Наша читательница из Минска Марина Семенченко, уроженка Крыма, отправляется изучать для раздела Познание суровые белорусские закусочные. Ведь говорят, что знакомство с национальной кухней — один из лучших для туриста способов узнать страну. Правда, есть подозрения, что в основном так говорят поклонники неторопливого и комфортного отдыха в европейских городах вроде Барселоны и Праги, которые устанавливают на своих планшетах карты вышеупомянутых городов, заранее составляют маршруты, а находившись по улицам и площадям, садятся в каком-нибудь ресторане сфотографировать испанскую паэлью или запотевший бокал чешского пива. Но Марина их не осуждает, а, наоборот, поддерживает.
Я ничего не люблю сильнее, чем комфорт и пожрать. А когда много лет живёшь в пасмурной стране, где произрастают в основном картофель и свекла, желание как следует отъесться во время поездок становится острой необходимостью. Это я про Беларусь, ребята.
Я живу здесь уже шестнадцать лет и настолько привязалась к Минску, что порой испытываю нежность даже к стеклянной глыбе Национальной библиотеки и лету с температурой воздуха +15. Единственное, с чем мне до сих пор не удалось сродниться, — это пугающий белорусский фаст-фуд. Пока юная и любимая мною белорусская нация робко пытается нащупать свою идентичность в этнических орнаментах на футболках и белорусском языке в рекламе мобильных операторов, я, приезжая, давно разглядела эту идентичность на прилавках. Зажаренные до тёмно-ржавого цвета вокзальные пирожки и беляши. Смажни с манящими островками варёной колбасы и изящной решёткой майонеза. Рыжие чебуреки из рыхлого толстого теста, мало похожие на своих южных собратьев. Всё это с момента моего переезда из Крыма вселяло в меня страх и напоминало, что я не дома и вообще винтер из камин.
Справедливости ради, должна сказать, что в вопросах кулинарии я не обладаю должной закалкой. В детский сад я не ходила, поэтому ад манной каши с комочками и хлебных котлет мне неведом. Я росла в щедром и плодородном Крыму, в семье, где любят и умеют готовить. Это значит, что на Пасху я ела домашние, тяжёлые, ярко-жёлтые внутри куличи с пышными шапками взбитого белка и набухшим изюмом. А зимой мы открывали янтарное варенье из абрикосов. И знаете, что было внутри каждого медового абрикоса? Никакая не косточка! Специально помещённый внутрь миндальный орешек там был. Или вот чебуреки. Знаете, что такое чебурек? Тут — как с гоголевской украинской ночью: вы не знаете. Настоящий чебурек — это такой жёлтый, почти прозрачный полумесяц с резным краешком. Кусаешь тонкое тесто, а внутри горячий ароматный бульон. Снаружи тесто промасленное и хрустящее, с пупырышками от жарки, а внутри гладкое и впитавшее в себя вкус и запах пряной начинки. Если у едока есть сердце, то к моменту, когда он доходит до мяса (а это пара укусов), он должен плакать. Этот опыт, видимо, и стал причиной пропасти между моим избалованным желудком и бледными нордическими смажнями.
Известный ветеран минского фаст-фуда — сеть киосков «Хутка-смачна». «Быстро и вкусно» то бишь. Во времена моей студенческой юности заведений, работавших круглосуточно, практически не было, поэтому островки возле этих неказистых ларьков всегда собирали по ночам усталых путников. Такие встречи бывали интересными. Можно было в три часа ночи познакомиться с мужчиной и убежать с ним на вокзал за белорусским коньяком и сосисками в тесте, например. Проснуться после этого на остановке, допустим. Всё это случилось с моей интеллигентной подругой, которой, пожалуй, стоит самой написать об этих похождениях в самиздат.
Со временем я и мои студенческие друзья становились взрослей и степенней, а город комфортнее и богаче. Всё реже возникали ситуации, когда, шагая по городу в разудалой компании часа в четыре ночи, вдруг нестерпимо хочешь теста с майонезом. Сегодня, кажется, молодые горожане всё чаще берут такси, чтобы проехать из одного заведения в другое, или собирают кулинарную вечеринку дома, чтобы приготовить какую-нибудь лазанью. Место легендарных «ходунов» и «златок» занял стрит-фуд в виде моднявой азиатской лапши в коробочке, смузи в стаканчике или бургера на палочке. Мне стало казаться, что звезда «Хутка-смачна» гаснет, и я решила проверить, сохранилась ли за этими скромными старожилами общепита функция, как теперь говорят, общественного пространства. Собирают ли они вокруг себя экзотических ночных странников, как раньше? Возможно ли там столкновение с Другим?
Оказалось, ещё как.
Уже несколько лет «Хутка-смачна» — это не только крохотные ларьки, но и павильончики, которые до двенадцати ночи работают как кафетерий, вмещающий в себя человек пять, а после — как горящее в ночи окошко, где отважные продавщицы угощают посетителей чаем, растворимым кофе и широким ассортиментом диковинных блюд. Названия, вид и состав этих блюд — отдельная занятная тема. Легендой Минщины, определённо, остаётся «златка», эдакая мини-пицца, которая хранится замороженной и разогревается по просьбе клиента. Помимо сыроватого и сероватого теста в состав блюда входят клочки загадочной колбаски, кетчуп или томатный соус, зелень, сыр и нежная паутинка майонеза. Когда я укусила «златку», то никакой разницы ни во вкусе, ни в текстуре перечисленных ингредиентов не ощутила. «Златка» полностью однородна. Она слегка липкая и недоприготовленная по всей толщине. При этом я ни разу не слышала, чтобы ими кто-либо травился.
С будоражащими меня вопросами я отправилась в «Хутка-смачна», находящуюся возле студенческих общежитий, трамвайной остановки и клуба «НЛО», над входом которого нависла бутафорская летающая тарелка. По моей задумке, такая локация должна была обеспечить приток интересной публики, я ведь ждала столкновения с Другим, помните? По дороге к павильону я встретила компанию подростков, мальчиков и девочек лет шестнадцати, высыпавших из гостиницы «Спорт». На них была спортивная форма, и они жизнерадостно матерились. Двое из ребят собирались было зайти в «Хутка-смачна», но потом они все вместе решили пойти в «Спорттовары» напротив. Юные спортсмены из гостиницы «Спорт» пошли в «Спорттовары». Это было крепкое начало.
Через пару минут ко входу направились два парня, вместе с которыми я и зашла внутрь. Судя по шлёпанцам одного из них, они были студентами Политеха, живущими в общаге неподалёку. Техническая интеллигенция. Второй, по сравнению со своим приятелем в тапках, выглядел в рубашке и брюках почти щеголевато. Первый заказал маленькую «златку». Между ними произошёл диалог, ради которого стоило затевать эту вылазку:
Человек в тапках:
— А ты что будешь? Карпаччо, нахуй, под перепелиными, блядь, яйцами?
Щёголь в рубашке (флегматично и с лёгким удивлением):
— Почему под?
Человек в тапках:
— Ну, над… Тебе прям гнездо туда положат.
Смеясь, второй заказал «ходун» — рыхлую булку с сосиской, что-то вроде хот-дога. Первый рассеянно произнёс, изучая ценники:
— Кетчуп, что ли, подорожал…
После задумчивой паузы он дал совет товарищу:
— Бери беляш, не прогадаешь! Убойная масса!
Они явно были опытными посетителями. Я подумала, что это хороший предвыборный слоган: «Бери беляш — не прогадаешь!». Взяв у вежливой продавщицы зелёный чай, я встала за стойку у окна, неподалёку от студентов. Жуя, первый задал риторический вопрос о названии блюда:
— Почему, блядь, «ходун»?»
И правда, почему?
— Я после неё себя чувствую так же, как до.
— А как ты хотел?
— Я хотел от неё кончить. Всё, я курить…
Во время этого драматичного диалога вошёл немолодой мужчина кавказской или среднеазиатской внешности. (Один опытный петербуржец очень потешался надо мной и моим другом из-за того, что мы не умеем различать представителей многочисленных народностей этой части мира. Ну что ж, в Минске действительно мало мигрантов, зато я наконец получила вожделенного Другого). Он заказал маленькую «златку» и кофе и, получив заказ, вышел на улицу. В окно я увидела, как он сел на водительское сиденье такси и с удовольствием перекусил. После незатейливой трапезы он смачно и неспешно затянулся сигаретой.
Параллельно продавщица взволнованно обсуждала по телефону мелкое недоразумение с кладовщицей или работницей другой точки. Сюда по ошибке привезли булочки для французских хот-догов на 700 000 по накладным (по нынешнему курсу это больше 2 000 российских рублей), а сосисок и других ингредиентов не доставили. Она спрашивала грузчика, но он ответил: «Что дали — то и привёз». Тон разговора был неконфликтным, а скорее оживлённым и деловым. Вначале продавщица оговорилась и сказала «французские ходуны», вызвав мой восторг. До того, как стало ясно, что это ошибка, передо мной пронеслись межкультурные гастрономические шедевры в виде бледной булки с начинкой из трюфелей или виноградных улиток, политых кетчупом. Жаль, что это была всего лишь оговорка! Пока ответственная продавщица разговаривала с коллегой, в павильон зашёл хорошо одетый парень с большим пакетом из суши-бара. Он явно не выглядел завсегдатаем этого места. Прервав телефонный разговор, он просил, сколько стоит кола.
— Двадцать тысяч?! Да ну нахер!
Разъясню читателям, что 20 000 белорусских рублей — это примерно 65 рублей российских по нынешнему курсу. «Да ну нахер!», — подумала и я, решив закругляться, чтобы переварить полученные впечатления и вернуться на следующий день.
В следующий раз я пришла позже, около двенадцати, как раз в тот переломный момент, когда из павильона исчезают последние голодные студенты, он закрывается, и симпатичная блондинистая продавщица с маникюром любовно расставляет на витрине бутылки кока- колы и открывает гостеприимное окошко. Перед закрытием было многолюдно. Очередь человек из десяти змеёй изогнулась в тесном пространстве.
Другой парень по телефону громко обсуждал, что можно прийти к нему на ночь «погамать», потому что у него мощный комп, только чуть позже: «Есть просто так хочу. Так, что переночевать негде». Неожиданно было видеть в этой обстановке девушку с ярким макияжем, в кожаной куртке и леопардовых лосинах. Оказалось, всё просто: она пришла за сигаретами.
Я купила чай, впоследствии оказавшийся «Императорским», и «златку» с кетчупом и майонезом (гулять так гулять!). Пока я с тревогой думала, как бы подобраться к «златке», внутрь вошли двое мужчин кавказской внешности, дорого одетых, с удивительно вежливой и грамотной речью. Не подумайте, удивительно не для кавказцев, а удивительно вообще. Удивительно было и то, что небедные, трезвые, интеллигентные дяденьки попросили сотрудницу ларька продать им стаканы, чтобы распить что-то на улице. После долгих препираний типа «одни стаканы продать не могу!» и «да мы всегда так делаем!» принципиальная продавщица всучила им два чая и два дополнительных пластиковых стаканчика. Один из дядек со вздохом попросил пакетик сахара: «Что-то мне несладко». Выходя наружу, мужчины обсуждали общего знакомого, работающего в охране президента. Загадочные.
Как часто бывает, в поиске ответов на свои вопросы я не только их не нашла, но и задалась кучей новых. Эта непредсказуемость вообще-то хороша, потому что она делает жизнь полем для постоянных открытий. Я шла понаблюдать за пьяным трэшем, а встретила трогательных и очень разных людей, которые почему-то соглашаются на гораздо более невкусную еду, чем они заслуживают. Почему — я не знаю. Может быть, потому что они устали, а может быть, это и составляет ту самую национальную идентичность, о которой я писала вначале. Я бы очень хотела, чтобы эти трогательные и разные люди, которые водят такси, ходят в шлёпанцах, «гамают» с друзьями в компьютерные игры и делают маникюр, ели более вкусную еду и ходили в более красивые библиотеки.
Я вышла после полуночи. Милая продавщица закрыла за мной дверь. Я спросила, не страшно ли ей сидеть одной всю ночь в этой соул-китчен и не случается ли опасных ситуаций. Она простодушно ответила, что всегда закрывает обе двери, но вообще «бывает всякое». Какое это «всякое» — она не конкретизировала, может, лучше мне и не знать. С улицы я наблюдала, как женщина продолжает заботливо наводить порядок на прилавке, разворачивая бутылки колы, что аж по двадцать тысяч, этикеткой наружу. Рядом возле дорогой машины допивали свой чай и тихо беседовали приятели человека, который, по их словам, охраняет президента. А мне в темноте хорошо думалось о странной судьбе, которая заставляет таких симпатичных женщин в ночи продавать незнакомцам «златки» с кетчупом и майонезом.
