Знакомьтесь: Сардаял — крошечная языческая деревня в Марий Эл на границе с Татарстаном. В неё не попасть на поезде или автобусе: дороги к Сардаялу просто не проложили. Попадая туда, оказываешься в прошлом: дети ходят в деревянную школу XIX века и носят советскую форму, интернета почти нет, работы — тоже. Но Сардаял не собирается медленно умирать, как сотни других деревень в России: местные жители связались с московскими активистами, занимаются робототехникой и программированием и решили провести здесь с 24 по 26 августа фестиваль, где можно научиться делать марийские блины, заняться йогой на рассвете и послушать группу «Самое Большое Простое Число». В Сардаяле надеются, что так привлекут внимание к себе, найдут работу и, главное, добьются строительства нового здания школы. Если старое закроют, деревня постепенно погибнет.
НИКАКОГО ГОРОДА НАМ НЕ НАДО
Директор сардаяльской школы, Полина Владимировна, в телефонной беседе говорит: в 2019 году должно начаться строительство новой школы. Его несколько раз откладывали, но теперь администрация намерена помочь деревне. Старая школа расположена в здании железнодорожного вокзала царских времён: вокзал построили, а железную дорогу так и не проложили. Вот и стал Сардаял закрытой коммуной.
Полина Владимировна надеется, что благодаря фестивалю деревня станет «медийной» и наконец там появится работа. А главное — будет построена новая школа.
— Сейчас районная администрация готовит документацию, и в 2019-м должно начаться строительство, — говорит она. — Хочется, чтобы и спортивный зал современный был, и столовая нормальная (сейчас у нас это отдельное здание, и зимой и летом приходится бегать туда).
Помимо школы и плохого интернета, главная проблема деревни — безработица, грустно вздыхает Полина Владимировна. Она вспоминает: двадцать лет назад существовал колхоз, деревня процветала. Сардаяльских быков весом в две тонны возили на выставки, «даже на ВДНХ», с гордостью говорит директор. Теперь мужчины круглый год на заработках. Ездят в Москву, Йошкар-Олу и дальше, на Русский Север. Иногда в деревне остаются только женщины, дети и старики. Молодым приходится сложно: они хотели бы остаться, но некоторых отсутствие работы пугает.
— Я уроженка Сардаяла, мои родители здесь жили, — рассказывает мне Полина Владимировна. — После окончания школы я уехала учиться в Йошкар-Олу. Был выбор — остаться в городе или вернуться. Я предпочла деревню. Тут хорошо: спокойно, воздух чистый, есть газ, водопровод — все условия для жизни. Тем более мой муж, Платон Моисеевич, также уроженец Сардаяла, ему тоже хочется, чтобы деревня процветала. Муж и жена едины, как говорят. Так что мы без вопросов остались здесь — и никакого города нам уже не надо.
Полина Владимировна мечтает не только о процветании и модернизации деревни: она надеется, что прогресс поможет сохранить марийские традиции. В частности, религиозные. Сардаял окружён семью кусото — молитвенными рощами.
— Есть те, что распределены по родам: род Степановых, род Яметовых и так далее. В роще просят у богов — а у нас их несколько: Бог Солнца, Бог Земли, Бог Ветра, Мать Воды, — чтобы оберегали от бед, от ветра, чтобы урожай был богатый. Православные верят в Иисуса, ходят в храмы. А для нас храмы — это рощи. Нас считают детьми природы. Потому что марийцы всю жизнь проводили в лесах, лес охранял их и кормил. Поэтому, когда ягоды собирали, кланялись, благодарили Бога Леса, что их угостили. Когда ломали ветки, просили прощения у дерева. И сейчас мы охраняем природу. У нас не принято мусорить, особенно в рощах. Они — святые места, там природа первозданная: нельзя собирать травы, ягоды и грибы, рубить деревья.
Полина Владимировна не говорит по-русски, а почти поёт: чувствуется мягкий марийский акцент. В Сардаяле существует собственный говор. Пожалуй, такой можно встретить только в описании в антропологических записях XIX века. Местный марийский отличается от литературного и от говора других деревень: на него оказал влияние татарский — из-за близости Сардаяла к Татарстану.
— У нас есть татарские звуки, которых в традиционном языке нет, — поясняет Полина Владимировна. — Так что конечно Татария влияет на нас, а мы на неё. Вообще раньше мы ходили в татарскую деревню Мерзям, а они к нам. Они умели говорить на марийском, так что и мы говорили на татарском. Бабушки и дедушки, отцы и матери наши свободно говорили на их языке. Мы уже всё забыли.
У жителей Сардаяла и татар похожи не только языки, но и кухня. В одном явное различие: у марийцев есть собственное священное блюдо — блины. Блины похожи на солнце и ассоциируются с богом, повелевающим небесным святилом.
— Марийский праздник без блинов состояться не может. Они — часть любого ритуала, — утверждает Полина Владимировна. — У нас три месяца тому назад была немецкая делегация. Мы их угостили, им наши блины очень понравились. Теперь на фестивале будем давать мастер-класс по блинам и ещё по солениям. Его проведёт моя старшая дочь, Людмила.
Полина Владимировна радостно говорит о фестивале: она не хочет, чтобы Сардаял законсервировался сам в себе. «Не хотим отставать от других, — поясняет она. — Мы же не виноваты, что в сельской местности живём».
УМРЁТ ШКОЛА — УМРЁТ И ДЕРЕВНЯ
Впервые о Сардаяле и местной школе в СМИ заговорили после статьи в National Geographic. Её прочитал и московский активист Роберт. Он влюбился в Сардаял и решил помочь местным. В один день собрался, поехал в деревню, отвез ноутбуки и проектор для школы. Потом связался с образовательным проектом «Кружок», который взялся за организацию летнего фестиваля в Сардаяле. Благодаря Роберту два местных учителя теперь изучают робототехнику и программирование в Йошкар-Оле.
Мы договариваемся встретиться с ним в Парке Горького. Я почему-то ожидаю увидеть зажатого и серьёзного мужчину лет сорока, стойко потеющего в статусном костюме в августовскую жару. Вместо этого приходит молодой человек 29 лет, подтянутый и загорелый. Роберт работает в РУДН, а до этого был учителем начальных классов в частной школе. Мне, привыкшей в школьные годы к бесконечным Галинам Тихоновнам и Ольгам Сергеевнам преклонных лет, непривычно видеть молодого модного преподавателя.
— Почему Сардаял, а не другая деревня? — спрашиваю его. — Ты же мог поехать в Сибирь, на Дальний Восток — куда угодно. Помощь нужна везде.
Роберт пожимает плечами.
— Это вопрос не деревни, а школы. Там она очень старая. Таких — сотни и тысячи по всей России. Если школу в деревне закрывают, дети начинают ездить куда-то в другое место — и постепенно, лет через пять, деревня умирает. Поэтому нужно выбирать из двух зол: или Сардаял исчезнет, как остальные, или останется, сохранив самобытность, но немножко изменившись. Там очень крутая атмосфера, которую нужно поддерживать, а в современном мире сделать это, закрывшись ото всех, не получится.
Идея летнего фестиваля родилась на кухне у Полины Владимировны, когда в Сардаял с образовательным курсом по кодингу приехали ребята из «Кружка». Но устроить фестиваль хочет не только директор: об этом мечтают многие жители деревни.
— Конечно, местные боятся, думают, как всё пройдёт. Тем более что ими интересовались журналисты для одной передачи из разряда «скандалы, интриги, расследования». Я посмотрел записи других выпусков — там истории про изнасилования, преступления. И когда нам позвонили и спросили контакты директора, мы сказали: «Нет, ребят, лучше не приезжайте». У нас задача построить школу, и надо это через позитив делать, а не через посыл из серии «сейчас все сдохнут, перережут друг друга». Возможно, так было бы быстрее, но в долгосрочной перспективе это бы негативно отразилось на Сардаяле, — убеждён Роберт.
Я спрашиваю его, не нанесут ли толпы туристов вред деревне. Роберт отрицательно качает головой.
— Я не думаю, что туда поедут люди, чтобы что-то разрушить: слишком тяжело добираться. И просто так никто не ринется, как мы, — на перекладных, по бездорожью — куда-то пить. Так что в Сардаяле будут те, кому интересно это место.Сам Роберт был в деревне несколько раз. Сардаял — это другая Россия, в которой русский — не главный язык общения. Местные предпочитают говорить между собой на марийском. При этом в школе преподавание ведётся в основном на русском, за исключением двух предметов: марийского языка и марийской литературы.
— Кстати, об образовании, — перебиваю Роберта я. — Почему вы думаете, что местных детей нужно учить программированию и кодингу, а не, скажем, английскому языку? Не самый очевидный выбор для маленькой деревни, отрезанной от мира.
Роберт задумывается.
— Мы решили обучать детей в Сардаяле программированию, потому что база по другим дисциплинам у них есть. Тем более что программирование перестраивает мышление, в том числе под английский язык. Важно научить этому детей, иначе они отстанут.
В РИТМЕ XIX ВЕКА
Впервые с интенсивом по кодингу и программированию в Сардаял приехала команда «Кружка» в рамках своего тура. Они прибыли в деревню в морозном марте, жили неделю в детском саду, отапливаемом у́глем, боролись с вялым интернетом и вынуждены были поехать в другую деревню, чтобы провести занятия с детьми. В итоге у Сардаяла появился собственный сайт, а сделали его ученики местной школы. Теперь «Кружок» занимается подготовкой летнего фестиваля.
С двумя ребятами из проекта, Сашей Братчиковым и Олей Зотовой, мы встречаемся в центре, в минималистичном кафе. Саша и Оля сидят напротив меня, чем-то неуловимо похожие и одинаково улыбчивые.
— С самого начала мы обсуждали фестиваль как нечто, что поможет в том числе решить проблемы жителей Сардаяла, — говорит Оля. — Например, в соседней деревне есть дорога, а у них нет: они находятся на границе миров, и никому до них нет дела. Или, скажем, сейчас у них нет полноценного водоёма. И вот люди за свои деньги — а денег у них негусто, у многих нет официальной работы — наняли трактор, чтобы выкопать озеро. Через два года прорвало плотину — и оно исчезло. Конечно, мы не построим новую дорогу и не выкопаем озеро: у нас нет такого бюджета. Но если нам удастся громко покричать в СМИ, то есть шанс, что жизнь в Сардаяле улучшится.
Оля добавляет, что не нужно представлять себе жителей Сардаяла страдальцами, а жизнь в деревне — как сюжет для «Левиафана». Там нет шатающихся по улицам пьяных, жители ходят чистыми и опрятными. Им не всё равно, где они живут.
— Они готовы всё украшать и улучшать, — говорит Оля.
Саша добавляет, что местные — очень скромные. На занятиях в марте дети вели себя молчаливо и застенчиво. Все как один — прилежные: приходили в класс вовремя и сидели до конца.
— Сардаял, наверное, единственное место, где на занятиях были не только дети, но и взрослые, — говорит Саша. — Как правило, когда мы куда-то приезжаем, взрослые говорят, что будут ходить. Но обычно они отваливаются на втором или третьем занятии: у всех какие-то дела. А в Сардаяле учителя сидели за одной партой с детьми. Отдельный респект им за то, что они не боятся вот так находиться на одном уровне с ребёнком, задавать вопросы и чего-то не понимать.
Сардаял готов открыться внешнему миру, но жизнь там течёт по своим биоритмам. Единственный вариант — подстроиться под них. Так, когда команда «Кружка» приехала в июне пообщаться по вопросам фестиваля, они обнаружили, что деревня вымерла: все жители с трёх утра и до десяти вечера были на сенокосе.
— Мы даже об этом не подумали: у меня в календаре не запланирован «сенокос», например. А местных во время работ вообще нет в деревне. Потому что если ты не успел до дождя всё скосить, то всё пропало. Так что мы приехали, чтобы сделать общий сбор, но не смогли. Пришло на встречу полтора человека. Они очень извинялись. Но с сенокосом ничего поделать не могли, — рассказывает Оля.
При этом местные не отказываются от своих обещаний — и помогают готовить фестиваль. На них практические задачи, на «Кружке» — организационные.
— Из-за фестиваля их привычный уклад разрушиться не может, — заявляют мне Оля с Сашей. — Из Сардаяла в любом случае не получится Барселона, и туда не наедет столько людей, что друг друга будет не разглядеть. А новые люди, их интерес к Сардаялу могут улучшить уровень жизни и дать рабочие места, которых сейчас там нет. Даже банальная торговля молоком, если будет кому его продавать, станет возможностью заработать.
