Верхом на ракете: как учили летать в космос

Изданы воспоминания американского астронавта Майкла Маллейна «Верхом на ракете», посвящённые программе многоразовых полётов Space Shuttle. Опередившая время и не использованная даже на четверть своих возможностей система оказалась самым опасным среди всех пилотируемых средств в истории космонавтики, унеся жизни четырнадцати астронавтов. Самиздат публикует главу этой совершенно неполиткорректной книги об обучении будущих астронавтов.

Мы набрасывались на учёбу так, словно от этого зависело нечто большее, чем жизнь, нечто более важное — наше эго.

Оценок и контрольных работ в ходе обучения не было. У нас была намного более сильная мотивация, чем та, которую даёт любая письменная работа, — мы сами. Кредо военного лётчика говорило само за себя: «Лучше смерть, чем позор». Никто не хотел позориться перед коллегами. Мы набрасывались на учёбу так, словно от этого зависело нечто большее, чем жизнь, нечто более важное — наше эго.

Окончив курс обучения на тренажёрах, имитирующих локальные задачи, мы перешли к SMS (Shuttle Mission Simulator) — устройству, воспроизводящему полёт шаттла в целом. Их было два, и каждый был основан на точной копии кабины корабля. Вариант «с неподвижным основанием» в соответствии со своим названием был зафиксирован. На нём отрабатывали орбитальную часть полёта. Вариант «с подвижным основанием» применялся для имитации выведения на орбиту и возвращения. Его кабина была смонтирована на шести гидравлических «ногах», которые могли наклонять её вправо-влево и вперёд-назад, а также трясти, имитируя маневры при запуске и посадке. Тренажёр напоминал гигантское насекомое-мутанта из научно-фантастического фильма. В обоих тренажёрах SMS на окна проецировалась компьютерная графика, демонстрировавшая грузовой отсек, манипулятор, полезные грузы, цели для сближения или посадочную полосу. Тренажёры были связаны с Центром управления полётом (ЦУП) для проведения комплексных тренировок; таким образом, экипаж отрабатывал работу на орбите с той же командой в ЦУП, которая позднее должна была наблюдать за ним в реальном полёте.

Работой на тренажёре руководили главный оператор — сокращённо «симсуп» (Simulator Supervisor) — и его команда. Сидя за компьютерными экранами в отдельной комнате, эти инженеры могли имитировать сбои в работе оборудования и следить за тем, как реагируют на них экипаж и ЦУП. Симсупы были настоящими исчадиями ада. Астронавты шутили, что главный оператор в течение нескольких недель перед тренировкой соблюдает обет безбрачия, носит ботинки на размер меньше своего и крахмалит нижнее бельё, чтобы почувствовать себя жалким и несчастным.

Через несколько секунд после условного старта оператор имитировал неисправности, которые требовали от экипажа борьбы с отказавшим двигателем, перегревшимся гидравлическим насосом, утечкой в системе реактивного управления или коротким замыканием в электрической системе. Астронавты, обучавшиеся навыкам выведения на орбиту, в шутку переиначивали Ascent Skills (навыки выведения на орбиту) в Ascent Kills (выведение на орбиту убивает). Это было преувеличение. Цель имитации состояла не в том, чтобы «убить» экипаж. Если «полёт» заканчивался катастрофой, это означало, что сценарий либо плохо продуман, либо плохо выполнен. Симсупы и их команды придумывали задания, которые доводили астронавтов и ЦУП до предела возможностей. Их мудрость и упорство проявились затем в полётах. Ни один экипаж не был потерян в полёте оттого, что не был должным образом подготовлен. Ни в одном полёте не было сорвано выполнение полётного задания из-за недостатков наземных тренировок.

«Запомните эту картину... потому что в ближайшие 11 месяцев вы этого не увидите. С этого момента вы умерли и попали в ад».

Занимаясь в первый раз на тренажёре, моделирующем полёт, я живо вспомнил день прибытия в Вест-Пойнт. Там один старослужащий велел мне расслабиться и посмотреть вокруг, чтобы оценить очарование кампуса. «Мистер Маллейн, посмотрите хорошенько. Вот мыс Трофеев и великолепная река Гудзон, а вот знаменитая протестантская церковь. Запомните эту картину... потому что в ближайшие 11 месяцев вы этого не увидите. С этого момента вы умерли и попали в ад. Головой не вертеть, смотреть прямо вперёд, мистер!»

Мой первый «полёт» на псевдочелноке был похожим. Оператор позволил нам насладиться прописным вариантом выведения на орбиту. Мы чувствовали грохот двигателей (имитируемый тряской гидравлических опор), увидели на компьютерной картинке, как уходит вниз башня обслуживания, ощутили рост перегрузок (его имитировал увеличивающийся наклон кабины), испытали удар и вспышку при отделении ускорителей и с удовольствием дошли до момента отсечки маршевых двигателей (Main Engine Cut-Off, MECO). После этого, перезапуская свой компьютер, симсуп сказал: «Надеюсь, вам понравилось. Вы видели эту красоту в последний раз». Он был почти прав. За свои 12 лет в NASA я видел на тренажёре штатное, без неисправностей, выведение только трижды. Всякий раз это происходило непосредственно перед отлётом в Космический центр имени Кеннеди для участия в реальном полёте. Несмотря на то, что о них рассказывали обратное, у симсупов было сердце. Они хотели, чтобы мы шли в реальный полёт с хорошим настроением, увидев то, что, как можно надеяться, мы увидим и через несколько дней при старте, — полностью штатный подъём в космос.

Были и другие тренажёры помимо SMS. Астронавты готовились к выходам в открытый космос в огромном крытом бассейне, предназначенном для отработки операций в невесомости (Weightless Environment Training Facility, WETF). В бассейне были установлены копии шлюзовой камеры шаттла, его грузового отсека и полезных грузов. Мы одевались в скафандры весом 135 килограммов, и кран опускал нас в воду; аквалангисты добавляли балласт с таким расчётом, чтобы мы висели в воде на заданной глубине. Это состояние «нейтральной» плавучести было неплохой имитацией того, что человек чувствует при реальном выходе в открытый космос, когда приложенное к инструменту усилие порождает равную по величине и противоположную по направлению реакцию. Тренажёр WETF способствовал проектированию инструментов, поручней, средств фиксации для ног, без которых делать работу в невесомости невозможно.

Был тренажёр для приобретения навыков работы с изготовленным в Канаде дистанционным манипулятором (Remote Manipulator System, RMS). Лаборатория, в которой происходили эксперименты с манипулятором (Manipulator Development Facility, MDF), состояла из макета грузового отсека в натуральную величину (18 метров в длину и 4,5 метра в диаметре) и полностью функциональной 15-метровой роботизированной руки. Гигантские наполненные гелием шары изображали «невесомые» полезные грузы. Эмэсам надлежало стоять перед копией пульта в задней части кабины шаттла, смотреть через задние иллюминаторы в грузовой отсек и управлять манипулятором. Мы поднимали из грузового отсека эти гелиевые шары и/или помещали их в грузовой отсек, отрабатывая соответствующие операции на орбите.

Работа с роботизированной рукой была настоящим испытанием. С камеры на её конце изображение шло на экран в кабине. Глядя на эту картинку и используя одновременно две ручки управления, мы старались довести рабочий орган манипулятора до успешного захвата объекта. Одновременно действовать двумя руками и отслеживать движение цели на дисплее (как мы предположительно должны были захватывать сво- бодно летящий спутник) — всё равно что одной рукой похлопывать себя по голове, а другой делать круговые движения по животу. Это требует практики. Чтобы помочь нам наработать навыки отслеживания цели, инженеры обеспечили движущуюся мишень, свисавшую с потолка здания.

На одной из тренировок с манипулятором я применил вновь полученные навыки, чтобы подразнить Джуди Резник. Из расписания я знал, что она следующая в очереди, и ждал, когда Джуди войдёт в здание. Когда она сделала это, я повернул конец руки робота с камерой так, чтобы та следила за Джуди. Девушка посмотрела вверх и увидела огромную лапу, которая ныряла, качалась и поворачивалась, отслеживая каждый её поворот, и поняла, что это я. Джуди остановилась, и я подвёл руку, будто собирался схватить её, а потом медленно развернул кисть так, чтобы камера сканировала Джуди с головы до ног. Войдя в кабину, она улыбнулась и сказала: «Свинья ты, Маллейн». Я тоже улыбнулся и сделал вид, что не понимаю, о чём речь, но, конечно, Джуди была права.

Хватало одного полёта на этом самолёте, чтобы понять, за что его прозвали «рвотной кометой».

Работу на тренажёрах SMS, WETF и MDF я всегда ждал с нетерпением, но был ещё один, без которого я бы предпочёл обойтись, — самолёт для полётов в невесомости, прозванный «рвотной кометой» (Vomit Comet). Это был модифицированный «Боинг-707», из которого убрали большую часть кресел и обили мягким материалом внутренние поверхности салона. Стартовав с Эллингтон-Филд, пилот уходил в сторону Мексиканского залива и устраивал там «американские горки». При очередном взлёте он отдавал штурвал вперёд с таким расчётом, чтобы траектория самолёта полностью определялась силой тяжести. В результате в течение примерно 30 секунд самолёт находился в свободном падении, и всё в нём в это время было невесомым. Освободившиеся от ремней астронавты летали в своей мягкой камере. В конце «нырка» пилот выводил самолёт с двойной перегрузкой, прижимающей всех к полу салона. Затем он прибавлял газ, вновь поднимался на 10 000 метров и проделывал всё сначала. В подобном полёте обычно процесс повторялся около 50 раз.

Хватало одного полёта на этом самолёте, чтобы понять, за что его прозвали «рвотной кометой». Эта машина была фабрикой по производству блевотины. Уже при наборе высоты в воздухе ощущался лёгкий запах желчи. Подобно сигаретному дыму, который навсегда въедается в обои и портьеры в доме человека, привыкшего выкуривать по две пачки в день, запах желудочной жидкости пропитал сам алюминиевый скелет машины. Когда однажды её состарившиеся кости продадут на металлолом и переплавят, даже новый алюминий будет сохранять аромат желудочного сока.

Я быстро понял, что видеозаписи для публики, где астронавты на «рвотной комете» улыбаются и кувыркаются, сняты на первой и второй «горках», потому что к десятой параболе невесомости кто-нибудь уже отступал в кресло, чтобы выложить содержимое желудка. Далее следовала цепная реакция, как при ядерном взрыве: запах свежей блевотины распространялся по салону, и ещё несколько человек не выдерживали. Всё больше людей сдавались. Даже те, кто пытался устоять против запаха, дыша через рот, не могли защитить остальные органы чувств, так как издаваемые несчастными утробные звуки заполняли всё пространство, подобно лаю своры немецких овчарок. К двадцатой параболе ещё оставалось несколько улыбающихся лиц. К тридцатой некоторые уже желали, чтобы органы управления самолётом обледенели, а сам он грохнулся в море на скорости 1 100 километров в час, прекратив их страдания. И всё же оставалось счастливое, не подверженное укачиванию меньшинство — они продолжали улыбаться, радостно вопить и кувыркаться и просили ещё и ещё. Я их ненавидел.

Туалет на шаттле по сути представлял собой пылесос.

Из всех тренажёров NASA ни один не врезался в память так, как тренажёр бортового туалета. Он стоял в комнате рядом с неподвижным SMS, так что астронавты могли упражняться на нём параллельно с работой на «большом» тренажёре. И такая практика определённо была нужна.

Туалет на шаттле по сути представлял собой пылесос. (Не пробуйте проделать это дома!) Мочеприёмником служил шланг с отсосом с разными съёмными воронками для женщин и для мужчин. Из-за сильного всасывания в правилах использования было предупреждение: мужчины не должны допускать, чтобы наиболее дорогая им анатомическая деталь входила в воронку слишком глубоко. Если бы астронавт по невнимательности допустил засасывание причиндала в трубу, ему смело можно было присвоить квалификацию циркового фрика, выступающего под баннером «Смотрите все на самый длинный и тонкий пенис в мире!»

Моча собиралась в бак и раз в несколько дней сбрасывалась в космос. Позднее мне предстояло узнать, что эти сбросы являют собой великолепное зрелище. Жидкость замерзает тысячами ледяных кристаллов и улетает в космос, подобно трассирующим пулям.

Приспособление для сбора твёрдых отходов жизнедеятельности также использовало поток воздуха как средство очистки. Пластиковое сиденье устанавливалось на «транспортировочную трубу» диаметром около 10 сантиметров и длиной примерно 5 сантиметров. Пользователь садился, пристёгивал ремни и подтягивал рычаг, открывающий крышку транспортировочной трубы и включающий вентиляторы. Экскрементам надлежало попадать в большой контейнер в форме луковицы непосредственно под пользователем. Твёрдые отходы не выбрасывались за борт, а оставались внутри туалета — несомненно, к большому облегчению остального человечества. Если бы их стали сбрасывать в космос, это придало бы новый смысл явлению метеоритного дождя.

Особенно сложной инженерной проблемой было обеспечить средством сбора мочи женщину во время выхода в открытый космос.

Проектирование туалета было, в сущности, завершено к тому времени, когда члены TFNG приступили к тренировкам по обращению с отходами, однако пилот «рвотной кометы» с базы Эдвардс рассказал мне кое-что о начальном периоде работы над его конструкцией. В ней участвовали медсёстры-добровольцы, которые выполнили сотни параболических полётов на невесомость. Они выпивали целые галлоны холодного чая и в ходе параболических полётов опорожнялись в ассенизационные устройства различного вида. Среди добровольцев по испытанию устройства для сбора твёрдых отходов жизнедеятельности была одна женщина в звании лейтенанта ВВС. «Рвотная комета» стояла на рулёжной дорожке со всем оборудованием в полной готовности к взлёту, словно ядерный бомбардировщик в разгар холодной войны. И, подобно экипажу тех бомбардировщиков, пилоты «рвотной кометы» находились в постоянной готовности к зашифрованному боевому приказу... нет, не от президента Соединённых Штатов, а от лейтенанта, почувствовавшего характерный дискомфорт в организме: «Я готова!» И тогда все бежали к самолёту, запускали двигатели, и самолёт, взревев, уносился ввысь. Он начинал свои параболы, и испытуемой предоставлялось множество 30-секундных интервалов невесомости, чтобы очистить кишечник. Где бы мы могли найти мужчину, способного на такое?

Особенно сложной инженерной проблемой было обеспечить средством сбора мочи женщину во время выхода в открытый космос. Использование катетера отвергли почти сразу — слишком опасно и неудобно. Памперсы — мало приятного. Самое экзотическое решение было плодом инженерной мысли одного гинеколога. Он предложил использовать для сбора мочи внутренний объём вагины. Перед облачением в скафандр женщина должна была ввести внутрь себя персональную форму, установив внешний мочеприёмник с соответствующим уплотнением на мочеиспускательное отверстие. После чего мочу можно было аккуратно извлечь. Требовался испытатель для опробования конструкции, объявили поиск добровольцев. Откликнулась Кэнди.

Кэнди была беззаботной секретаршей службы управления полётами базы Эллингтон с отличным чувством юмора, которая спокойно относилась к выходкам астронавтов с задержкой в развитии. Однажды она подтащила кресло и присоединилась к нашей группе — мы ждали, когда поднимется туман, чтобы взлететь на 38-х. Несколько астронавтов из моряков соревновались в сочинении историй о странных татуировках, которые им приходилось видеть. Один из них вспомнил фотографию мужской промежности, выставленную в окне татуировочного кабинета на Филиппинах. На обоих бёдрах были изображены огромные слоновьи уши, которые придавали пенису вид хобота. (Кто говорит, что мужчины не понимают собственных чувств?) Кэнди смеялась вместе с нами.

Уже позже, во времена нашей астронавтской карьеры, на какой-то вечеринке она вспомнила о том, как в качестве добровольца испытывала этот самый влагалищный контейнер для сбора мочи. Гинеколог изготовил устройство, и она пыталась его использовать, но с сомнительным успехом. В конечном итоге от этого варианта отказались, решив, что памперсы всё же являются наилучшим решением. Кэнди закончила свой рассказ так: «А устройство осталось у меня и стоит дома на кофейном столике». Услышав это, я поперхнулся так, что пиво брызнуло через нос. Мне живо представился гость Кэнди, который берёт этот девайс в руки и спрашивает: «А что это за странная финтифлюшка?» Я сказал Кэнди, что NASA должно было дать ей медаль или по крайней мере сделать для устройства красивую подставочку с подписью администратора NASA и со словами: «За службу не за страх, а за совесть».

В NASA есть тысячи безымянных мужчин и женщин, которые работали над тем, чтобы отправить астронавтов в космос и придать нашей жизни там некоторую долю уюта. Я слышал, как один астронавт сказал: «Мы встали на их плечи, чтобы достичь орбиты». В случае Кэнди и других испытателей ассенизационных устройств мы стояли на других частях их тел.

Во время наших примерок космического обмундирования мы столкнулись ещё с одной деталью сбора отходов — настоящим кошмаром для мужчины. Нами занимались юные девицы в белых халатах, вооружённые измерительными лентами, штангенциркулями и планшетами. Они измеряли наши черепа, руки, конечности и ступни, чтобы правильно подобрать шлемы, перчатки и скафандры. Попав на эту процедуру, я был остроумен и очарователен, как актер Бёрт Рейнолдс. Я представлял собой новый бренд астронавтов, пригодных для скафандра. Бутылка текилы вряд ли могла принести мне больше удовольствия.

Подобно обвинительным актам, на столике были выложены четыре кондома разного размера.

Я отодвинул занавеску и смело шагнул вперёд, ожидая попасть в помещение для примерки нижнего белья. Но я ошибся. Я вошёл в ад для мужчин. Забудьте о том, что вы можете взорваться на шаттле. Это был настоящий ужас. Подобно обвинительным актам, на столике были выложены четыре кондома разного размера.

Так я узнал, что презерватив с отверстием на конце был частью мужского устройства для сбора мочи, надеваемого под систему водяного охлаждения скафандра. Один конец «резинки» надевался на пенис, второй соединялся с нейлоновой ёмкостью, закреплённой на поясе. Моча должна была проходить через кондом и через односторонний клапан в нейлоновую ёмкость. После запуска, посадки или выхода в открытый космос (три случая, когда бортовой туалет недоступен) комбинацию из кондома и ёмкости, или мочеприёмник (Urine Collection Device, UCD), можно было снять и выбросить. Поскольку Господу было угодно жестоко пошутить, создав пенисы разного размера, NASA приготовило четыре разных кондома. Хорошенькая девушка по другую сторону занавески должна была записать мой размер к себе на планшетку, чтобы в моём личном шкафчике на шаттле, когда я наконец полечу в космос, лежали подходящие изделия.

Засовывать вялый пенис в презерватив — это примерно как пытаться запихнуть пасту обратно в тюбик.

Я выбрал самый большой кондом. Как известно, астронавты — самые рьяные соперники на свете. Начиная от автографа и кончая резинкой, мы должны быть лучше всех, быстрее всех, умнее всех... и больше всех. Если бы на этом столике лежал хулахуп, мужчина-астронавт схватил бы его с надеждой в душе.

Я вцепился в своего маленького съёжившегося дружка и начал работать. «А нет ли у вас чего-нибудь побольше?» — нервно пошутил я, обращаясь к девушке за занавеской. Уверен, раньше ей не приходилось слышать такого вопроса.

«Почему они не могут поставить мужчину собирать эту информацию?» — подумал я и тут же решил: так было бы ещё хуже.

Засовывать вялый пенис в презерватив — это примерно как пытаться запихнуть пасту обратно в тюбик. Наконец я сумел загнать животное в стойло и пару раз встряхнуть, чтобы убедиться, что резинка остаётся на месте. Она упала на пол, впору было отправиться за ней следом и моим тестикулам. Меня как будто кастрировали. Очевидно, мне не придётся занять первое место в этом состязании. Конечно, я мог соврать и сказать, что мне нужен максимальный размер, но это означало бы напрашиваться на катастрофу во время выхода. Если кондом не подойдёт, то он протечёт или вообще свалится, и в этом случае костюм водяного охлаждения, как губка, впитает мочу. Мало того, что это очень неприятно — это наименьшая из проблем. Над несчастным астронавтом будут потешаться до конца его дней.

Наконец я подобрал подходящий вариант и назвал размер девушке, едва не добавив: «Но вы должны знать, что с этим я сделал троих детей!»

Много лет спустя астронавты пришли в ярость, когда медицинские данные одного из пилотов попали в прессу. Кто-то из газетчиков задавался вопросом, можно ли допустить к командованию важным полётом шаттла человека, которого лечили от камней в почках. Астронавты кипели от злости, уверенные, что эту личную медицинскую информацию как-то умудрился выдать Отдел лётных врачей. Среди всего этого шума я сказал товарищу из числа TFNG:

— Мне наплевать, пусть они напечатают мою историю болезни в The New York Times. Я лишь надеюсь, что страница с размером моего кондома навсегда заперта в подземельях горы Шайенн.