я узнаю, что Хаски придумал, как покончить с глянцевым доппельгангером, и для этого ему нужен в том числе я. Суть простая: интервью снимаем той же группой GQ, в том же красном костюме Adidas, на том же месте. Режиссёр отдельно спрашивает, не случилось ли чего с теми вещами, в которых я был в кадре год назад, и если нет, то просит быть в них на съёмке.
Мы тратим ещё некоторое время на то, чтобы обсудить саму линию интервью: безусловно, я задам свои вопросы, но важно вывести Хаски и на заготовленный им монолог. Мы ударяем по рукам, но я ещё не догадываюсь, что меня ждёт.
10 сентября 2018 года
Вы уже знаете рецепт превращения дорогостоящего номера элитного отеля в вольер с павианами, но позвольте рассказать вам, как он превращается в кровавую баню. Достаточно добавить к съёмочной группе российского глянца людей, решивших снять концептуальное кино, и поверьте мне: вы надолго это запомните.
Рэпер Хаски в том же красном костюме, я в той же одежде, что и год назад. Разница лишь в том, что рэпер и его спутники из творческого объединения ведут себя несколько нервно, будто собираются реализовать план, о котором неизвестно ни мне, ни съёмочной группе GQ.
Мы долго двигаем мебель и сверяемся с кадрами годичной давности, вспоминаем, был ли включён телевизор на стене или нет, где стоял стол и как лежала моя рука на спинке дивана, будто нас ждёт спиритический сеанс, во время которого мы хотим воссоздать сцену преступления — поглощения артиста глянцем. Но когда сеанс закончится, не выйдет ли, что я и есть убийца, а у Хаски имеются все основания обвинять меня? Гоню эту мысль, начинаем интервью.
Оно не идёт с самого начала. Рэпер крючится на диване, неохотно отвечает на вопросы о том, что делал этот год, и всячески меняет тему под себя. В какой-то момент он начинает нести абсолютную дичь: рассуждает об Иуде, о том, почему круче быть не рэпером, а колдуном — человеком, живущим на границе деревни как мира физического и на границе реальности с миром мистического, о самоубийстве и перерождении. Камера снимает интервьюируемого через мою спину, поэтому не видит, как в этот момент я вздёргиваю бровь.
Спустя некоторое время мы снимаем петлички, съёмочная группа GQ собирается и уходит, в номере остаёмся мы с Хаски и его спутниками из видеопродакшена и творческой группировки. Я захожу в ванную комнату и в первую секунду думаю, что за время нашей беседы в ней успели кого-то расчленить: стены, пол, душевая кабина залиты свежей кровью. Я зависаю на какое-то время, пока меня не возвращает к реальности возникший в дверях за моей спиной один из ассистентов другой съёмочной группы. В его руках бутылка с бутафорской кровью, которую он пришёл разбавить водой, чтобы та выглядела чуть натуральнее. «Э, а тебе лучше, наверное, уйти. Не обижайся», — говорит он. Никто не готов мне ничего объяснять, меня поскорее выпроваживают за дверь. Я иду по устланному мягким ковролином коридору к лифту, оставляя за спиной номер, в котором продолжает твориться чёрт-те что.
***
Как я понимаю сегодня, съёмки интервью для GQ не были первыми. Благодаря своему собеседнику в съёмочной группе я вижу теперь фото бекстейджа всего фильма «Люцифер», из которых могу сделать вывод, что команда работала с начала лета 2018 года, если не раньше. Вот эти фотографии. Например, на этой можно увидеть, как команда Хаски репетировала его повешение, о котором не подозревала съёмочная группа GQ, а вот на этом ту самую бутафорскую кровь в раковине Ritz-Carlotn.
Довольно странно вдруг понять, что твоё существование до какой-то степени может быть срежиссировано. Ты можешь думать, что пускаешься в авантюру, и в принципе так и делаешь, но узнавать, что не видел всей картины, а приключение скользило по заранее проложенным рельсам, то ли страшно, то ли обидно. Я не до конца уверен, что я, пишущий этот текст, и вы, его читающие, сейчас не продолжаем участвовать в упражнениях какого-то режиссёра. Или в нём участвую только я? Или только вы?
11 сентября 2018 года
Утром мне звонит один из режиссёров и говорит, что им нужно доснять ещё одну сцену. Да, она будет использована для другой части перформанса, который мы между собой так не называем. Просит одеться так же, как накануне, и ничего не говорить бывшим коллегам из GQ. Мы продолжаем созваниваться в течение дня, и из разговора выясняется, что меня планируют убить. Точнее, не меня, а героя-журналиста, из-за которого Хаски стал тем, кем не хочет. Я спешно доделываю все дела в редакции, чтобы успеть доехать до «Хлебозавода», где в ангаре назначены съёмки, в итоге опаздываю и ловлю себя на мысли, что это очень по-российски — переживать, что не вовремя приеду на собственный расстрел. Реальность к сентябрю продолжает набухать абсурдом, но он становится всё привычнее, ведь осенью всегда что-то происходит.
Приезжаю на место, меня встречает съёмочная группа, но внутрь мне пока нельзя. Нет, я не могу видеть ту часть съёмки, в которой не участвую, придётся подождать. Я курю возле ангара примерно час, потом робко стучусь в дверь и прошу дать мне проводок от зарядки, чтобы подключить к своему ноутбуку: телефон садится, а я планировал занять время до расстрела редактурой текстов. За ту пару минут, что я нахожусь в ангаре, я успеваю заметить, что бродящий вдалеке Хаски одет в странного вида косуху, камуфляжные штаны и военные берцы. В руке он держит пистолет ТТ.
В ожидании расстрела проходит ещё некоторое время, и вскоре мне разрешают зайти внутрь: пришло время моей сцены. До сих пор не до конца понимаю: что-то пошло не так или это филигранная режиссура — но дальше начинается абсурд. Расстреливать меня планируется из ТТ, заряженного холостыми. Хаски переоденется в тот самый красный костюм, мы снова сядем друг напротив друга на диваны из того номера — вот он, целый сетап, имитирующий интерьеры Ritz-Carlton, посреди ангара, — но интервью кончится убийством всей съёмочной группы и меня заодно. Пока мы обсуждаем это с режиссёром, Хаски бродит по ангару и стреляет в воздух — в замкнутом помещении выстрелы звучат ещё громче. На секунду кажется, что реальность окончательно расслоилась, и в принципе убийство или что-то ещё похуже тоже могут случиться — в конце концов, я же отчасти виновен в создании того персонажа, которого Хаски так старательно хочет отправить в небытие.
«Ребята, у меня патроны кончились», — вдруг оборачивается к нам Хаски из дальнего угла ангара. Судя по лицам съёмочной группы, это в их планы не входило (или нет?), как и появившийся в дверях охранник. Посетителей окрестных бургерных и барбершопов дико напугали выстрелы, поэтому нам предстоит сделать всё в сжатые сроки и поскорее убраться. Я усаживаюсь в кресло, Хаски бежит переодеваться в красный костюм, а съёмочная группа обсуждает, можно ли наложить на видео звук настоящего выстрела и как кому упасть в кадре. Фотограф решает, что завалится лицом вперёд, меня выстрелом вомнёт в кресло, и рука моя повиснет, а звуковик, «пишущий» «интервью», должна будет начать убегать, а Хаски пустит пулю ей вслед. Мы несколько раз репетируем — с криком «бэнг» и без него, но в итоге всё-таки решаем, что с ним даже веселее. Меня не покидает ощущение, что впереди ждёт нечто дурное, особенно когда я краем глаза вижу те самые бутылки с искусственной кровью и перевожу взгляд на свои белые кроссовки.
Камера, мотор. Хаски произносит тот же самый монолог о смерти и колдунах, что и накануне в интервью GQ, после чего резко выхватывает ствол. «Бэнг, бэнг, бэнг!» — я откидываюсь в кресле, фотограф валится лицом вперёд, звуковик бежит, но не спасается. Мы мертвы, а рэпер идёт за бутылкой с искусственной кровью и густо заливает ею весь сетап, после чего, насвистывая, начинает обвязывать диван верёвкой, а другой её конец обматывает вокруг шеи и выходит из кадра. Стоп. Снято. Кажется, все довольны, на кроссовках осталась только капля крови. Охранник в дверях торопит, все закуривают и накидываются на принесённые кем-то бананы и сушки — не менее вечные спутники любых съёмок в этом городе, особенно если во время этих съёмок убивают глянец как идею.
***
В фильме хорошо видно эту склейку: вот Хаски стреляет в меня, а вот выходит в окно Ritz-Carlton и висит некоторое время лицом к шумной Тверской в том самом красном костюме Adidas. На то, чтобы снять этот номер, ушла немалая часть съёмочного бюджета, но сцена удалась. По-прежнему остаётся пробелом история с задержанием рэпера: его втащили обратно в помещение и даже повезли в ОВД, но в итоге отпустили — свой административный арест он получит намного позднее, когда отправится в тур по России, а местные власти начнут срывать ему концерты с таким рвением, что в его защиту поднимутся все видные представители рэп-индустрии и поддержат концертом «Я буду петь свою музыку». На видеоролике, опубликованном в ноябре 2018 года, где краснодарские полицейские стягивают Хаски с крыши автомобиля, никакого костюма Adidas на нём уже нет: он одет в оранжевое худи без опознавательных знаков и тёмные штаны. Что стало с тем красным костюмом — история умалчивает, а мой источник в съёмочной группе так и не смог этого вспомнить.
14 сентября 2018 года
«Я не знал про повешенье! Хаски ебанулся», — написал мне экс-коллега из GQ, посмотрев новости о том, что рэпер провисел несколько минут в окне отеля, где мы недавно брали с ним интервью. Параллельно с этим в сети каким-то образом оказывается снятое с одного ракурса то самое интервью. Как оно утекло из архивов глянцевого журнала или кто снял именно этот кадр — совершенно неясно. В издательском доме задавали вопросы съёмочной группе, но те растерянно разводили руками.
За несколько дней до этого, в принципе, можно было почувствовать подвох: Хаски стал всё чаще мелькать в медиа по странным поводам. То он записал видео, на котором удаляет весь свой новый альбом, то крушит оборудование в студии. История с повешением заставила тогда многих поморщиться. «Дёшево, глупо, не знает, как привлечь к себе внимание», — писали мне коллеги, параллельно интересуясь, знал ли я что-то о перформансе, примерно такими же были отзывы на тематических форумах.
Спустя день на сайте GQ всё-таки вышло то самое интервью, которое в сравнении с предыдущим было отредактировано так, что в него попали длинные тяжёлые паузы, во время которых Хаски долго думает над ответами, а режиссёр снова позвонил мне, чтобы поинтересоваться, не получится ли 15 сентября устроить церемонию прощания с Хаски в «Рихтере», но в итоге для церемонии было выбрано другое место.
***
Ангар, в котором меня застрелили, в прошлые выходные стал пространством для любителей коктейлей, «Рихтер» так и не увидел похорон Хаски, поэтому 16 сентября 2018 года я спокойно встречал свой день рождения за его барной стойкой, наливая вино. Спустя год фильм был показан на фестивале Beat Film, после чего мне стали писать знакомые с вопросами «а как ты там оказался» — и мне снова пришлось объяснять всю историю, что вы прочитали выше. Когда мой источник рассказал мне о том, что для этой истории снова есть хороший новостной повод в виде релиза фильма в сети, я подумал, что теперь-то уж грех им не воспользоваться и не рассказать её от начала и до конца. Впрочем, вполне возможно, что я делаю это в рамках чьего-то чужого сценария, вся эта статья — продолжение длинной мистификации. А может, это вы, читая её сейчас, следуете сценарию, к которому я имею бо́льшее отношение, чем вам кажется. Но это неточно.
Фотографии: Пётр Барабака
