В этом году телеканал Discovery Channel отмечает двадцатилетие своего вещания в России, то есть уже два десятилетия его ведущие задаются самыми странными и неочевидными вопросами, чтобы отправиться исследовать мир вокруг, — в общем, как и редакция вашего любимого самиздата. В честь этой даты «Батенька, да вы трансформер» попросил авторов канала рассказать, как с научной точки зрения устроен механизм, заставляющий человека лезть в самые причудливые дебри мироздания, — любопытство.

Давным-давно не было ни одной далёкой-далёкой галактики — было всё и ничего, упакованное в сингулярность. Но примерно 14 миллиардов лет назад Большой взрыв заставил сингулярность выйти из зоны комфорта, разбросав потоки энергии и частиц материи на колоссальные расстояния. Инерция этого взрыва наделала много шума — в том числе породила Землю и её обитателей, которые вот уже несколько сотен тысяч лет пытаются осознать, что делать дальше. Быть человеком — непростая и иногда очень незавидная участь, особенно в XXI веке, когда приходится разгребать весь этот постапокалиптический бардак в условиях кайнозоя, цифровой эпохи, эры Водолея и общества 5.0.

Но есть и хорошие новости. Чтобы подсластить человеку пилюлю, эволюция (или тот, кто за неё ответственен) собрала ему с собой походный рюкзак со всеми необходимыми рефлексами, физиологическими реакциями и потребностями. Помимо инстинкта самосохранения и размножения в стартер-пак вида Homo sapiens входит ещё целый набор приятных вещей, которые укладываются в пирамиду Маслоу. Почти на самом верху располагается потребность, которая ещё на заре цивилизации стала своего рода фонариком: её свет помогал не только выживать, но и развиваться, отвоёвывая у тьмы несколько сантиметров окружающего мира, делая его понятнее и, значит, как минимум предсказуемее. Эта потребность и сегодня заставляет младенцев тянуться к подвешенным над колыбелью игрушкам, а взрослых — бесконечно скроллить ленту в социальных сетях или гоняться за бозоном Хиггса. Это потребность в познании, сборе и освоении новой информации. Это — любопытство, древнейшая врождённая программа, встроенная в нас на физиологическом уровне.

Один из базовых механизмов любопытства — ориентировочный рефлекс. Он постоянно находится в ожидающем режиме, готовый активироваться в ту же миллисекунду, как только поступит сигнал от нейронов новизны, — они безостановочно мониторят окружающую среду и сравнивают текущую модель с той, что была мгновение назад. Классический ориентировочный рефлекс демонстрируют, например, собаки, которые склоняют голову набок, приподнимают уши и всем своим видом выражают сосредоточенное внимание, стоит им только услышать, увидеть или почуять что-то новое. Человек проявляет ориентировочный рефлекс постоянно — он настолько привычен, что мы не замечаем его, как не обращаем внимания на процесс дыхания или ходьбы. Это врождённый импульс, который подталкивает нас безотчётно считывать информацию о спонтанно возникающих раздражителях. Он заставляет притормаживать, когда на знакомой дороге вдруг попадается что-то необычное — новый знак, надпись на стене, перекрашенный дом, спиленное дерево. Он подталкивает поворачивать голову и водить носом в поисках источника нового запаха. Он отвечает за то, что человек оглянулся на звук, не имеющий к нему отношения, — недаром академик Павлов окрестил его рефлексом «Что такое?». Ориентировочный рефлекс обитает в среднем мозге, как и многие другие важнейшие физиологические функции. Это древнейший центр обработки новой информации, без которого наше предки не смогли бы выжить. Что это за животное? Откуда этот непонятный звук? Кто это крадётся в темноте? В эпоху, когда человечество ещё не изобрело Хичкока, можно было бы и не придавать значения странным теням, шарахающимся у входа в пещеру, неопознанным следам, шорохам и поведению птиц, однако недремлющий ориентировочный рефлекс оберегал новорождённый человеческий вид от вторжения, как Хеймдаль — вверенный ему Бифрост: это мне незнакомо, поэтому немедленно возьми на заметку. При этом, как отмечает доктор биологических наук профессор кафедры физиологии человека и животных биологического факультета МГУ Вячеслав Дубынин, «потенциал любопытства» нарастает в ходе эволюции позвоночных — в том числе млекопитающих. К любопытству, направленному на изменения во внешней среде, очень быстро присоединяется социальное любопытство — стремление получить информацию о других особях в стае и сообществе.

Человек, задавая вопросы и находя на них ответы, вроде как выбрался из пещеры Платона: он представляет, как устроен мир, уже не списывает гром и молнии на гнев божий и не лечит сифилис ртутью. Несмотря на определённый сохраняющийся градус мракобесия вокруг, можно констатировать, что стадию первобытного выживания мы уже миновали и сегодня наслаждаемся заслуженной технологической эпохой. Зачем тогда организму атавистические программы вроде любопытства, если от них не зависит напрямую физическое благополучие? Для этого есть несколько причин.

Во-первых, любопытство не случайно находится наверху пирамиды Маслоу: это базовая, но в то же время возвышенная программа саморазвития. Она устремлена в будущее: в момент реализации смысл её неясен, но через некоторое время может принести пользу. Вячеслав Дубынин объясняет, что исследовательское поведение человека — самый наглядный пример такой «отсроченной» пользы. Мозг очень любопытен сам по себе, и новая информация и процесс её поиска для него не менее важны, чем еда, вода, безопасность и прочие витальные категории.

Во-вторых, эволюция с самого начала кроила человека по такой мерке, что он ничего не делал просто так: любое действие должно было приносить какую-то измеримую пользу. У любопытства, помимо функциональных бонусов, есть и мощное физиологическое подкрепление — дофамин. Именно он формирует нейрохимическую основу положительных эмоций, в том числе и тех, которые возникают в процессе познания, открытия чего-то нового, созидания и творчества. Этот нейромедиатор — важнейшая составляющая «системы подкрепления» мозга, которая подталкивает нас к поиску новизны и создаёт основу для обучения. Человек устроен так, что ему физиологически приятно получать новую информацию: чувство удовлетворения, а иногда даже яркого удовольствия, которое дарит дофамин в процессе постижения неизведанного, и становится наградой за сам процесс. В 2007 году исследователи установили, что часть нашего мозга, ответственная за функционирование механизма награждения, активируется, когда мы ожидаем найти что-то неизвестное, новое, — точно так же, как у собак Павлова вырабатывалась слюна в ответ на звонок в предвкушении кучки мясо-сухарного порошка (сравнение не самое лестное, но с физиологией не поспоришь).

Конечно, мы не совсем уж всеядные и в вопросах любопытства проявляем избирательность. Вячеслав Дубынин комментирует: «Что-то в нас заложено с рождения — в том числе определённая настроенность на более эффективную работу с разными типами информации. В качестве „обратной связи“ такая настроенность проявляет себя потоком положительных эмоций, обусловленных именно решением математических задач, или конструированием роботов, или рисованием, или участием в исторических пьесах. Это очень сложно детектировать с помощью ЭЭГ или фМРТ, но хороший педагог и любящий родитель обязательно заметят, ведь ребёнок показывает это всем своим поведением: „Мне это нравится!“ Важно пробовать многое, разные типы деятельности — чтобы не пройти мимо этих всплесков позитива, которые указывают на конкретную одарённость и часто становятся предпосылками будущего выбора профессии или хобби на всю жизнь. Но работает и противоположный вариант: даже если явной предрасположенности нет, занятость в той или иной сфере деятельности настраивает мозг именно на данный поток сигналов, и мы начинаем ему радоваться (как говорится, „стерпится — слюбится“). В реальной жизни обе ситуации сосуществуют, но первый вариант, конечно, делает человека более счастливым и целеустремленным». 

Вячеслав Дубынин также добавляет, что «кратковременное», ситуативное удивление — это ещё не гарантия запоминания информации. Люди часами сидят в новостных лентах, а потом не могут толком пересказать, что читали, радуются смешным историям и забавным мемам, но через пару часов не могут их вспомнить. Если определять интеллект как способность к операциям с информацией, то этому мы, конечно, тоже учимся, и это один из столпов педагогики — вкладывать в голову не факты, но алгоритмы «вычислительных операций». Мы учимся этому на основе любопытства, радуясь появлению новых навыков и возможностей, подражая нашим учителям и усложняя нашу уникальную «нейронную модель мира» — тот информационный слепок окружающей среды, который постепенно развивается и усложняется в высших центрах коры больших полушарий.

Итак, любопытство — программа, с самого начала инсталлированная в мозг и ориентированная на выживание, которую в процессе эволюции закрепила нейронная цепочка «новая информация — выброс дофамина — положительные эмоции». Казалось бы, что может быть плохого в этом механизме: тут тебе и новые знания, и позитивное подкрепление — узнавай и радуйся, владей информацией и миром заодно. На самом деле реальность в эпоху тотальной цифровизации, по сути, превратилась в одну большую дофаминовую кнопку: информации стало слишком много — и она доступна в любое время, в любом месте («информационный фастфуд»). Мы привыкли к постоянному информационному потоку и к тому, что узнать что-то новое можно просто по щелчку пальцев. Проводник в этот мир цифрового гедонизма, разумеется, смартфон, с которым мы не расстаёмся даже в ванной. Почти любая свободная минута превращается в повод разблокировать телефон: ждём лифт или едем в нём больше пяти этажей, стоим в пробке или идём по переходу в метро, торчим в очереди за человеком, на котором зависла касса, гуляем с собакой, едим, ждём автобус — в эти моменты большинство из нас точно полезут в интернет. Да и во время работы мы то и дело отвлекаемся на него — даже если нет никаких оповещений.

Социологи, родители, дауншифтеры и прочие луддиты кричат о психологической зависимости от смартфонов, и речь действительно идёт о психологической и физиологической аддикции. Мозг «подсел» на дофамин, связанный с новизной, как на любой другой стимулятор, привык получать его постоянно и с каждым разом требовать всё больше. При этом чаще всего бывает, что конкретно сформулированного запроса нет — есть просто потребность узнать что угодно, увидеть новый пост, лайк, комментарий, отклик, впрыснуть дозу новизны. Некоторые идут ещё дальше: специально отключают звуки уведомлений и проверяют смартфон каждые две минуты. В этот момент у них и вырабатывается дофамин, который дарит приятное ощущение предвкушения: неизвестно, увидит ли человек заветный значок, сигнализирующий о входящих сообщениях, но потенциальная возможность его увидеть — достаточный стимул, чтобы потянуться к телефону. Эта система ожидания доступного счастья играет с нами злую шутку: становится сложнее концентрироваться на продолжительных действиях, а люди ходят по городу как зомби, подключённые к автономным и горячо любимым дофаминовым капельницам.

За всем этим с любопытством (куда без него!) наблюдают маркетологи — вернее, нейромаркетологи. Люди думают, что накопленные знания, опыт и понимание законов окружающего мира сделали их неуязвимыми для рекламной индустрии, однако с незавидной частотой попадаются в безобидные капканы кликбейтинговых заголовков: чёрт побери, да что же там за 17 причин полюбить брюкву прямо сейчас? Ещё вчера у меня не было ни одной — а тут целых семнадцать. Или другая популярная схема составления заголовков — иррациональное соседство, набор слов, которые на первый взгляд никак не связаны друг с другом. Например — «Лёд, бекон и экстрасенсы: как запускали первый дирижабль». Мозг, обработав этот заголовок, скорее всего, не найдёт ни одного совпадения — у него нет этого паттерна, связи между этими понятиями, он не понимает, как это вообще можно разместить в одном предложении, не набравшись предварительно стимуляторов до состояния берсерка. А столкнувшись с неизвестным и непонятным, мозг подталкивает нас проявлять любопытство: иди посмотри, что там, мне нужна эта информация, на её основе я построю новые ассоциативные связи, которые, возможно, пригодятся в будущем. 

Вячеслав Дубынин отмечает, что чрезмерное любопытство иногда может принимать субманиакальные формы. Стремление к новой информации, как и любая другая биологическая потребность, может «зашкаливать». В тяжёлых случаях нужны нейролептики или транквилизаторы. В лёгких, собственно, важно понять, мешает ли это чрезмерное любопытство жить самому человеку и, что особенно важно, его окружающим. Если да — то нужно использовать общие приёмы, развивающие волевой контроль, «дрессировать» свой мозг на то, чтобы не сплетничать, не зависать на просмотре ТВ, в интернете, помнить, как разнообразен мир и велики его возможности.

Любопытство заводит далеко, как гласит слоган юбилейной кампании Discovery Channel в честь 20-летия, проведённого с российскими зрителями. Оно открывает нам мир и делает его знакомым, понятным, подчиняющимся — и помогает осваивать новые территории. Марсоход, запущенный в 2011 году с исследовательской миссией, называется Curiosity («любопытство») — имя ему придумывали школьники, и оно победило в интернет-голосовании, опередив такие варианты, как Adventure («Приключение»), Amelia, Journey («Путешествие»), Perception («Восприятие»), Pursuit («Стремление»), Sunrise («Восход»), Vision («Ви́дение»), Wonder («Чудо»). И в принципе, это вполне объяснимо: приключения, путешествия, стремления и прочие чудеса начинаются с древнего импульса — с любопытства, которое и заставляет нас делать первый шаг в неизведанное.

Впрочем, бывает и так, что любопытство «засыпает» — нам ничего не интересно, и жизнь идёт по нисходящей траектории «не-огорчения», вместо того чтобы подниматься к радости. Вячеслав Дубынин поясняет: «Уснувшее любопытство — это плохо, это путь к депрессии, ведь выключается один из важнейших источников положительных эмоций (и притока дофамина в нейросети). Важно прислушаться к мнению друзей, близких, коллег и дать „втянуть“ себя в новые сферы деятельности. Эти сферы не обязательно могут быть напрямую связаны с любопытством, но любая активная деятельность (расширение профессиональных навыков, общение, творчество, волонтёрские и гуманитарные проекты, просто прогулки, путешествия, пусть и небольшие) потребует привлечения новой информации — и ваши центры любопытства обязательно „встрепенутся“». Отличное пособие — книга Алекса Корба «Восходящая спираль», написанная нейробиологом, подверженным депрессии: она расскажет, как шаг за шагом помочь своему мозгу вспомнить, что такое приток дофамина, и очнуться от летаргии вялости и равнодушия к этому разнообразному и полному неожиданностей миру.