Из города Иванова приходят дивные новости: местные власти только что разрешили проведение гей-парада и митинга за легализацию однополых браков, а суд арестовал местную жительницу за публикацию видео во ВКонтакте и оправдание терроризма. По просьбе «Батенька, да вы трансформер» Наталья Налимова, художник из Иванова, написала эссе про свой город, его неизвестные стороны и жителей.
Не заблудиться в Иванове трудно.
— Как дойти до центра? — спросит турист.
— До центра? Вы в центре.
— Мне говорили это час назад, там, за углом!
— Правильно говорили. Но гляньте: это же почтамт, центр, какие могут быть сомненья?!
Обернётся турист на почтамт, отметит его внушительный вид и свежий ремонт, а собеседник — фьюить! — и пропал. Чтобы случайно не сформулировать то, что формулировать не стоит. Рано.
Центр у Иванова — не точка, а линия, и даже не вдоль скучной реки Уводи, а поперёк через головы уток. Откуда такая прямолинейность, никто не знает, но и площадь Ленина, и площадь Революции — определённо центры. Бродят потерянные туристы от центра к центру, теряют концентрацию и не видят самого важного. А важно именно то, что любой ивановец чует, но обсуждать не будет. Не время. Даже если кто-то скажет прохожему: «Постой, замри, оглянись — и ты поймёшь!» — не поймёт. Понимает Иваново только тот, кто там жил. Любит Иваново тот, кто понимает. Остальные — туристы.
Город Иваново выскочил, как прыщ, жалкие сто пятьдесят лет назад. Ещё живы люди, деды которых помнили его основание. Село Иваново плюс Вознесенская слобода — вот вам и город. Кругом многовековые Ярославль, Суздаль, Владимир, Кострома, Нижний. В самой Ивановской области Шуя, Кинешма и даже мелкий Лух смотрят на областной центр, как на деревню. Ишь, выискался. Ни кожи — только искож со своим винилом. Ни рожи — герб придумали в семидесятые и перерисовали в девяностые, чтобы выглядел помоднее. Легендарные невесты состарились, Родину первого совета застроили буржуйскими торговыми центрами, ситцевый край перепрофилировали в спальный район страны.
— Ивановка! — зовут Иваново в Шуе, подразумевая его низкое происхождение.
— Убахобо! — веселятся сами ивановцы, подразумевая UBAHOBO.
Вот тут-то и надо быть внимательным. И семки, и компьютеры, и помойки, и раздельный сбор, и водка, и пуэры, и нарядные казаки, и арт-пространства. Иваново вмещает всё. Селяне, фабрики, слава СССР, перестройка, современность — прорва. Поэтому мимикрия и убегать от расспросов туристов, поэтому нельзя формулировать то, что формулировать рано, пусть сидит в подсознании, оно — самый надёжный тихий омут. Все молчат, а жизнь в Иванове усредняется и оседает пластами, устаканивается и консервируется, обкатывается и заныкивается для будущего. Только для него.
Жил-был древний финно-угр, буянил, умер, а его финно-угрость никуда не делась, легла на дно Иванова, а вот буйство — на выход. Светлая юная героиня ушла погибать за идеалы, светлота и юность разлились по городу, а самоубийственный героизм — снова вон. Жулик украл кошелёк и более ничем не прославился — прочь, маргинал, оставь только милую привычку потряхивать кудрями. Добрая семейная барышня жила в рамках приличий, не выделялась, с соседками не собачилась — наш человек. Время выравнивает вершины, засыпает провалы, остаётся золотая ивановская середина. Усушка и утруска, был Иваново-Вознесенск, теперь Иваново. Место выживания.
Среди ныне живущих ивановцев случаются герои нашего городка. Возьмёшь одного, потянешь за ниточку — и понеслось. Иваново разматывается, как сказочный клубок, ведущий к Василисе Премудрой.
Героиня А. выращивает внука, отдаёт ему всю себя, потому что внук есть. Когда его не было, работала А. в городской библиотеке. Что за работа в холодное и голодное девяностое время? В читальном зале, среди ежедневных интеллигентов. Перекладывать бумажки и обсуждать начальство. Изучать новое чудо: компьютер и электронный каталог. И — греться, пить чай, подкармливать посетителей, а то не доживут до следующего тома желанной книги. Шоколадные конфеты с печеньками и чай в деликатесных, как тогда казалось, пакетиках не переводились, и никто из прикормленных не уходил без подорожника — так называла А. скромное подношение. Те же конфеты, печеньки, заранее приготовленный шоколад. Самым с виду голодным подсовывала купюру-другую, и попробуй откажись. Откуда деньги? На поддержку уходила вся библиотекарская зарплата. Много ли человеку надо, если дети уже выросли. Теперь вот внук и пенсия, и больше не муза, а бабушка, но ничего не изменилось ни для А., ни для посетителей читального зала. Выросли дети у других библиотекарей, и всё заново.
Одним из самых голодных читателей был герой Б. Жил, да и сейчас живёт, на границе города и деревни, у болотной речки. От шоколада никогда не отказывался: «Правильная она, А., о других заботится. А конфеты в хозяйстве пригодятся. И пятьдесят рублей». В библиотеке он больше всего любил фантастику и опусы о древних русах, которые только входили в моду.
Сбежав от родителей в сарай, где семья раньше выращивала свиней, он отрёкся от сельского хозяйства, презрел папину лошадь и мамину корову, возлюбил мазы, камазы и дорогу. Когда умер отец, что-то изменилось в голове у Б., он оставил технику и вернулся в конюшню. С тех пор там и обитает. Каждый ивановец видел Б., едущего в кожаном колпаке с дырками для глаз верхом на чёрном Пилоте. Отопления в сарае у Б. до сих пор нет — спит в одежде, греется электронагревателем под кроватью — не из-за лени, а по соображениям. Вот случится техногенная катастрофа, хлипкие горожане замёрзнут первой же зимой, а для Б. ничего не изменится, он привычный. И даже наоборот, положение Б. определённо улучшится. Навоз и гужевой транспорт будут цениться вдвойне, так что Б. спасётся сам и спасёт тысячи. Ожидая неминуемое, герой Б. заново придумывает религию предков, ставит идолов Макоши у каждого ручья, участвует в странных обрядах с козлом Козимиром. Никакой чернухи, лишь разноцветные ленточки с колокольчиками для Козимира и катание детей на Пилоте. От этого начинается весна и повышается урожайность. У выдуманных предков Б. подобные ритуалы были обязательны, а предков нельзя обижать.
Герой Б. наведывался в квартиру боевой подруги. Квартиру сдавала В., шикарная женщина средних лет. Она пела на обшарпанной кухне, забывала брать квартплату и много гуляла, особенно в гости к Г., своему приятелю, человеку без зубов, прошедшему огонь, воду и зону. Герой Г. наносил ответные визиты со своим чаем, варил чифирь, который сам использовал, как полагается, а остальные — разбавляли кипятком, как простую заварку. Иногда на кухне собиралась вся компания, Г. делился историями из зоны и рассказывал, как правильно жить по понятиям и сидеть на корточках. В. грустно кивала, вспоминая, что однажды общалась с милицией. Работала она тогда на текстильной фабрике. По примеру подружек, которые обматывались гобеленами до рубенсовских габаритов и спокойно проходили мимо вахты, она свернула кусок гобелена и засунула за пазуху — всегда хотела приличный коврик в коридор. Тут-то её и поймали. Милиция пришла с обыском в квартиру В. Муж к тому времени уже умер, жили с дочкой на одну зарплату текстильщицы. Осмотрелась милиция, плюнула и ушла. Ни серебра, ни золота, лишь пара кастрюль и нервно мигающий телевизор. Дело заводить не стали, но с работы пришлось уйти. С тех пор по весне у В. случалось ускорение. Она пела не только на кухне, но и в лесу, куда убегала иногда на несколько дней. После укола, на который В. соглашалась добровольно, наступало долгожданное замедление. Сутками лежала она на диване в проходной комнате, Г. приносил ей картошки, сам варил, сам кормил и В., и вечно голодную квартиросъёмщицу, и частого гостя — Б.
В далёкий долошадный период в сарай к Б. заезжал Д. Он — фанат неба. Не романтический, а натуральный: летает на всём, у чего есть крылья. Д. видел в Б. соратника, делился планами: увести первобытный вертолёт со двора ярославской школы, пусть стоит в огороде. Выменять у дома технического творчества их Злин на старенький Миг-15, сперва забрав этот Миг-15 из леса у костромского аэродрома. Изучить свалку самолётов в Тушино, подумать, нельзя ли переоборудовать один из них в жилой дом. Посетить Анапу, там в детском лагере догнивает Мессер, а это непорядок и расточительство. Некоторые планы даже осуществились.
Иногда героя Б. посещает героиня Е., дама в годах. Она любит всё необычное, а сарай Б. — точно из ряда вон. Словив нужное впечатление, Е. вдохновляется и пишет натюрморты и загадочные картины с цветами. Всё остальное время она страдает. Жизнь ужасна, несправедлива, беспросветна. Зато в моменты вдохновения жизнь прекрасна, волшебна, божественна. Трудно быть столь впечатлительным человеком, но Е. держится. Летом она ходит в леса и заброшенные сады. Однажды её искал отряд Лизаалерт и не нашёл, Е. нашлась сама и удивилась, что кому-то была нужна. Каждому цветочку и грибочку Е. посвящает стих, иногда без размера, иногда без рифмы. В них любовь к природе и прошлому, в котором Е. была молода и красива, мир справедлив, страна сильна, люди идейны. Порой Е. ходит в супермаркеты и специально ворует в них продукты, чтобы толстопузых богатеев с сигарами, которыми Е. представляет владельцев магазинов, пощадили в аду за то, что они иногда делились едой с алчущими, и не засунули в самый большой костёр.
Героиня Е. недолюбливает героиню Ё., выбившуюся в начальники с меньшим, по мнению Е., талантом, тогда как истинно талантливые пропадают в безрадостной тьме. У героини Ё. почти идеальная семья, любимая работа, умный ребёнок и уважение всего города. Ё. заведует кафедрой в одном вузе, а муж Ё, наш герой Ж., — профессор в другом. Они вместе посещают выставки и концерты, оказывают друг другу знаки внимания, с удовольствием вспоминают о серенадном периоде своей жизни, совещаются по всем вопросам, обсуждают текучку, сообща бьются с бытом. Редкое согласие. Друзья З., единственного ребёнка Ё. и Ж., во время его школьной молодости были вхожи в дом, как родные. Когда Ё. и Ж. уезжали, не возбранялось устраивать вечеринки, а ночевать друзьям — конечно, без буйства — не возбранялось никогда. Друзья З. героиню Ё. любили. Она и по сей день ведёт свой предмет так, что студенты хихикают и сразу всё запоминают. С особой нежностью она относится к странненьким студентам, которые вроде и одарены, но однобоко. Им даётся поблажка с тем, чтобы полнее проявилась однобокая одарённость. И студенты проявляют её: кто на защите диплома, кто позже — и долго поминают родную кафедру добрым словом.
В вузе, где профессорствует Ж., есть преподаватель И. Он считает себя человеком заурядным, случайно попавшим в областной центр, в лучший вуз. Вырос в селе, учился в небольшом областном городе на культурологической специальности. Пройдя однажды соционический тест, принял себя Максимом Горьким, логичным и дотошным. Пожал плечами и признал, что да, он такой и есть, больше не пытается вызывать вдохновение и романтические чувства, но когда они приходят сами, не гонит — изучает. В вуз И. попал по физкультурной части. Помимо основной специальности И. легкоатлет, бегает марафоны, а ещё развлекается шахматами. Тому, что очутился в Иванове, очень рад. Тут и зарплата больше, и часов меньше, и премии, и отпускные, и сауна, и стоянка, и комната с душем, и бесплатный интернет. Одним словом, лучший вуз. В свободное время И. восстанавливает старые вещи. То торшер починит, то столу из ДВП придаст благородный вид, то задекорирует бечёвкой треснувший цветочный горшок. Рады люди, доволен и И.
На кафедре, где начальствует Ё., работает К. Он всегда мил, спокоен, надёжен и готов помочь как по кафедральному делу, так и по любому другому. Министерские демоны грузят преподавателей бумагами, урезают часы, но К. не меняется, лишь берёт больше подработок на стороне и худеет от недосыпа. Чтобы совсем не застрять в бытовухе, много гуляет с женой и друзьями по красивым местам города, ходит в гости, приглашает в гости, в общем, живёт. Бывает, стоят они с женой в парке, смотрят на закат, на проезжающий поезд, на пролетающий самолёт и чувствуют полноту жизни, недоступную самому мэру Иванова.
Есть у К. два друга, Л. и М., совершенные противоположности. Женщина и мужчина, боевая и тихий, путешественница и домосед, общественный деятель и человек, погружённый в себя. Л. просыпается в пять утра, чтобы покормить птиц, они ждут её у дома и даже стучатся в окна, если Л. запаздывает с птичьим завтраком. У Л. всегда заботы: как вылечить сломанное крыло у голубя, куда пристроить ворону, как успеть посетить детский дом, которому она отдаёт яблоки из сада, и вернуться к себе в привычное время, чтобы поболтать с подругой по домашнему телефону. Когда Л. сорвётся в очередной поход, никто не может предсказать. То байдарки, то горы, то лекции на другом конце Земли, то санаторий, то пить вино со старыми приятелями.
М. пишет книги. У него есть маленький домик с садом, в центре города — Иваново сделано из таких домиков почти наполовину. В домике печка, кресло, книги, стол, бумага, ручка. М. пишет ту самую книгу о нужности всего сущего, которую Волшебник потом подсунул Ондатру. Иногда кусок книги издают, М. удовлетворённо вздыхает и пишет следующую часть. Кроме домика он бывает в квартире, где хозяйничает его жена Н. Без поддержки, нормального женского цинизма, борща и взбучки трудно существовать даже философу-интроверту. Н. — технарь, история становления вычислительной индустрии прошла под её наблюдением. Рассказывая о пятикилограммовых винчестерах на несколько байт, Н. одновременно может чистить картошку, вызывать сантехника, уточнять прогноз погоды и размораживать холодильник. Вот что значит логика и опыт.
Иногда К., Л., М. и Н. посещают поэтические сборища, организованные лично О. Сам О. велик, громок и самолюбив. На сборища ходит прекрасной пёстрости бомонд, каждый полуторный — поэт. Они читают стихи свои и друзей, к ним приезжают поэты других городов и стран. Герой О. получает премии и издаётся. Прочие поэты тоже не лыком шиты. Посторонний человек теряется от силы слова, бледнеет и прислоняется к стенке и стесняется попросить стаканчик чая, когда его пьют все. Поэзия в Иванове — серьёзная, почти материальная вещь, она может приложить о косяк и вызвать агорафобию.
Фейсбук не так любят в Иванове, как Твиттер. Бывает, что реклама и правда становится двигателем прогресса. После того, как тогдашний президент страны порекомендовал всем заиметь по Твиттеру, в Иванове случился бум, и само собой сложилось сетевое твиттерное сообщество, куда вошли люди не пубертатные и не старые, а самые деятельные, в полном расцвете сил, на которых держится человеческий мир. Сперва они просто писали твиты, затем встретились за общими делами, перезнакомились, подружились. Позже часть твиттерян ушла в ивановское правительство и в бизнес, не поменяв ни стиль общения, ни любовь к личным пересечениям. Они и сейчас встречаются, ежегодно устраивают конкурс на лучшего блогера, собираются в кафе играть в скрабл, комментят друг друга, иногда ругаются, но не очень всерьёз. В будущем кто-то из них непременно напишет диссертацию о влиянии сетевого сообщества на жизнь региона, но ещё никто не созрел, слишком деятельные люди, чтобы заниматься разбором полётов. Политика, бизнес и самосовершенствование им пока интереснее.
Кроме журналистов серьёзных в Иванове есть и не очень серьёзные, и не очень журналисты. Например, Р. Он — копирайтер-фрилансер, он не хочет работать на организацию, ходить в офис, блюсти дресс-код. Он навсегда остался хиппи. Знаком настолько со многими, что кажется, будто со всем городом, а иногда кажется — со всей страной. Конечно, он тоже зависал в гостях у З., когда родители З. уезжали на дачу. Но теперь все зависают у него. В каждом городе должен быть такой владелец трёхкомнатной квартиры в центре, как Р. Туда можно заявляться днём и ночью. Можно залезать в холодильник и выковыривать из него позавчерашний бутерброд, можно брать хозяйский ситар и сидеть в углу, можно устраивать внезапные концерты и курить на балконе. Этим без колебаний пользуются все друзья Р., поэтому одного его застать дома трудно. Когда он один, то чувствует давление заказа, в панике включает компьютер, ходит по квартире, гладит то одну кошку, то вторую, то пятую и думает о вещах скучных. Только спасительный звонок вырывает Р. из рабочей несознанки. Если гостей приходит много, три комнаты кажутся Р. слишком маленькими. Раздвигая стены, Р. легко договаривается с любым клубом города о халявном аппарате и учиняет концерт.
Щ. никто ни к чему не принуждал. Она росла отличницей, умницей, красавицей и выросла идеалом. Устроилась работать в айти-компанию модным вебдизайнером. У Щ. всегда всё только самое лучшее. Вкус, родители, муж, работа. Щ. играет на рояле и поёт. Щ. выступает на конференциях. Нет никого краше Щ. и умнее Щ. При виде Щ. люди падают в обморок, получают инфаркты, сходят с ума. Сайты Щ. идут нарасхват, ей предлагают работу все компании страны. Но Щ. остаётся в Иванове, потому что любит малую Родину и надеется улучшить её, поднять до своего уровня — уровня совершенства.
— Не грей руки на трубе! К старости болеть будут. Лучше потри, вот так, — и сама тёрла руки детям.
— Иди завтракать! Как денег нет? На еду? Займи вон у ваших ребят. Завтрак — это обязательно. Вот вырастешь, поймёшь.
— Замёрзла? Пошли, покажу хитрость. Машину хорошую вам поставили, а пользоваться не научили, — уводила в туалет, включала сушилку для рук, оттягивала горловину свитера и задувала туда горячий воздух, — а завтра потеплее одевайся, простудишься ещё.
Наверное, это была последняя классическая невеста города Иванова, из старых ткачих, тех, что поднимали производство. Она совсем состарилась и умерла, цветов в училище стало заметно меньше, а память о Я. осталась.
Если постараться, в Иванове можно найти героя Й., и даже Ъ. с Ь., но лучше остановиться на последней приличной букве.
Что ещё сказать про Иваново? Город не зелен, не сер. Реки и улицы не широки и не узки. Люди не злы и не добры. Время и текущее, и прошлое, и будущее. Протяжённое.
Нет места спокойнее Иванова. Не бывает землетрясений: Восточно-Европейская платформа. Не бывает наводнений: сто метров над уровнем моря. Ещё не север с дикими морозами, но и не юг с дикой жарой. Выживают и каштаны, и виноград, и олений мох. Наконец, в Ивановской области остановился ледник. Осмотрелся и решил: всё, дальше не пойду, разольюсь болотом.
Нет места бесполезней Иванова. Нет угля, нефти, золота и алмазов, только песок, гравий и родной торф, до которого час ходу из любой точки области. Человеку отопление, растению удобрение, а производству торф — вещь зряшная, неперспективная. Нет плодородных земель. Огородник вырастит и огурцов, и помидоров, а махина сельхозкорпорации застрянет в суглинке. Нет промысловой рыбы, нет зверья. Нет крупного производства. Есть клюква и грибы, но они открываются только людям, наладить массовый сбор и сбыт никакой менеджер не сумеет. Есть вузы, где студенты, приезжие и местные, вживаются в Иваново и заносят потом ивановский вирус даже в Африку. Студенческая дружба народов простирается куда дальше Ереванова, опутывает планету.
Однажды любой ивановец формулирует-таки свою ежедневную мысль. Электричество ли отключат и появятся звёзды, радуга ли случится двойная — разные бывают обстоятельства. Стоит ивановец на балконе среднего этажа, видит звёзды с радугой и понимает: если долго смотреть на Уводь, то мир проплывёт мимо балкона кверху лапами. Армагеддон, техногенная катастрофа, уровень океана, кислотные дожди, всемирное потепление, всемирное похолодание, битва с марсианами и искусственным интеллектом — всё мимо. И когда снова потеплеет после похолодания или похолодает после потепления, когда мир придёт в норму и не останется динозавров, вылезет ивановец из норы, отряхнётся, зевнёт и захватит мир.
