В каждом городе США есть как минимум один человек, который ждёт московского татуировщика Сергея Картоху. Например, в крошечном Джэксонвилле это Эни, она пытается поймать его в разных штатах, чтобы набить паука с лицом Гого из фильма «Убить Билла». В Нэшвилле это девушка, которая караулит его приезд по три месяца, чтобы сделать простейший портрет. В тату-салоны он приезжает на потрёпанном красном минивэне семьдесят шестого года. Вместо кровати в машине лежит надувная лодка, а вместо кондиционера дует кипячёный воздух Флориды или северный ветер Вашингтона. Сергей рассказал «Батеньке» о том, как он работает в Штатах, гостит в панковских городах и придумывает приключения: закапывает сокровища в лесах Орегона, делает из машины бассейн и устраивает в ней вечеринки.

Однажды я вспомнил, что у меня в Америке есть родственники, и решил навестить их. Приехал во Флориду, но сразу понял, что там скучно. И уже на второй день написал в двенадцать салонов, что я татуировщик из России и могу понакалывать русские криминальные татухи. Мне ответил только один, из Кейп-Корала, что был в трёхстах километрах от меня. Я арендовал тачку и поехал. Там ко мне на сеанс записался школьный учитель труда по имени Дрю. Ему было тридцать, он пришёл делать первые татуировки — воровские звёзды на коленях. Я ему набил одну, замотал колено прозрачной плёнкой, и он в шортах, с подтёками сукровицы на ноге поехал учить детей, а после урока вернулся за второй.

По ночам я складывал задние сиденья седана, ложился на них, а ноги вытягивал в багажник. Я не очень прихотливый, но было весьма неудобно из-за бортика, который отдавливал мне рёбра. Хезер, татуировщица из салона и жена Дрю, узнала об этом и предложила остаться у них. Я прожил у ребят неделю, втроём мы ездили на тусовки по барам, где я перезнакомился со всеми их друзьями. Учил их играть в русские игры: в «слона» и «медведя». А они такие: «Блин, у вас там, в России, все игры опасные?». В «вышибалы» и чехарду уже отказались играть. Вместе мы отмечали Рождество — купили чёрную ёлку, самую дешёвую в «Волмарте», акрил и краску в банках, чтобы покрасить её, если она нам покажется недостаточно чёрной. Закрасили все игрушки, разрисовали цифрами 666, перевёрнутыми крестами и словом «смерть». Ребята стали моими лучшими друзьями в Америке — каждый раз, когда я уезжал, хотел поскорее вернуться в этот город.

Они помогли мне найти клиентов, пробить тур, посоветовали другие салоны. Так я поехал на Север, обрастая новыми друзьями и связями. Через татуировщиков, с которыми познакомился, пробивал контакты тату-студий и направлялся в них. Потом вернулся в Америку во второй раз и проехал всю с юго-востока до северо-запада, работая по пути.

Третий раз я в Америку уже не собирался, но один товарищ в Москве спросил, что там и как. Я решил ему помочь — поехал за компанию, а в итоге остался. Мы тогда путешествовали втроём и спали в моей маленькой «Вольве». У друга было что-то типа клаустрофобии: ему было тесно в машине, он выходил по ночам и тусил на улице. А я давно хотел просторный минивэн, потому что много путешествую и мне нужна машина, в которой можно жить. У меня была мечта поехать на Аляску, как тот дурак из фильма «В диких условиях». Но не потому, что это красивый хипстерский фильм, а потому, что я хотел проверить: умру там или нет. Думал, что круто было бы топить вэн: поставить прямо внутрь печку с трубой и зимой жить в нём. Хоть друг с клаустрофобией уже улетел, я всё равно нашёл по объявлению крутейший вэн семьдесят шестого года и сбил цену с 4000 долларов до 3000. Наверное, скидочный фактор повлиял на моё решение: я купил его и поехал. У меня был стресс — я впервые вёл такую огромную тачку. Сейчас привык и считаю, что это первая машина, которой я горжусь. А до Аляски пока ещё не доехал.

Потом я ещё долго пытался найти предыдущего владельца вэна и рассказать ему свои истории о поездках, но не получалось. Как-то мы поехали с соседом к Кёртису, парню, который реставрировал все старые «Форды» соседа. Он рассказывал, как трансформирует тачки, варит рамы мотоциклов, крыши срезает и припаивает ниже, чтобы круче смотрелось. Я увидел у него вэн с такими же апгрейдами, как у меня: дисками, трубами, стальным рулём и плюшевым салоном. Сказал, что у меня такой же. Он спросил:

— Красный «Фольксваген Додж» семьдесят шестого? С розовой обивкой внутри?

Кёртис сказал, что был первым владельцем моего вэна и так его прокачал. А потом продал и долго не мог найти. И вот он оказался у меня, нашёлся сам.

Недавно я решил, что у меня тут мало друзей, и устроил бассейную вечеринку в вэне. Взял болгарку, дрель — и бассейн собрался сам из того хлама, что валялся у меня в кузове. Как описать этот вечер, который закончился утром? Лето, ты в бассейне у себя в машине, вокруг плавает пивко холодное, каждые десять минут подходят посторонние люди — и ты обрастаешь друзьями.

О Портленде везде говорят, что это столица стиля, а ещё что всё самое модное — татухи, мотики, группы — сделано здесь. Это смесь портового города с деревней. Когда я туда приехал, я офигел. Зашёл в первый же дайв-бар, грязную рюмочную, и увидел в музыкальном автомате все песни любимых панк-групп: Descendents, Cro-Mags, Gorilla Biscuits. 

Первым винилом, который я купил в школе, был альбом группы Tragedy. В Портленде я сходил на их концерт, поймал музыкантов после окончания и сказал: «Чуваки, я офигел, когда впервые услышал, спасибо вам». Мы разболтались, они удивились, что я из России и что у нас тоже пиццу едят. Они тут живут, теперь пиво прохладное пьём по вечерам. Здесь я встретил всех, кем вдохновлялся, когда жил в Москве. Художников, татуировщиков-легенд типа Дерека Нобеля и любимых музыкантов, например, группу Chokehold и грустную певицу S. Мы часто тусуемся вместе, и я не чувствую никаких границ в общении, всё просто супер.

Портленд отличается от других городов. Здесь все жители — молодёжь моего возраста. По-моему, здесь обычных людей вообще нет: все с детства растут скейтерами или панками, и каждый играет в пяти группах. Местные занимаются своими ремесленническими хобби: кто-то держит студию шелкографии, кто-то печатает книги старыми методами, а кто-то тачки собирает. Многие сами выращивают фрукты и овощи на стол. Это будто город максимально думающих людей. Тут на каждом шагу стоят фургончики, в которых чуваки готовят и продают веганскую еду. И она такая вкусная, что я чуть сам веганом не стал.

Я очень угорел по мотокафе, тут их как минимум два: «See See» и «Two Stroke». Когда я зашёл в «Two Stroke», у меня завязался диалог на два часа с типами, что там работают, а ушёл я с желанием вернуться обратно минут через десять — так там круто. И в том, и в другом кафе посетители покупают масло и весь стафф, который может понадобиться для путешествия на мотоцикле, и, пока пьют кофе, смотрят книги с фотками из странствий или историями байкеров. А «See See» устраивают гонки на мотиках прямо по песчаному побережью океана.

Есть сатанинская пиццерия, которая называется «Sizzle Pie» — «Шипящий пирог». Поразило меня там всё: начиная с того, что пицца нереально вкусная и с тематическими названиями: «Веганский ангел ада», «Баффало 666», «Ди-бит», «Туз пик», «Удачи в тюрьме» (с соусом из водки), и заканчивая тем, что играет стоунер и сладж. Везде волшебники нарисованы, продаются футболки со смертью, которая режет пиццу косой. Каждый месяц они вывешивают новые плакаты мрачных местных художников в одном экземпляре, которые посетители тут же раскупают. Ещё я нашёл бар «Лавкрафт», где всё люто по оккультизму и где тусят настоящие сатанисты, а не такие, какими мы притворяемся, когда блэк-метал играем.

Поначалу у меня вообще не было клиентов в Портленде. Я ходил в бары, рассказывал, что приехал из России, бью татухи по всему земному шару. Начал делать бесплатно, потому что это было лучше, чем сидеть без работы. Придумывал акции: в пятницу, 13 делал татуировки по 13 баксов, собирал деньги в детские дома, бил бульдогов за донейшн, который отдавал приюту для бульдогов. Днём делал татухи, а ночью рисовал картинки и придумывал новые эскизы. Потом дело пошло, и вот уже те, кто били бесплатно или по акциям, приходили ещё по пять раз, но уже за нормальный прайс, да ещё и друзей звали. Здесь сработала схема, что нужно трудиться в поте лица, чтобы всё получилось. И если есть программа действий, всё получается в десятки раз продуктивнее. Надо распределять время, прикладывать максимум усилий туда, куда требуется, расставлять приоритеты и иметь алгоритм достижения целей. А их обязательно надо ставить. И смотреть, как развиваются другие люди в этой же сфере. Я решил, что мой путь лежит через эти места, и я вижу, как здесь расти. Тут есть на кого смотреть и у кого учиться, а в России мало кто стремится к высокому уровню татуировки. Ещё тут гораздо проще себя обеспечивать, чтобы ещё оставалось время на учёбу, мастер-классы и отдых.

Когда я учился в колледже, мы бухали шумными компаниями по двадцать человек. Тусовки, концерты вместе с большой толпой друзей. Через несколько лет я жил в квартире, и моя кухня разрывалась от товарищей и песен. Я читал кучу книг типа Петра Кропоткина, Уильяма Морриса, Френка Харриса. Хотелось, как в этих книгах, жить в классном месте с лучшими друзьями, играть там концерты, заниматься всякой фигнёй, вести своё хозяйство и забыть навсегда о метро и будильнике. Я нашёл такое место, когда ехал в Сан-Франциско по Тихоокеанскому шоссе вдоль океана. На парковке у дороги стоял старый винтажный грузовик, весь рваный, а рядом висел гигантский плакат «Тыквенные пироги». Там я обнаружил тыквенную ферму, на которой живут панки. Они все такие на стиле: чёрные венсики, в пыли рабочих будней и с отличной музыкой на всю ферму из колонок. Выращивают тыквы, едят их и продают в своём маленьком магазине. Вся мебель у них с помоек и барахолок, на столах лежит куча старинных игр 30-х и 50-х годов. У них нет ни кассы, ни кассира, только коробочка лежит, где в ячейках разложены купюры по номиналу: пятёрки, десятки и мелочь. И маленькая вывеска: «Положи сколько хочешь денег и возьми сдачу». Над каждой партией пирогов написано, под какие песни на виниле панки их с любовью приготовили.

Я стараюсь подавать каждому бездомному и подбирать всех автостопщиков. Потому что раньше я сам много ездил на попутках и так увидел мир, завёл везде друзей. Вот я и стараюсь возвращать. Потому что нельзя только брать, нужно и отдавать. Вообще автостопщики здесь в большинстве странные. Как-то одного подобрал. Задавал ему какой-нибудь вопрос, он пять минут молчал и только потом отвечал. Я высадил его на заправке у его города. Он открыл окно, выбросил через него спальник, потом открыл дверь и убежал. Ни дверь, ни окно не закрыл и спальник не подобрал. Мне кажется, если я таких чудаков не буду подбирать, больше никто этого не сделает.

Мне здесь не хватает друзей детства, безумия нашего. С американцами гораздо легче заводить знакомства, чем с русскими, но стать друзьями сложнее. Потому что они слишком занятые и расставляют приоритеты в пользу оплаты своих счетов и налогов. Это мы, русские, привыкли без денег и с кучей друзей. Здесь все пересекаются только в кафе да в барах, как будто повод для встречи — это нежелание завтракать в одиночестве. Едят, болтают ни о чём, а потом разъезжаются по домам каждый на своей тачке. А для меня дружба — это когда ты лежишь с товарищем на полу, и вы до утра вспоминаете интересные истории, а дома нечего есть и нечего пить, и вы один пакетик чая по пять раз на двоих завариваете. 

В Юджине живёт мой русский товарищ Давид. Мы постоянно ездим друг к другу в гости и пьём водку в захолустных салунах, пускаем ракеты из колы и «Ментоса», завариваем «Роллтон» на костре под «Джейн Эйр» и «Стигмату». С ним я вспоминаю о моём босоногом детстве, искренности и родных шутках.

Как-то мы встретились, и я решил, что нам нужно поехать в секонд, купить лампаду и лазить по лесу. Конечно, нам был необходим сундук. Какая история обходится без сундука? И сокровищ. Набрали подсвечников, блюдец, подносов в антикварном, оставалось найти только лопату. Хотели копать веслом, но нашли кухонную лопаточку для блинов. Потом пошли в древний лес с лампадой: это вам не айфоном светить! Копали, копали, хотелось максимально глубоко закопать. Лампада, кухонная лопаточка, сундук с сокровищами — картина абсурдная. Думали, что копам сказать, если приедут. Казалось, что мы впервые в жизни ничего незаконного не делаем, а оправдываться всё равно надо. Закопали, а потом поняли, что забыли в сундуке всю еду на эту ночь. Потом до дома в угаре еле доехали.

Вообще, я думаю, что жизнь — это провести день в бедности, но с друзьями или кого любишь. Опоздать на работу, но дослушать в машине любимую песню. Спланировать маршрут, а свернуть в самом его начале не туда.

Самый лёгкий способ остаться здесь легально — найти подругу, которая за тебя выйдет. Странная штука, но со мной всё выходит наоборот: подруги сами находят меня. В первый раз это произошло в Сиэтле. Я делал татуировку клиентке из соседнего города, Беллингхема. И она сразу говорит: «Давай, я угощу тебя обедом вместо чаевых?», а после пригласила меня в гости в свой город. Я решил, что это крутой повод исследовать север. Как только я приехал, она сказала: «А что бы тебе тут не остаться?». Давай поженимся и всё такое. У неё были огромные безумные глаза, и я решил, что она, наверное, серийный убийца, раз такие решения принимает так легко. Ну, я и слился.

Ещё в Сан-Франциско как-то забил девочку, мы даже не разговаривали во время сеанса. Потом я уехал во Флориду и поставил ей лайк под какой-то фоткой. Она сразу мне написала: приезжай, погуляем. Я сказал, что не смогу, и в шутку предложил приехать ко мне во Флориду. Она сразу же взяла билет и должна была прилететь через неделю за три тысячи миль. Всю неделю она писала мне истории о том, что рассказала обо мне маме и сестре. Как они ей подбирали свадебные платья, и скидывала мне фотки этих платьев. Она прилетела на три дня, улетела и опять звала жениться. А я молодой, я не хочу так. Ну, я опять слился. 

Теперь такая же история в Портленде. Может, они думают, что это такой классный способ флирта? Не знаю. Мне кажется, что тут какое-то другое значение слова «любовь».