Легендарный путешественник и специалист по культуре Тибета Иван Дорджиев возвращается на страницы самиздата с циклом рассказов о своём путешествии в один из самых труднодоступных регионов планеты — долину Пемако. О том, как британские военные и шпионы целый век пробирались сквозь джунгли и горы на севере Индии, чтобы заполнить последнее белое пятно на карте, а обнаружили тайную святыню тибетского буддизма и совершили последнее Великое географическое открытие и как сам Доржиев повторил их путь, — в первом рассказе нового цикла самиздата.

Эта история началась очень давно, в то время, когда Индия ударилась в Азию и породила Гималаи. Гималаи росли год за годом и ломали миропорядок, сложившийся за прошедшие геологические эпохи. Мешали течь рекам в океан. Самые большие и сильные реки — Инд, Брахмапутра и Сатледж — устояли и проточили проходы к океану сквозь растущие горы. Теперь они текут в бездонных ущельях. Самое глубокое из них и глубочайшее в мире — ущелье Брахмапутры, а район вокруг него расположен у самой границы Южного Тибета и Северо-Востока Индии и называется Пемако.

Пемако устроен по образу агрессивной землеподобной планеты из научной фантастики. Тут и там из джунглей торчат ледяные глыбы семитысячников. Климатические пояса перемешаны вдоль и поперёк — самое влажное место в мире граничит с сухим Тибетским плато. Район сейсмически нестабилен, циклопические сели и оползни обрушивают целые леса в узкие ущелья, по дну которых несутся реки. Прорвав запруды, эти реки потом смывают деревни ниже по течению. В джунглях живут тигры, медведи, лающие олени, дюжина видов ядовитых змей, из которых кобра — самая безобидная. Древесные пиявки прыгают с листьев и за секунды добираются до кожи, чтобы напиться крови. Укус гигантского шершня надолго выводит из строя здорового человека, известны и смертельные случаи. До конца XX века никто и не помышлял строить здесь дороги.

Веками по склонам вились лишь выбитые в камне опасные узкие тропы, по которым нельзя было пройти без мачете, а через ущелья были перекинуты ненадёжные мосты из лиан. Первым европейским исследователям удалось добраться сюда только в конце XIX века. Каждый из них открывал свои несколько километров и уступал дорогу следующему. 

Ещё в середине XIX века Британское Королевское географическое общество (КГО) включило Пемако в список величайших загадок планеты вместе с географическими полюсами Земли и джунглями Амазонии. Открытие в таком районе гарантировало золотую медаль КГО — высшую награду, о которой мог мечтать учёный-географ. Последнее громкое открытие в Пемако было сделано в 1998 году, через сорок с лишним лет после покорения Эвереста.

Точно как и с полюсами, кабинетные учёные разработали множество замысловатых теорий о географии района. Огромная Брахмапутра, кормилица миллионов, являлась людям долин из узкой щели в непроходимых Гималаях, но где её исток? Сегодня известно, что она берёт своё начало от тибетской Ярлунг-Цангпо, одной из самых труднопроходимых рек мира, но ещё сто лет назад теорий было множество. Картографы были согласны в одном: река, которая на сотне километров длины теряет два километра по высоте, не может терять их плавно. На Брахмапутре обязан быть колоссальный водопад.

Проверить кабинетные теории было непросто. В XIX веке, почти как сейчас, Тибет был полностью закрыт для иностранцев и нарушителя границы ждала смертная казнь. Тогда для изучения Тибета Британская картографическая служба придумала пандитов — шпионов, которые под видом паломников к святым местам ходили по Тибету и собирали данные, на основе которых англичане рисовали карты Страны снегов.

В пандиты отбирали людей из соседних с Тибетом районов, обязательно с прекрасной памятью на числа и готовых пожертвовать жизнью ради куска бумаги с разноцветными значками. Неудивительно, что отбор прошли совсем немногие. Удивительно, что такие люди вообще нашлись. 

Перед отправкой в Тибет пандиты тренировались. Они должны быть проходить большие расстояния по пересечённой местности шагами равной длины, учиться пользоваться компасом и секстантом. Для них изготавливались специальные чётки из ста бусин, а не ста восьми, как принято у тибетцев. Каждая десятая бусина была крупнее и с шероховатой поверхностью, чтобы легче было отличить на ощупь. С помощью чёток и ровных шагов пандит определял пройденное расстояние. Широту и долготу он определял с помощью портативного секстанта, компаса и половинки кокоса, наполненной ртутью. Работать с секстантом он мог только по ночам, когда весь караван спал и зеркальная ртуть позволяла установить уровень даже при свете звёзд. Высоту места он узнавал, опуская градусник в воду, которая закипает по мере подъёма над уровнем моря на всё меньшей и меньшей температуре.

Все данные, полученные за день пути, пандит должен был запоминать, чтобы ночью записать их на узкую ленту бумаги, уложенную внутри молитвенного барабана вместо свитка с мантрами. Барабан был идеальным тайником для разведданных — его никогда не проверяли на границе. И всё же, несмотря на чертовскую изобретательность Британской картографической службы, большинство пандитов в какой-то момент переставали выходить на связь. И многие — в свою первую экспедицию. 

Наин Сингх, работавший под псевдонимом «Пандит № 1», сумел пройти сотни километров вдоль Ярлунг-Цангпо, нанести на карту её среднее течение и укрепить гипотезу о том, что эта река и есть Брахмапутра. Благодаря ему на карте мира появился город Лхаса и путь к нему из Британского Раджа. Лорды и пэры ценили его и называли «великим». Наин Сингх стал первым в истории неевропейцем, получившим золотую медаль КГО.

Укреплённая гипотеза требовала доказательств. Другому пандиту была поставлена задача добраться до места, где Ярлунг-Цангпо ныряет в Гималаи, заготовить там 500 брёвен (при том, что в Службе понятия не имели, есть ли там лес вообще), нанести на них специальный знак и в установленный день сбросить брёвна в реку. Если они будут обнаружены плывущими по Брахмапутре в Ассаме, то гипотеза будет доказана. Пандита звали Кинтуп, он был неграмотным портным из Сиккима, а место, куда он должен был добраться, потом назовут Великим Поворотом Брахмапутры. 

Прикрытием миссии служил уважаемый китайский лама, под видом слуги которого Кинтуп должен был пересечь Тибет и добраться до Пемако. Миссия пошла не так с самого начала. Как только они въехали в Тибет, лама ударился в такое отчаянное пьянство и блядство, что скоро у миссии кончились деньги. Лама быстро нашёл выход — он продал Кинтупа в рабство в одной из деревень по дороге к Великому Повороту, а сам забрал лошадь и все навигационные инструменты пандита и с ними растворился на просторах Центральной Азии. Но Кинтуп своего дела бросать не собирался и через семь месяцев нашёл возможность бежать. 

Он шёл по ночам, днём прятался в кронах деревьев, питался корнями и травой. Голодный и смертельно уставший, он продолжал двигаться к месту, о котором не знал ничего, кроме того, что должен срубить там 500 деревьев. Разумеется, топора у него с собой не было. Не доходя полсотни километров до Великого Поворота, Кинтуп увидел, как под деревом, на котором он прятался, прошли посланные на его поиски тибетцы. Он добежал до ближайшего монастыря и отдался на милость настоятеля. Тот оказался добрым человеком и заплатил за Кинтупа 50 рупий его прошлым хозяевам. Теперь Кинтуп должен был несколько лет работать на монастырь, чтобы вернуть потраченные настоятелем деньги.

Выручила его буддийская смекалка. Кинтуп, когда не работал, всё время читал мантры, и скоро лама уверился, что его новый сотрудник очень набожен. Так Кинтуп получил право иногда отлучаться в паломничества к святым для буддистов местам. Свой первый отпуск Кинтуп посвятил не заботе о душе, а заготовке деревьев. Сквозь джунгли продрался он к реке, нашёл большой грот и устроил там дровяной склад. Второй отпуск он потратил, чтобы сходить в Лхасу и сообщить в Британский Радж, что брёвна заряжены и через год будут сброшены в воду. Он отшагал много сотен километров один, через земли, кишевшие разбойниками, без денег и оружия, ночуя в пещерах и просто на снегу. Когда Кинтуп попросился в паломничество в третий раз, настоятель освободил его от всех обязательств. Кинтуп поблагодарил ламу и отправился спускать брёвна в воду. Затем, с чувством выполненного долга, он меньше чем за год смог добраться до Индии.

Его миссия в Пемако продлилась пять лет и могла бы стать величайшим географическим открытием. Но не стала. Письмо, которое он отправил из Лхасы, не дошло. Международная почта тогда работала ненадёжно, особенно в странах, о которых остальной мир почти ничего не знал. Пять сотен маркированных брёвен сплавились по Брахмапутре и незамеченными уплыли в Индийский океан. Офицер, отправивший его в Тибет, вернулся в Британию и там умер, не оставив после себя документов о миссии Кинтупа. В Картографической службе никто не поверил в невероятные приключения неграмотного оборванца, но один человек всё же хорошо запомнил его рассказ.

До начала XX века географическая наука продолжала считать Пемако белым пятном. Всё бы ничего, но по мере приближения Первой мировой Англия всё больше опасалась, что белое пятно может содержать в себе маршрут, по которому в Индию могут проникнуть войска Российской империи. Нежелание внезапно обнаружить казачий разъезд на севере провинции Аруначал привело к тому, что в 1911 году военная британская экспедиция Вильямсона двинулась из Ассама в сторону Пемако вверх по Брахмапутре. Там она была радушно приглашена к столу одним из местных племён и полностью вырезана во время обеда. В 1913 году в игру вступает один из ферзей «Большой игры» — британский офицер Фредерик Бейли. Он делает ставку на свою удачу, скорость и скрытность и отправляется вдвоём с товарищем, без вооружённого эскорта. 

Удача не изменяет Бейли, и он без потерь проходит через территорию, контролируемую племенами джунглей. В Пемако Бейли выходит к Брахмапутре и обнаруживает, что рассказ Кинтупа в точности совпадает с тем, что он видит собственными глазами. Фредерик Бейли был из тех людей, которые умеют жить красиво. Он восстанавливает честь старого пандита, доказывает гипотезу о том, что Брахмапутра и Ярлунг-Цангпо — это одна и та же река, и там же, в Пемако, находит новый вид мака, необычного голубого цвета, который будет назван в его честь — Meconopsis baileyi. Золотая медаль КГО.

Из-за узости и глубины ущелья Брахмапутры Бейли не смог пройти участок около 50 миль вдоль реки. В 1924 году британский «охотник за растениями» Фрэнк Кингдон-Ворд пытается пройти этот промежуток и найти на нём предсказанный водопад. В результате его экспедиции на карту нанесено ещё 45 миль реки. Белым пятном остался только «пятимильный зазор» (five miles gap), который так будет называться ещё три четверти века. Кингдон-Ворд привёз в Лондон сотни неизвестных науке видов растений, прочёл в КГО лекцию о том, что гигантский водопад Брахмапутры — романтический миф, и получил золотую медаль за свои исследования. Географическая наука признала, что водопада не существует, и забыла про «пятимильный зазор».

XX век подходил к концу. Эра географических открытий считалась давно ушедшей в прошлое, больше нечего было открывать. Географы, когда-то создававшие историю, выродились и стали школьными учителями. Золотые медали КГО теперь получали кабинетные математики и популяризаторы науки. И только горстка авантюристов, считавших себя наследниками тех самых первопроходцев, не уставали искать, куда воткнуть флаг со своим именем, перед которым большими буквами будет написано «первый в мире человек, который…» Один из них, американец Ян Бейкер, увлёкся историей Великого Поворота Брахмапутры. 

Несколько раз он приезжал в Тибет, собирал (вероятно, и сочинял тоже) легенды и тантрические описания Пемако, искал там пути паломничеств и места силы. В джунглях он нашёл охотников, проходивших «пятимильный зазор» насквозь, и нанял их проводниками. Охотники не знали ни о каком водопаде и никак не могли взять в толк, почему Бейкер так стремится продраться ближе к реке — с хорошим риском сорваться, а не следует прорубленной в джунглях тропе. Ян Бейкер хотел видеть воду. «Пятимильный зазор» — это и есть самое глубокое в мире ущелье, почти вертикальная щель между двумя стоящими рядом семитысячниками — Намча-Барва и Гьяла Пелри.

Группе удавалось преодолевать только по нескольку сот метров в день. Проводники уже готовы были оставить «безумного» Яна наедине с Брахмапутрой, когда на очередном спуске к реке им открылась величественная картина. Стиснутая до 20 метров в ширину полированными щеками скал, огромная река обрывалась и вертикально падала вниз, закипая в полёте. Глубокий зелёный цвет воды на срезе водопада превращался в снежно-белую пену у его подножия и взлетал вверх сияющим, в радугах, облаком. «Спрятанным водопадом» назвал его Бейкер, а журнал National Geographic в 1999 году назвал Бейкера «Исследователем тысячелетия».

Здесь кончается история исследования Брахмапутры, но не Пемако. Этот лабиринт хребтов и ущелий до сих пор хранит в себе множество нерассказанных историй и неторённых троп. Значит, нам туда было надо. В лесах северной, Тибетской части Пемако спрятаны значительные силы китайской армии, и она абсолютно закрыта для иностранцев.

С южной стороны границы находится индийский штат Аруначал-Прадеш и стоит индийская армия. Там солдаты носят смешные кожаные гамаши и по вечерам получают пайку рома. Мы уже бывали несколько раз в джунглях Аруначала и каждый раз благоразумно выбирали сухой сезон. В это время джунгли переходят на режим энергосбережения — почти нет цветов и плодов, животные становятся пассивными и стараются не попадаться на глаза людям. Однако романтический флёр «настоящих», «живых» джунглей затмил здравый смысл, и мы поехали во влажный сезон. А стоило бы внимательнее читать дневники Кингдон-Ворда: «…что здесь общего для всего района — так это бесконечный дождь; змеи и дикие животные, гигантская жалящая крапива и мириады кусающих и кровососущих клещей, шершней, мух и пиявок». Он как ботаник вынужден был путешествовать только во влажный сезон, когда цветы позволяют определить видовую принадлежность растений.

На пропускном пункте при въезде в Аруначал индийский офицер поинтересовался, как мы собираемся попадать в Пемако. Я показал ему на карте подвесной мост через Брахмапутру. «Моста пока нет. Смыт паводком», — сказал офицер и аккуратно пропечатал въездной штамп на нашем разрешении на въезд. Мост был не единственным, но и проблема тоже пришла не одна.

На единственной дороге вдоль реки обрушились сразу несколько мостов из металлоконструкций. У первого мы обнаружили взвод сикхов в синих тюрбанах, головокружительные трюки экскаваторщиков на крутых, съезжающих в реку склонах и две половины моста, повисшие всего метра на два ниже дороги. Мы перешли ущелье по остаткам моста и дальше двигались своим ходом. 

Поначалу мы часами наслаждались ровным асфальтом, временами карабкаясь через сели, перехлестнувшие дорогу. Местные иногда помогали нам нести груз, а иногда тащили у нас мелкие, но ценные вещи. Так добрались до посёлка Миггинг, откуда дорога до последнего сохранившегося моста через Брахмапутру была ещё цела.

В Миггинге было целых четыре машины, но ни одна не хотела ехать. Водители боялись, что дорогу смоет и они не смогут вернуться домой. Мы провели полночи торгуясь. Цена росла, но водители качали головами и уходили от стола один за другим. Остался последний, а ставка уже в шесть раз превышала нормальную, из сухого сезона. Он сидел красный, со вздувшимися на лбу жилами, словно всё это время задерживал дыхание. «Нет, не поеду», — выдохнул со стоном, встал и пошёл в ночь. Рома поднялся за ним. Через десять пропитанных безнадёгой минут они вернулись. Лицо водителя из красного стало белым, Рома нежно обнимал его за плечи. Казалось, водитель близок к обмороку. Ни слова не говоря, он завёл свою «Тату Сумо» и влез за баранку. 

Мы гнали всю ночь через адский непрекращающийся ливень, через грозу, подобную божьему гневу. На рассвете мы въехали в армейский лагерь, расквартированный перед свежим селем. До моста оставалось километров десять. Водитель пробормотал, что ему надо немедленно ехать обратно, уронил голову на руль и заснул. Не знаю, сколько он проспал, но точно больше, чем мог себе позволить: ещё один сель сошёл в паре километров ниже по реке и закрыл ему дорогу обратно на целый месяц. Это мы узнали уже на обратном пути, а пока нам не терпелось узнать, как Рома уговорил водителя на этот самоубийственный рейс. «Я сказал ему на хинди что-то вроде „Я буду молиться богу в твоём лице“». — «И что это значит?» — «Трудно сказать. Однажды мне порекомендовали выучить эту фразу для безнадёжных ситуаций. И видишь — она работает!»

Продолжение рассказа о путешествии Ивана Дорджиева в ущелье Брахмапутры выйдет в самиздате 28 ноября.